Когда маски сняты

Она вскидывается среди ночи, слепо шарит в темноте, пытаясь зажечь свет. — Хелена. — Голос заставляет её замереть, останавливая руку у самого выключателя. — Это просто плохой сон. — Тот же, что и всегда. Кейн бессильно откидывается обратно на подушку, спина всё ещё болезненно напряжена, челюсти крепко сжаты. Джина мягко гладит её, но прикосновение не успокаивает, и Кейн отстраняется. Джина ничем не показывает, что заметила это. Перевернувшись на живот, она кладёт подбородок на сложенные перед собой руки, и Хелене кажется, что она может различить в темноте каюты светло-медовые локоны. — Я вижу, что что-то грызёт тебя. — В её голосе слышатся тепло и забота. — Ты слишком загоняешься. Кейн криво усмехается. — Я недостаточно загоняюсь. — Чего ты боишься? В любое другое время ответом послужил бы лишь короткий смешок либо небрежный взмах рукой. Но Кейн ещё не до конца пришла в себя после кошмара, воспоминание о том, как она потеряла сестру, даже не попытавшись её спасти, слишком остро. Она запускает пальцы в волосы и произносит едва слышно: — Я боюсь подвести свою команду. Боюсь, что… я даже не знаю чего. Это ложь, но Кейн всё ещё не готова говорить правду. Однако ей не стоило недооценивать свою собеседницу. — Ты боишься, что не сможешь удержать боль, которую носишь внутри, и она выплеснется на них, — шепчет Джина и придвигается ближе, легко обвивая одной рукой её талию, другой обнимая за шею. — Боишься натравить на них собственных демонов. — Теперь голос звучит у самого её уха. — Ну как, я близка к истине? — Слишком, — выдыхает Кейн. Невесомые прикосновения пальцев к её коже заставляют пульс участиться. — Ты считаешь, что отмечена роком, — какое самомнение. — Кейн видит сверкнувшие в темноте зубы, когда Джина усмехается, а затем та приподнимается и оказывается на ней. — Твоя гордыня поистине восхитительна. Кейн слишком поглощена процессом освобождения Джины от лишней одежды, и ей требуется несколько секунд, прежде чем до неё доходит, о чём та говорит. Если бы на её месте был кто угодно другой, подобные слова вызвали бы вспышку ярости, вмиг разметав привычное самообладание. Но она позволяет Джине то, чего не позволяет другим, — без колебаний, без сомнений, твёрдо зная, что это того стоит. Если не так выглядит любовь, то Хелена Кейн не знает тогда, что такое любовь. Она зарывается пальцами в волосы Джины, оттягивая назад её голову, и оставляет зубами след на её шее. — Гордыня? — насмешливо повторяет она, ведя пальцами вдоль позвоночника Джины, и едва не стонет от того, как по её телу пробегает дрожь. — Разве это гордыня, если я действительно настолько хороша, как считаю. Прежде чем Кейн успевает осознать происходящее, она оказывается прижата к постели уверенными руками, водопад золотых волос падает на её лицо. — Ты хороша, этого не отнять, — мурлычет Джина, нависая над ней так низко, что их носы едва не соприкасаются. Кейн закрывает глаза, чувствуя захлёстывающую её волну возбуждения. — Но ты всего лишь человек, Хелена. Ей чудится веселье в голосе Джины, но Кейн не успевает задуматься об этом, потому что в следующий миг Джина целует её, смывая прочь все мысли, все тревоги и страхи. Несколько месяцев спустя Кейн будет неподвижно наблюдать из угла камеры, как один из её лейтенантов со спущенными до щиколоток брюками будет вбиваться сзади в Джину, пока двое других будут держать её за руки растянутой на столе. Каждый толчок будет вырывать у Джины лишь хриплые выдохи; её взгляд всё время будет прикован к Кейн. Её лицо будет серым от голода, изнеможения и долгих недель надругательств, но она не проронит и звука. В этот момент Кейн будет испытывать триумф: она исполнила свой долг, защитила своих людей от предательства (защитила их, хотя не смогла защитить саму себя). Демоны её прошлого наконец затихнут. Она встретит взгляд Джины спокойно и уверенно, без малейшего признака колебаний, когда лейтенант, кончив, натянет обратно брюки и уступит место следующему. — Постарайтесь разукрасить её как следует, — прикажет она, складывая руки на груди и снова прижимаясь спиной к переборке. Но этой ночью Кейн засыпает, положив голову на тёплое плечо, пока тонкие пальцы перебирают её волосы. Кожу Джины украшают следы от её ногтей и зубов, их тела расслаблены, обессиленные страстью. Этой ночью Кейн легко погружается в тёмную пустоту сна, лишённого сновидений, слишком утомлённая, чтобы заметить, что Джина едва ли вообще спит.