Наша прошлая жизнь

На улице было невыносимо холодно. Декабрь. Пурпурное ночное небо нависало над нашими плечами. Мы касались ими так редко, почти незаметно. Незаметно лишь для них. Они. Все только для них. Вся моя жизнь лишь для этих людей и никак иначе. Людей, проходящих мимо меня каждую минуту и считающих, что это их забота - знать обо мне всё. Ну конечно. Мне остаётся лишь опустить руки в примирительном жесте и склонить свою дурную голову. Конечно. Так было и будет всегда. Наши жизни больше нам не принадлежат. Мы все лишь безвольные куклы, запертые в бесконечном остервенелом танце, мчимся навстречу неизбежному концу. Если бы не ты, в моей жизни всё было бы проще… …А разве было бы? Был ли у меня шанс? Шанс, который даётся лишь раз, и то, ты спохватываешься слишком поздно, чтобы хоть что-то изменить, исправить. Его не было. Я всегда стремился лишь к тебе. Я увидел тебя впервые, когда мне было семнадцать. Прекрасное время. Только сейчас, оглядываясь назад, я вижу свои упущенные возможности. Кем бы я стал, не встреть тебя тогда? Быть может, пошёл по стопам отца и стал менеджером? Или, может, врачом, как настаивала мать? Я так хочу всё вернуть. Ты красивый. Тот, о ком и мечтать-то глупо. Рано или поздно рассмеёшься от своих наивных влюбленных фантазий и, стукнув себя по лбу, запрёшь их на замок, в самый далёкий ящик письменного стола, туда, куда заглянешь лишь разок, или другой, а, может, и все десять, не удержав мысли при новой встрече. Ухмыльнёшься или нет, а по-другому тебя описать нельзя. На уме лишь банальное “совершенный”. Совершенный во всем, будь то сложнейшие математические задачки, которые я специально решал самым сложным способом, чтобы только увидеть в твоих глазах лёгкую улыбку, которой ты всегда одариваешь сильных учеников, которым я никогда не был. Или же в вещах, абсолютно точно не ассоциировавшихся с учителем математики, преподававшем в захолустной школе на окраине. Ты увлекался танцами, серьезно? Я до сих пор не могу забыть твой возмущённый взгляд, когда я, услышав об этом, громко рассмеялся прямо на набережной, куда ты затащил меня в сильнейший ливень. Я не мог остановиться, и ты сам остановил меня внезапным поцелуем. Нашим первым поцелуем. С тех самых пор мне не хотелось смеяться. Тогда я понял, что все изменилось. Поначалу я не мог даже подозревать, что что-то не так. Вся моя жизнь стала идеальной с тобой. А потом все разрушилось. Выпускной бал никогда не вызывал у меня такого восторга. Мои одноклассники вовсю готовили речь, кто-то бегал по магазинам в поисках “того-самого” платья, которым они мечтали покорить “того-самого-единственного”, а кто и вовсе ожидал распрощаться со своей девственностью с первым же встречным. Всем хотелось ощутить себя взрослее в эту ночь. Придя туда, я не обращал внимания ни на кого, кроме Арсения. Мы вновь и вновь встречались ласковыми взглядами. Я больше не мог оставаться в дали от этого мужчины. Я ощущал его присутствие в том зале физически и был не способен сопротивляться его влиянию на меня. Стоило лишь протянуть руку и коснуться его, чтобы всё вокруг замерло. Всего лишь раз коснуться, хотя бы украдкой. Быть может, удастся украсть маленький поцелуй. Короткий и нежный, как его прикосновения. Как его бархатный голос, как он сам… Я ненавижу себя за то, что случилось. До сих пор ненавижу. И я миллион раз просил у тебя прощения. Ты до сих пор не простил. Я вижу, как ты смотришь на меня. Когда я гляжу в твои глаза, я всё ещё вижу твою любовь, но стоит лишь присмотреться, становится нечем дышать. В твоём взгляде навсегда поселилась нотка ненависти, столь незаметная, но мне всегда кажется, что лишь раз я оступлюсь и она заполнит твою душу до предела. Может, ты сорвёшься. Лучше бы сорвался, чем все эти годы мучить нас обоих недосказанными словами. Я лишь хотел коснуться тебя, но уничтожил нас. Тебя выгнали из школы, а меня надолго отправили в исправительный центр для детей с нарушенной психикой. Будто бы это помогло хотя бы одному из нас. Мои родители не хотели меня знать. Они не приняли моей ориентации, как и не приняли наших чувств. Нет, наших чувств ничто не разрушило. Постепенно я понимал, как мне плохо без тебя. По ночам, комкая простыни, я, как мог, заглушал дикие вопли своего отчаяния. Ты исчез. Будто и не было вовсе наших долгих прогулок по набережной, не было дополнительных занятий до полной темноты, когда во всей школе горел свет лишь в твоём кабинете, где ты поначалу рассказывал мне об ужасно скучных уравнениях, о которых мне хотелось слушать снова и снова, ведь только тебе удавалось сделать этот процесс увлекательным, а затем мы целовались так, будто от этих касаний зависели наши жизни, до полной нехватки кислорода. Ты очень умён, и это захватило меня с первых же минут нашего знакомства. К сожалению, это не уберегло тебя от такой ужасной ошибки, как наша связь. Я так виноват перед тобой. Мне ужасно жаль, что тебе достался настолько глупый ученик, который, имея высшее счастье, сумел уничтожить его так скоро. Но я обрел второй шанс. Ты вновь ворвался в мою жизнь, как тайфун, разрушая ту фальшивую стену равнодушия, которую я пытался выстроить ради окружающих меня людей, которым, по-большому счету, и нет до меня дела. Им нужен лишь повод, чтобы показать всем и каждому, что их мнение хоть чего-то стоит. Ты сказал, что приехал за мной, а мои колени подогнулись, и я не смог дослушать твоих оправданий, почему тебя не было целый год. Это и не важно. Я снова оказался в твоих руках, а что до остального мира – мне нет никакого дела. Ты вновь обхватываешь меня за талию, крепко обнимая и впиваясь в мои губы своими, и мы едем далеко-далеко, в твоё новое убежище, как ты всегда называешь нашу квартиру. Здесь и настало наше счастливое время. Счастливое ли оно? Поначалу кажется, что да: мы вдвоём и никакие преграды нас не разлучат больше. Тут нас никто не найдёт. По ночам лишь хриплые стоны и утренние поцелуи на рассвете. То, о чем я и мечтать не мог. Если бы ты не начал меняться. Вначале незаметно пропадать до вечера, а по возвращению домой лишь коротко целовать меня в лоб и быстро скрываться за дверью, словно я и не заметил, насколько ты пьян. Я не могу тебя обвинять. Я все еще не простил сам себя, чтобы ненавидеть и тебя. Я никогда не смогу тебя возненавидеть. А ты, видимо, можешь. Мне снова и снова больно, когда ты приходишь с новой ненавистной работы охранника, тяжело вздыхаешь и отводишь от меня взгляд, хватаясь за бутылку, как за спасительный круг от моря отчаяния. Я так хотел стать для тебя этим кругом, уберечь от пропасти и вновь вернуться к нашим долгим вечерним разговорам ни о чем. Наверняка и ты хотел. Это не сработало. Я сам не помню, когда начал курить. Просто в один момент мне стало противно от нас двоих. Я впервые разозлился на тебя пьяного, ударив по щеке и накричав что-то невразумительное, просто спуская пар. Ты лишь пьяно усмехнулся и улегся спать, а я выбежал на улицу, забыв куртку, и, добежав до первого же ларька, выкурил сразу всю пачку. После этого я стал травить себя чаще. Сначала обычная травка, потом стало мало. Мне хотелось, чтобы ты узнал об этом и, как и тогда, в прошлой жизни, ударив по рукам, пригрозил, и мне бы больше не захотелось тебя ослушаться. Но затем я понял, что ты всё знаешь. Знаешь и ровным голосом говоришь: “До встречи”, снова уходя на работу, а я знаю, что вечером история повторится. И мне снесло тормоза. Больше меня ничего не держит.

***

– Зачем мы мучаем друг друга? – вопрос дался мне с таким трудом, что ком в горле не дал спокойно закончить. Ты посмотрел на меня так, будто видел впервые за эти годы. Я тоже уставился на тебя в упор, отмечая, как ты изменился. Под твоими некогда ясными голубыми глазами, теперь уже потускневшими, словно дождливое весеннее небо, виднелись глубокие морщины. Твои тёмные волосы цвета вороного крыла поседели, как будто ты постарел на лет двадцать. Тебе ведь всего двадцать семь! Ты перестал пахнуть свежим одеколоном, тем, каким пользовался во времена, когда мы познакомились. Я обожал этот терпкий запах мускуса. Мне нравилось утыкаться тебе в затылок и нюхать этот аромат, пока ты проверяешь тетради. «Солнечные блики пробиваются сквозь ситцевые занавески неопределенного цвета. Лучи медленно проходят по волосам, грея макушку, затем пробегают по спине, вместе с легким ветерком, дующим откуда-то из старого окна классной комнаты. Я близко прижимаюсь к тебе со спины. И ничего сейчас нет важнее. – Антон, перестань! – легкий смешок. – Ты снова завалил контрольную! Придётся снова проводить внеклассное занятие. – Угу, – выцеловываю что-то на твоей спине…» Неожиданно выныриваю из своих мыслей. Что-то не так. Ты плачешь. Сильно, навзрыд, постыдно громко для мужчины. Унизительно, но не для меня. Я ждал этого слишком долго. Мгновенно оказываюсь рядом, резко прижимаю тебя к себе, а ты утыкаешься мне в грудь, сильно-сильно, хватаешься, и мы словно падаем. Я хочу тебя исцелить, но и сам не могу избавиться от своей зависимости. Какие же мы оба жалкие и ничтожные. Мне абсолютно плевать, как мы выглядим в эту минуту. Я получил то, чего так долго хотел: возможность прикоснуться к тебе так, как раньше. И ты даешь мне это. В ту ночь мы исцелили друг друга любовью, так, как могли. Я отдавал свою годами копившуюся нежность, а ты - всю злобу на меня. На утро тебя снова не было рядом. Выжигая из памяти прошедшую ночь, я попытался унять кипящую злость и отчаяние. А потом мне вдруг стало очевидно. Ты никогда не думал, что всё наладится. Никогда. Все эти глупые надежды питал лишь я, мальчишка, одиноко бродящий по улицам крупного города, где было так легко затеряться, но ещё сложнее обрести счастье. Он был рядом со мной только для того, чтобы быть уверенным в том, что я ещё жив. Некая своеобразная обязанность, которую он сам себе навязал. Но он не мог контролировать свои настоящие желания. Он хотел моей смерти. Очевидно, что хотел. В каждом взгляде, в каждой фразе, брошенной из-за плеча, читалась его ненависть. В жестком сексе прошлой ночью. В равнодушии. Мне бы хотелось, чтобы он получил то, чего хотел так давно. Я не знаю почему так долго тянул. Мысль о самоубийстве пришла так, будто была тут изначально. Как будто я всё это время игнорировал простую истину: мне нужно умереть. Как бы было хорошо сделать это сегодня. Я хочу, чтобы он был рад. Хочу, чтобы последним, что я увижу, была его улыбка. Прежняя, словно бы утреннее солнце, яркая, добродушная. Родная. Быстро натянув на себя толстовку и старые потертые джинсы, выбегаю из квартиры, забыв закрыть дверь. Впервые за долгое время я улыбаюсь. Нездоровая улыбка на моем лице сразу бы испугала простого прохожего, но мне уже всё равно. Только вот не могу придумать, как это сделать? Можно попробовать что угодно, так ведь? Множество способов. Начинаю смеяться и не могу остановиться. Смех уже больше похож на дикий вопль, но мне всё ещё всё равно. Принимаю решение подняться на крышу. Хочу увидеть город в последний раз. Знаешь, Арс, меня всегда привлекала высота. Она дарит некое чувство свободы, когда можно вдохнуть полной грудью и наплевать на других, да даже на весь этот чертов мир, и оставить все свои переживания где-то там, далеко за своей спиной, отправляясь в иное путешествие, полное риска. Подхожу к краю крыши. Меня бьет озноб и колотит то ли от страха, то ли от холода. Да какая, к черту, разница? Ставлю одну ногу на перекладину, затем вторую. Нет, мне вовсе не страшно. Нет. А мои глаза наполнились слезами лишь из-за того, что тут невыносимо холодно и жуткий ветер. Да, только из-за этого… Вот я сижу, свесив ноги, и смотрю вниз с тринадцатого этажа. Сильно захотелось выкурить последнюю сигарету. Так и делаю. Последняя затяжка перед смертью. Как романтично. Внезапный захват сзади, и сильные руки тянут меня назад, обратно за заграждение. Я пытаюсь сопротивляться и вырываюсь, но что-то вдруг меня останавливает. Этот запах я не спутаю ни с чем в мире. Тот самый аромат Его одеколона из дешевенького магазинчика, напротив школы. Всё, что я смог себе позволить в то время, хотя его это вовсе не заботило. «– Спасибо тебе, – та самая улыбка-солнце на пол-лица. – Да чего там, Арсений Сергеевич, он на самом деле дешев…– начал было я, неловко почесывая затылок. – Опять ты за свое, – умелые пальцы пробираются ко мне на затылок, зарываясь в волосы и утягивая в нежный поцелуй…» Оборачиваюсь и мы встречаемся нос к носу. Его дыхание жаром опаляет мои заледеневшие на морозе щёки, и я не знаю, как себя вести. Он спас меня и сейчас выглядит крайне рассерженно. А зачем тогда спасал?.. – Антон, ты чем думаешь вообще? Совсем сбрендил? Снова накурился всякой дряни, да? Идиот! – кричал он. Для меня все словно в замедленной съемке. Он так близко, что можно притянуть к себе, поцеловать, как раньше. Почему так тяжело? – Ты слушаешь меня? – задал он вопрос, и я немного ухмыльнулся, вспоминая наши школьные занятия. Он так похож на прежнего себя. Так не хотелось снова наступать на те же грабли и видеть через пару дней, как он снова закрывается, становясь лишь своей бездушной копией. Мне вновь захотелось спрыгнуть. Я попытался развернуться и всё-таки закончить начатое, но он всё ещё крепко сжимал меня мертвой хваткой. – Стоять я сказал, – он вновь пригрозил, а затем вдруг резко изменился в лице. Его взгляд был настолько печален, а я понял, что плачу. – Антош, – он взял меня за руки, я задержал дыхание, – зачем ты так со мной, а? – голос задрожал, а на щеке блеснула одинокая слезинка, которую мне захотелось стереть с его уставшего лица. – Я знаю, что делаю тебе больно изо дня в день. Нажираюсь, как скотина, и прихожу домой так поздно, что ты потом не высыпаешься. Даже если так, слышишь, никогда не думай, что это всё стоит твоей жизни. Ты ничем мне не обязан. Ты можешь уйти в любую минуту, и я, если честно, думал, что так ты и сделаешь сегодня, поэтому и ушёл рано, чтобы, ни дай Бог, не попытаться тебя остановить, а ты тут такое вытворяешь, идиот, – он слегка встряхнул меня за плечи, пытаясь вразумить. – Я очень сильно люблю тебя и не хочу доводить до такого. Хочешь, я изменюсь? Я сделаю что угодно, слышишь? Что только попросишь, но прошу тебя, не заставляй меня пережить это снова, – он прижал меня к себе, и я почувствовал, как искренние слезы облегчения и страха от чуть было не совершённой ошибки скатываются по нашим щекам. Он накрыл нас обоих своей тёплой курткой, а я уткнулся ему в шею, наслаждаясь тем самым незабываемым мускусным запахом. Вечером мы снова шли по набережной, и я, клянусь, никогда не чувствовал себя настолько счастливым. Мы улыбались друг другу как тогда, в нашей прошлой жизни, которая плавно перетекала в наше настоящее и планировала оставаться нашим будущим. А всем этим людям вовсе не обязательно знать, кого мне следовало целовать на том выпускном балу.