Payback

Из-за Никифорова у Юры нюх теперь, как у охотничьей собаки. Как у чертовой ищейки, что улавливает любые, даже самые призрачные нотки. Зато сам Виктор не чувствует больше нихрена. Отдал возможность ощущать и различать запахи ради блядского Кацуки. Никто не в курсе, что у Виктора теперь аносмия. Никто, даже проныры журналисты. Даже самые близкие друзья, что альтруизма не оценили бы. Знали лишь Юрий, что теперь будто ищейка, и Юри, что смотрит на него с толикой вины. Однако Юре кажется, что тому не жаль ни капельки, у него ведь морда так счастьем и светится. Кацуки, похоже, единственный, кто в этой истории остался в плюсе. Ради него Виктор Никифоров, ебаный пятикратный чемпион, отдал красавице Судьбе обоняние, даже не раздумывая. Ебаный пятикратный чемпион, что рассказывал взахлеб какого хорошего и понимающего он встретил, как у него при мимолетном взгляде сердце в горле бьется. Рассказывал, что не жалеет ничуть, что не один аромат, даже самый сладостный и обожаемый, его хорошего и понимающего Юри не стоит. А у Юры из-за этого "хорошего и понимающего" вся жизнь по пизде пошла. Он в малейших деталях помнит день, когда проснулся от резкого смешивания ароматов, что между собой не шибко-то и сочетались. Юру тогда чуть не стошнило то ли от запаха несвежей рыбной консервы, которую где-то в закромах своей квартирки нашла соседка этажом ниже, то ли от благоухания, исходящего из мусорного бака. Все это было бы не так ужасно, если б не кофейня в квартале отсюда, тоже внесшая свою лепту. Для Юры, чей нюх до тех пор был притуплен регулярным воздействием табачного дыма, это стало весомым поводом для переезда. К той самой кофейне. Лучше кофе, чем блядские консервы и помои. Впрочем, обострившееся обоняние не помешало Юрочке выкуривать по пачке в день. Ему теперь, в принципе, ничто и никто не мешает делать, что вздумается. Юрочка ведь больше не должен казаться идеальным, не должен тянуться вверх по лестнице, на вершине которой стоит долбанный Виктор Никифоров. Он вполне может запнуться и покатиться кубарем вниз. А во время падения сломать нос, чтобы хоть на время потерять связь с этой хуевертией различных запахов, от которых уже голова не просто кружится, а тяжелеет и раскалывается. Он вполне может опуститься на самое дно. Может и опускается, продолжает курить, бухать и делать все то, что Виктор не одобрил бы. Ведь Виктор теперь далеко в стране восходящего солнца и юрочкин многолетний страж курения ему по барабану. Да и появись он на родине, юрочкин перегар бы не почувствовал. Да и самого Юру не заметил бы. У Юры от таких мыслей ком в горле, которым он давится в перерывах меж сигаретных затяжек. Давится, но продолжает убеждать себя, что на Виктора ему плевать, что не больно вовсе, что не любит. Виктора Никифорова он больше не любит. Точно также как Виктор не любит его. Собственная ложь застилает глаза вперемешку со слезами. Себя не обманешь и Юрий это понимает, пусть и очень неохотно. Отношения с Виктором Никифоровым от и до - его личный психологический триллер со множеством сиквелов. Отношения, где вместо точки все еще ставят запятую или многоточие. Дрожащие пальцы ломают сигарету и Юра, проклиная все на свете, тянется за новой. Квартира прокурена так, что даже открытые настежь форточки не помогают. У Плисецкого теперь появилась кое-какая стабильность: накурено и очень холодно. Сам он теперь все чаще сидит на подоконнике, как какая-то сопливая девчонка и пялится в окно. Питер тем временем кажется слишком уж серым и будто вместе с ним все глубже погружается в депрессию. Тоска, думает Юра, выпуская в окно из собственных легких новую порцию дыма, разлита даже в воздухе. Ему часто звонил Бека. Пытался вытащить из пучины, в которой он так погряз. Юра на эти попытки лишь криво улыбался, не выпуская из рук пепельницу. В то, что из затеи казаха выйдет хоть что-то путное, не верил. Пить, однако, все же бросил, благодаря стараниям друга. Юра тогда думал, что и жить-то нормально сможет, у него ведь Бека есть, такой хороший и понимающий Бека. Вот только не смог. Они потрахались разок, как настоящие друзья, а потом у Алтына появился соулмейт. Он ведь, как начались их недоотношения, и на улицу-то старался реже выходить, чтобы шансы встретить истинного стали еще призрачнее. Они "прятались" около месяца, может даже дольше. Вот только Судьба не любит, когда ее пытаются обхитрить. Это Юра понял, поймав на себе виноватый взгляд казаха. Надолго он в юрочкиной квартире не остался и укатил со своим то ли французом, то ли канадцем. Как этот иностранец вообще оказался в Питере - хер проссышь. На Беку Юра злиться не смог. Не все, как Никифоров, готовы жертвовать по-крупному, ради отношений, которые, возможно, долго-то и не продлятся. Да и реши Отабек остаться с Плисецким, получил бы по морде, ибо разрывать еще одну истинную связь русскому не хотелось. Кроме Беки спал он еще кое с кем. Тоже иностранец, то ли из Тайланда, то ли еще откуда. У Юры плохо с географией. Столкнулись случайно на узких питерских улочках, провели вместе пару ночей, а потом он уехал и больше они не связывались. По этому парню Юра и скучать не станет, он ведь и имени даже не помнит, помнит лишь, что парнишка тоже спортсменом был. Даже внешность случайного спутника все неохотнее всплывает в памяти, все размытее и призрачнее образ. Спустя время он и не вспомнит, как тот выглядел. Скучать и обижаться смысла не было, они сами условились только переспать и разбежаться. Курортный роман по-питерски, сука. Юра, в принципе, уже успел свыкнуться с мыслью, что так и останется один, наедине с прокуренной квартирой и пиздострадательскими мыслями о Викторе Никифорове, которые никак не хотят покинуть больную голову. Еще, конечно, будет кот, что вечно лежит в старом и дряхлом кресле, которому самое место на свалке, но выкинуть руки не доходят. Да и самому Юре место там же со всеми его пиздостраданиями и раздробленным в стеклянное крошево сердцем, да только, опять-таки, не доходят руки. Он снова сидит на излюбленном подоконнике, пуская сизый дым из собственных легких. Кот снова спит в старом изодранном кресле, а квартира снова прокурена. Эту идиллию нарушает трель звонка, которую так и хочется проигнорировать. Опять какой-нибудь проповедник, решивший поговорить о вере и впарить дешевую книжку о Боге. Юра верил лишь в одного Бога и этот Бог сейчас за тысячи километров целует чужие губы, касается чужого тела. Трель слишком настойчива и дверь приходится отпереть. За ней мнется неуверенно Виктор, ебаный пятикратный чемпион, что поставил на кон все, что имел и укатил в Японию. Два года прошло. Юра ахреневает настолько, что слов не слышит, да про сигарету, что тлеет меж пальцев, забывает. Вместо витиных слов - помехи, как от старого совкового телевизора, что передает картинку черно-белой. Юре вдруг кажется, что от Виктора слишком сильно несет весной, Японией и блядским Кацуки. Он бы так и стоял, смотря на Виктора на фоне телевизионных помех, если б не пепел с сигареты, что осыпался и обжег руку. - Мне жаль, что так вышло. Я хочу вернуться. - Никифоров неловко улыбается, нервно сжимая ручку чемодана. Плисецкий смотрит загнанно, да ушам своим не верит. Человек, из-за которого он пустил жизнь по пизде, сейчас стоит и говорит о том, что хочет вернуться. Его соулмейт хочет вернуться. Юра оглядывает его фигуру неверяще. Затем вдруг смеется, так громко, заливисто, что кажется, будто с катушек слетает. И пока Виктор смотрит непонимающе, Юра улыбается так, как не улыбался с начала всей этой херни. Улыбается и резко захлопывает дверь у того под носом. Едва початая пачка сигарет летит в мусорку.