Хорошо иметь в команде оптимиста

      Конечно же у них была комната для допросов. Использовалась она не слишком часто, потому что выспрашивать что-то у омников не имело смысла, да и люди до неё обычно не доживали. С другой стороны, он лично посидел там один на один с командиром Рейесом когда-то давно и мог со всей уверенностью заявить — это жесть как стремно. То ли Гэбриэл так умело нагнетал обстановку, то ли проведенные в полном одиночестве шесть часов в ожидании допроса ломали психику, но Джесси в тот момент не только в Блэквотч был согласен вступить, но и в тюрьму отправиться, лишь бы свалить из этой бело-синей пустой комнаты.       Но сейчас воспоминания уже поутихли, так что он мог вполне спокойно наблюдать за командиром, допрашивающим какого-то очень потрепанного на вид человека. Конечно же, с другой стороны стекла, потому как Рейес очень не любил, когда его отвлекают.       Допрос начался несколько минут назад и пока что ничего, кроме имени и еще нескольких несущественных данных о человеке, сидящем напротив чересчур спокойного Гэбриэла, Маккри не знал. Так же, как не знал — за что его, собственно, сюда привезли. И зачем ему на это смотреть? То есть, командир не настаивал, просто предложил. Но предложил в своей извечной манере, когда отказ для всех вокруг прозвучал бы не как ответ, а как наглейшее несоблюдение субординации.       Но вот стандартная часть, звучащая одинаково для всех, закончилась. Теперь, вроде как, настало время узнать, в чем же так провинился этот человек, что его отдали на растерзание командиру. Очень часто тех, кого им на заданиях удавалось взять живыми, просто без особых церемоний забирали. Конечно, это было хорошо с той точки зрения, что не приходилось заполнять бумаги и тратить время на вот такие вот мероприятия. Но одновременно показывало, как именно Моррисон относится к тактике Гэбриэла.       — Вы знаете, почему находитесь здесь?       — Потому что вы меня сюда привезли.       Голос у допрашиваемого был очень высокий, так что, не знай Маккри, что его зовут Джеймс Ровел, то решил бы, что это девушка. Да и сам внешний вид. Худоба, граничащая с анорексией, тонкие черты лица, очень грязного лица, огромные пустые глаза. Именно пустые, даже в визорах омников жизни было больше.       — Чем вы занимались последние три года?       — Я спасал детей, оставшихся сиротами после войны, — в его голосе явно сквозило сожаление. — Я находил их на улицах. Знаете, как жутко они выглядели? Голодные, худые, озлобленные, напуганные, но живые. Не смотря на все это они были живые!       — Скольких вы спасли?       — Сорок шесть, — гордо ответил Джеймс, ни на секунду не задумываясь. — Сорок шесть маленьких, пока еще живых человечков. Они мне так благодарны.       — Благодарны до сих пор?       Гэбриэл держался на удивление спокойно, что на него было непохоже. Он не давил, не выпускал свою злобную пси-энергию, как её привык называть Маккри. Просто разговаривал.       — Конечно. Да вы сами можете любого из них спросить! Вот Лизи, например, она бы умерла на улицах, она была близка к этому, если бы не я. Или Дэйв. Когда я его нашел, он воровал, чтобы выжить, представляете? А Марко! Он…       — Хватит, — прервал его Гэбриэл. — И где они сейчас?       — Вы отняли их у меня, — Джеймс, кажется, был готов заплакать. — Не вы лично, конечно, но ваши подчиненные. Так что это я должен спрашивать, где они! Куда вы увели моих детей?!       — Успокойтесь.       Маккри окончательно перестал что-либо понимать. Ни о каких детях, привезенных вместе с этим парнем, не было ни слова. Конечно, может быть, это было что-то секретное, но утаить сорок шесть детей? Это было как-то вне человеческих возможностей. Куда бы их дели?       — Вы сказали, что они были живы, — продолжил допрос Гэбриэл, когда Джеймс успокоился. — Значит ли это, что сейчас они мертвы?       — О нет, — человек вполне натурально ужаснулся. — Нет, нет, нет! Они же дети, они не могут быть мертвы! У вас, наверное, нет детей, раз вы могли подумать о такой дикости.       — Но вы сами недавно сказали, что спасенные вами дети были близки к смерти.       — Возможно, я не так выразился, — Джеймс замялся, явно подбирая слова. — Дети в какой-то момент умирают. Все дети, какими бы они ни были. Но это не зависит от вешних признаков, так запланировано природой. Я имел в виду, что являясь живыми, дети не могут умереть. Понимаете?       — Пожалуй, — кивнул Гэбриэл.       По его виду нельзя было сказать, понял он что-то или нет. Как, впрочем, и обычно. Но за себя Маккри мог сказать точно. Он совершенно не врубался, что несет этот больной. То есть вообще от слова совсем.       — Тогда почему у вас нет детей?       Этот вопрос, похоже, даже Гэбриэла поставил в тупик.       — Вам уже немало лет, — продолжил настаивать Джеймс. — И я не вижу ни одного ребенка. Вы же понимаете, чем это может обернуться?       — И чем же?       — Забвением, — тихо и очень зловеще прошептал человек. — Вы уже мертвы, это не изменить, но дети помогают нам существовать дальше. Вам немного осталось.       — Думаю, мертвецам уже не важно, существуют они или нет.       — Некоторым не важно, — согласился Джеймс. — Таким как вы, например. Но я хочу существовать дальше. Существовать и спасать детей!       — То есть, вы тоже мертвы?       — А вы не видите? Нет, признаю, мои дети помогли мне. Они очень благодарны и делают все, чтобы я оставался похожим на живого, но никогда не думал, что это обманет взгляд профессионала.       — И как же именно они помогали?       — Они делились со мной частями себя, — радостно ответил Джеймс. — Малышка Рози отдала мне свой глаз, Билли — легкие, Дэйв — печень. А Арчи был так благодарен, что поделился частью своего сердца. Это единственное, что нельзя забрать целиком. Очень ценный подарок, я держал его близко!       Он оттянул ворот серой кофты, демонстрируя гниющие раны на груди. Их было много. Разной величины и давности, но Маккри даже представлять не хотел, как все это дело пахнет. Да, парня явно попытались подлатать, но за такой короткий срок избавить его от всех следов и соответствующих запахов было нереально. А ведь Гэбриэл, казалось, не испытывает совершенно никакого дискомфорта. Оставалось только в очередной раз подивиться выдержке командира.       И только сейчас до него дошло, что на лице у Джеймса тоже не грязь. Эту часть его тела в порядок приводили с особой тщательностью, да и повреждена она была явно меньше, не запревая под одеждой. Однако следы швов и темные пятна давали понять, что и тут не обошлось без «подарков».       — И после этого вы считаете, что они живы? — все так же бесстрастно спросил Гэбриэл.       — Конечно же живы, — возмутился Джеймс. — Дети не могут умереть, я же уже говорил. И ваш бы тоже не умер, если бы вы приняли его подарок.       — Мой?       — Тот, который слушает нас, — Джеймс кивнул в сторону Маккри. — Он уже мертв, к сожалению, и ему самому пора заводить детей. Но вы могли бы оставить его живым навсегда. Оставить его себе.       Стекло, через которое Джесси наблюдал за допросом было зеркальное. Он отлично это помнил, потому что не только однажды там сидел, хоть и въелось это в голову на всю жизнь, но и потому что пару раз допрашивал не особо значимых личностей, на которых у командира не было времени. Так откуда, черт возьми, он мог узнать, что за ним наблюдают? И узнать, кто именно наблюдает. Кто этот парень вообще такой?       — То есть вы признаете, что лишали детей органов?       Стороннему наблюдателю было не заметить, но Гэбриэл действительно испугался. Об этом свидетельствовали напряженные скулы и едва заметный блеск в глазах. Будто у хищника, готовящегося напасть на дичь в несколько раз опаснее его самого. И Маккри его прекрасно понимал. От этого парня у него ладони потели в прямом смысле и холод пробегал по позвоночнику.       — Они сами не могли, — сокрушенно ответил Джеймс, явно не замечая производимого им впечатления. — Приходилось помогать им. Это неприятная процедура, скажу честно, но зато потом они остаются живыми навсегда.       — Джесси, принеси коробку.       Маккри не сразу понял, что командир обращается к нему. У него в голове вообще сейчас была блаженная пустота, посреди которой стояло одинокое перекати-поле, но мозг, видимо, принял приказ раньше сознания и отправил тело его исполнять. Так что, только когда дверь открылась перед ним, держащим в руках белый герметичный ящик, и в нос ударил тяжелый сладкий запах, Джесси, наконец, понял, на что подписался.       — Вы привели их, — Джеймс было дернулся в его сторону, но ему помешали наручники. — Детки мои!       Его взгляд метался от одного угла комнаты к другому, а на лице читалась такая непередаваемая радость, будто он выиграл во все лотереи мира сразу. Но спустя пару секунд, он нахмурился. Еще раз обежал взглядом комнату и обиженно глянул на плохо соображающего Маккри.       — Вы забыли Сьюзи! И Рона тут нет.       — Какие части они вам подарили?       — Сьюзи была самой маленькой, — Джеймс улыбнулся. — Она отдала мне язычок. А Рон, он никогда не был хорошим мальчиком, — теперь он посмеивался, явно что-то вспоминая. — Сначала он вообще не хотел ничего отдавать, но потом решил поделиться тем, что мешало ему быть хорошим. Я был очень благодарен, хоть вскрывать черепа и не слишком приятно.       Глубоко вдохнув, что не слишком помогло из-за витающего в воздухе густого запаха, Джесси попытался успокоиться. Еще не хватало прямо тут начать паниковать. Да и вроде бы не с чего особо. Ну да, больной человек, да, он каким-то макаром узнал то, что не должен был знать ни при каких обстоятельствах. Не из-за чего паниковать?!       — Спасибо, Джеймс, — голос Гэбриэла все еще звучал ровно, будто его вообще не волновало все происходящее. — Возможно, вам придется пообщаться с другими профессионалами.       — Я не против, — Джеймс кивнул. — Вы опять уведете их, да?       — Нам придется.       — Пока, детки, — Джеймс помахал закованной в наручник кистью. — Ведите себя хорошо! Не обижайте тут никого. С папочкой будет все хорошо.       — Пошли, Джесси.       Гэбриэлу пришлось пару раз подтолкнуть его в спину, прежде чем оцепенение спало. Ящик стал каким-то чересчур тяжелым, будто от осознания того, что лежит внутри, могли поменяться законы физики. А еще он вспомнил два тяжелых герметичных матовых контейнера, лежащих рядом с ящиком. Маленький и побольше.       Дальнейшее он запомнил смутно. Как Гэбриэл тащил его через корпус, как усадил на кровать в своей комнате и вручил бутылку джина. Это немного помогло. По меньшей мере, голова заработала и появилась возможность осознавать то, что ему говорят.       — Лучше? — Гэбриэл сидел перед ним на коленях, внимательно вглядываясь в проясняющийся взгляд.       — Не особо, — честно признался Джесси. — Меня будто молотком по голове ударили. Все звенит и мысли путаются. Что это было вообще?       — Ты и сам видел, — командир неопределенно махнул рукой. — Поверь, я чувствую себя точно так же, только справляюсь лучше.       — Так вот чего ты был таким вежливым, — Джесси нашел в себе силы усмехнуться, но тут же скривился, хватаясь за живот. Его тошнило. — А я уж не знал, что думать.       — Прибил бы его. Лично вот этими руками прибил бы.       — Так что мешало?       Маккри прекрасно помнил тех, кто умудрялся вывести Гэбриэла из себя. Обычно они долго не жили, то язык себе откусывая, то вешались в камере. Что только не случалось. И не важно, что в каждом находили пулю.       — Этот человек не наш, — Гэбриэл устало потер переносицу. — Его забирают сегодня вечером, а запись нашего разговора передается сначала в управление, а потом улетает вслед за ним. Кроме меня, тебя и Джека никто её не увидит. И, как ты понимаешь, придется подписать несколько бумаг.       — Не впервой.       — Боюсь, даже я такое увидел впервые.       Повисло тяжелое молчание. Джесси не мог придумать нормальные вопросы. Где они взяли этого парня? А такая ли это большая разница? Что с ним не так? Гэбриэл, стоило полагать, сам толком не знал, иначе не стал бы проводить этот допрос, более походивший на эксперимент и явно стоивший им с Джеком большой головой боли.       — Зачем ты позвал меня? — наконец нашелся Маккри. — Не за тем же, чтобы я коробку эту принес.       — И за этим тоже. Мне было интересно, как он на тебя отреагирует, и я понятия не имел, чем это обернется, — Гэбриэл чуть сжал его колено, будто таким образом извиняясь. — И, опережая твой вопрос, я не говорил ему, что нас будут слушать. И уж тем более не рассказывал твою биографию.       — Жесть, — чуть помолчав, Джесси снова с трудом улыбнулся. — А ты, судя по всему, и вправду ко мне привязался.       — Сallar.       Гэбриэл вернул ему улыбку. Такую же бледную, но искреннюю.       — Он говорил, что мы мертвы. Как думаешь…       — Пока я не распадаюсь на части — я жив, — резко прервал его командир. — И ты жив, пока твое сердце бьется. А что там по этому поводу думает человек, убивший сорок шесть детей, меня не интересует.       Джесси кивнул, соглашаясь. Живая рука сама собой оказалась на коротко-стриженном затылке, ласково поглаживая и принося успокоение обоим. Постепенно монотонная сладкая гниль, пробравшаяся, кажется, в самые глубины мозга, отступала, оставляя вместо себя какую-то глубокую серую пустоту.       Захотелось курить.       — Пошли на воздух, — он встал, протягивая Гэбриэлу руку.       Тот спорить не стал. Поднялся и пошел следом, изредка кивая в ответ на приветствия проходящих мимо членов Блэквотча. Растерянный и уставший человек остался за дверями комнаты, теперь командир снова выглядел грозно и спокойно. Ровно так же, как всегда.       Они вышли на вертолетную площадку, где все, имеющие непреодолимую страсть к курению, по-тихому придавались этой пагубной привычке. Вот и сейчас трое молодых рекрутов, опасливо косясь на командира Рейеса, поспешили свалить куда подальше, пока по шее не прилетело. К их счастью, командиру было не до того.        — Он реально пришивал к себе их органы?       Маккри закурил. Ему не то что было можно, тоже получал по шее перманентно, но сейчас была совершенно неординарная ситуация. Настолько неординарная, что первую закуренную сигарету у него отобрал Гэбриэл. Отобрал и глубоко затянулся. Значит, все действительно очень плохо.       — Ты бы видел, в каком состоянии он был, когда мы его брали. Блевали почти все, и я их даже не виню, — он усмехнулся, но как-то не весело. — Я трижды успел пожалеть, что вообще подписался на эту работу. Но коли уж подписался, пришлось лично его паковать.       — И этими руками ты меня трогал, — к Маккри начало возвращаться ироничное настроение.       — Могу предложить альтернативу.       Предложение было предельно ясное, так что Маккри чуть наклонился, все же он умудрился вымахать за последнее время так, что перегнал обоих командующих, и, ловя горький дым, поцеловал жесткие потрескавшиеся губы.       — А знаешь, — когда поцелуй прекратился, Джесси облокотился о стену, хитро поглядывая на Гэбриэла. — Он был не прав по меньшей мере в одном.       — Что из всего этого тебе показалось наиболее неправильным?       — Ты и так оставил меня себе навсегда, — прервав возражения, Джесси снова быстро поцеловал любимые губы. — И для этого вовсе не обязательно вырезать у меня селезёнку.       — Ты неисправим, — Гэбриэл сурово нахмурился, но все же не смог сдержать теплую улыбку. — Впрочем, иногда нужно иметь в команде оптимиста.       — Просто иметь оптимиста тоже неплохо.       — Джесси.       — Все, все, молчу, — он выкинул бычок в стоящую в нише стены банку и, ухмыльнувшись все еще хмурящемуся Гэбриэлу, направился в сторону выхода с крыши, где уже столпились трое новеньких, отчаянно делающих вид, что они ничего не видят и просто тут отдыхают в свободное время. — Но предложение в силе, командир.       Гэбриэлу только и оставалось, что последовать его примеру, оставив молодежь спокойно травиться. Ему еще предстояло подготовить множество бумаг. Некоторые из них можно, конечно, свалить на Маккри. Не зря же он, на самом деле, старался, выбивая парню допуск к допросу. Но работы все равно немерено, а вечер уже близко.