Собаки, вечно жить захотели?

Боль. Боли не будет конца. Учебка. Солнце нещадно палит, соленый пот стекает по лицу. Леон всегда любил жару, но сейчас песок, по которому их заставляют ползти, кажется просто раскаленным. Руки и колени содраны в кровь — он не видит этого под формой, но чувствует. Колючка раздирает спину до мяса, легкие горят так, что Леон не может глубоко вдохнуть… Сержант орет, подгоняя их, захлебываясь от собственной злобы: — Собаки, вечно жить захотели? Еще один миг, наполненный раскаленным воздухом, и картинка меняется. Выпускной. Их построили на плацу. — Я вас поздравляю, теперь вы стали людьми… — но сержант не успевает закончить. Выстрел сносит ему половину черепа так, что солдаты, стоящие шеренгой, оказываются перемазаны кровью пополам с ошметками мозга. Леон уже не помнит, как звали парня, убившего сержанта, помнит только, что потом он покончил с собой. Боль течет по телу раскаленной волной, проникая в каждую клетку, в каждый уголок сознания… Картинка вновь меняется. Марокко. Красный песок. Красный раскаленный шар солнца в небесах. Темно-красная кровь фонтаном после каждого выстрела. Винтовка, бьющая тупой отдачей в плечо. — Собаки, вечно жить захотели? Трупы с оторванными руками и ногами, с развороченными животами, из которых неряшливыми гирляндами торчат кишки. И снова боль — нескончаемый аккомпанемент для калейдоскопа видений… — Леон Гарсия д'Астуриус? — звучит женский голос. Леон силится открыть воспаленные веки. С третьей попытки у него это получается. Молодая белокурая женщина, стоящая перед решеткой — уж не смерть ли пришла за ним? Или галлюцинации стали более телесными, усмехаясь, думает Леон. Он неловко встает, тянется к раковине — сейчас он даже рад, что камера совсем маленькая. Включает воду и пытается окунуться под нее с головой. Ледяной поток приносит облегчение. Теперь Леон даже готов ответить. — Я здесь совсем растерял манеры, — отражаясь от стен одиночки, его голос звучит, как рык. — Простите меня, леди. Продолжайте. — У меня есть для вас предложение, — говорит женщина. Кажется, Леон ее узнал. «Собаки, вечно жить захотели?» — почему-то снова рефреном проносится в голове…