Почему они не были любовниками

Когда они впервые встречаются, Дориану она совсем не нравится. Излишне эмоциональная, вечно улыбается, без конца шутит. Само ее присутствие было для него раздражительным. Слишком громкая, излишне дружелюбная, слишком неуклюжая и в то время маг считал ее с ног до головы ненастоящей, фальшивой. Она вся слишком. Но стоило им разговориться, а Павусу взглянуть в ее сияющие от радости глаза, и он дал ей шанс. В тот день из библиотеки Инквизитор ушла поздней ночью после долгих споров о своей любимой книге. Он и сам не заметил, как за неделю привязался к неуклюжей девчонке с громким голосом и вечной улыбкой. Она знала о его пристрастиях, как оказалось, с самого начала и ясно дала понять об этом почти сразу, пожав плечами. А затем тюкнула его пальцем в нос и фыркнула. — Не переживай, я все понимаю, — подмигнула она и тут же потеряла к нему интерес, услышав бас с другого конца зала: — Эй, босс! Засмеявшись, Инквизитор убежала, подпрыгивая, словно девчонка. — Бегу, рогатый! Не пей там без меня! После двух месяцев ее уже было не выдрать из его жизни никакими щипцами. Тревельян могла до поздней ночи сидеть с ним в библиотеке, в соседнем кресле, рассказывая что-то и по привычке теребя прядь темно-русых волос. Самых невзрачных на свете. Да и глаза у нее абсолютно не яркие: серые или голубые, совсем не разберешь, какого они цвета. И кожа бледная, чуть персиковая, не идеальная, с маленькими точками прыщиков, временами выскакивающими то у нее на лице, то на плечах и груди. Да и грудь у Тревельян была маленькая, да и фигура средненькая, да и это еще мягко сказано. Лицо абсолютно не красивое, не раз отмечал он про себя, слишком крупные у нее черты. Он четко знал ее во всех профилях, знал даже сколько примерно она весит, так как уже не один десяток раз относил ее в постель, сонную, что-то недовольно бурчащую о том, что его усы щекочут ей ухо. Она была простой. Теплой. Родной. И… Почему они не были любовниками? Она смеялась со всеми, даже Искательница не могла удержаться, когда Лили, подпрыгивая, целовала ее в щеку. Первое время Кассандра что-то бурчала, но потом стала лишь закатывать глаза на все эти нежности. Но Дориан видел дрожащие уголки ее губ. А еще она любила подшучивать над ней и Варриком, но почему-то никогда не получала оплеух за это, лишь гневное шипение, которое ее ничуть не пугало. Варрик Лили обожал во всех смыслах. Дориан был бы практически не удивлен, если бы однажды гном признался ей в чувствах. Тетрас осмеивал всех, и Лили, казалось, была идеальной мишенью. Но нет. Павус ошибся. Варрик просто не мог над ней насмехаться, даже если девушка делала что-то глупое. И он никак не мог придумать ей прозвище. Лучше бы он придумал, потому что то, как он растягивал ее имя на первом слоге, «Лиии-ли», его дико выводило из себя. Историями он осыпал ее в любое время дня и ночи, стоило б ей только попросить. И не раз с улицы доносился ее звонкий смех, то и дело прерывающийся низким голосом гнома. Она обожала всякие истории, особенно про приключения и любовь. И Варрик, казалось, придумывал их лишь для нее одной. С Коммандором было все понятно почти сразу. Каллен, который краснел каждый раз, когда Лили как бы невзначай касалась его рук. Дориан не сомневался, она знает о том, что он желает ее и дразнит в своем стиле: по-доброму, ласково, но не даваясь, потому что не любила и не хотела разбивать сердце своему верному рыцарю. Он готов был умереть ради нее, и маг был уверен — стоит ей только поцеловать его, как он возьмёт ее прямо там, на своем столе и больше никого к ней не подпустит. С Сэрой и Быком у Лили были отношения невероятно теплые, и почти никогда никто не видел Инквизитора лишь с одной Сэрой или вдвоем с Быком. Стоило этой троице появиться где-нибудь вместе — пиши пропало. От их шуточек и подколов не мог уйти никто. Но Сэра и Железный Бык шутили надо всеми, кроме Лили, и не дай Создатель кто-то пошутит про их любимую Инквизиторшу — переглянутся, закатают рукава и откромсают в капусту. Что же касается их двоих, то отношения их не понимал никто. Это было странно, неправильно, но все молчали. Молчали, когда Дориан ночевал у нее в покоях, обнимая ее теплое тело и зарываясь лицом во влажные после душа абсолютно невзрачные волосы. Молчали, когда Павус при всех клал подбородок ей на макушку, так как она была намного ниже его ростом. Все молчали, видя, как они неосознанно садятся рядом и во время боя стоят спина к спине. Молчали, когда после битвы Дориан первым делом искал взглядом Лили, и не комментировали облегчение на его лице. Никто, даже Сэра или Варрик не смели что-то говорить насчет их отношений. Жозефина и Солас лишь смущенно отводили глаза или отворачивались, когда Дориан прижимался к ее лбу своим, словно молча давая какое-то обещание, известное только им двоим в самый опасный момент. И он никогда не забывал ни в коем случае не упускать ее из виду на поле брани - а подобравшихся к ее спине врагов убивал с особой жестокостью. Дориан никого не подпускал так близко, даже своих любовников. Уж точно не позволял залезать на колени, когда он читает, в одной лишь растянутой ночной рубашке. — Не спится, — говорит она и зевает, обнимая его в первый раз, онемевшего от такой наглости и поджимает под себя ноги с темными от многочисленных синяков в детстве коленками. Никто и слова не произнес, когда после одной из драк Лили чуть не погибла, и Павус исступленно целовал ее лицо, залитое кровью и слезами. Когда она пришла в себя, он рычал раненым зверем на всякого без разбора, даже на друзей: «Не подходи, не смей трогать её!», окровавленный, прижимающий едва дышащую Лили к своей груди. Нет, они не были любовниками. Спустя довольно много времени вся Инквизиция знала — если они не видят друг друга больше дня, то жди ужасного настроения у Дориана и грустную Лили. А ночевать у нее Дориан оставался все чаще, прикосновений было все больше — шутливых, нежных, заботливых или же в порыве ярости. Они нередко ссорились — характеры были разные. Добрая, готовая отдать себя ради других маленькая Тревельян и эгоистичный, гордый Дориан, который орал и сыпал проклятиями в ее покоях каждый раз, когда Тревельян бросалась кого-то спасать, потеряв голову, забыв об опасности и о том, что сама слабая и хрупкая магесса, причем пока еще не особо сильная. А Павус, злобно хлопнув дверью и оставив заплаканную Лили одну, злился, швыряя книги в библиотеке. И возвращался ночью, заставал уже успокоившуюся Тревельян сидящей на кровати или стоящей на балконе. И обнимал ее, согревая вечно холодные ладошки в своих руках, а она говорила «идем в постель». И целовала его на ночь в подбородок или щеку, обнимая за шею, пока Павус легко поднимал ее на руки и нес спать. Слышащие все это лишь тяжело вздыхали, а на следующий день все было как ни в чем не бывало. Лишь тонкие запястья Лили украшали синяки в форме пальцев, и все знали, откуда эти отметины. Он не мог жить без нее. Родственные души? Возможно. Но почему они не были любовниками? Когда Дориан впервые увидел ее, выходящей из реки в одной только тонкой, просвечивающей и ничего не скрывающей тунике, земля поплыла из-под ног. Он уже не помнил, как оказался в библиотеке, лишь прислонившись к прохладному оконному стеклу пылающей кожей, он понял весь ужас ситуации. С ненавистью и стыдом он опустил глаза на доказательство своего желания. Грязный. Приблуда. А в голове голос матери. Дорогой мой, ты просто ещё не встретил свою женщину… С того дня Дориан больше не спал у нее, отговорившись тем, что ему неудобно. Лили нахмурилась на пару секунд, но потом ее лицо просветлело, и она пожала плечами. — Одиноко без тебя будет, — с притворной обидой сообщила она ему тогда и уткнулась носом в книгу. А Дориан выругался про себя. Она даже и понятия не имеет, что он теперь может сделать с ней, если они окажутся в одной постели. Их дружба рушилась, для нее лишь она. А для Дориана, казалось, рушился весь мир. Он улыбался днем, вел себя как обычно, но Лили почему-то теперь не настаивала на прикосновениях, ограничиваясь лишь поцелуями в щеку при встрече. А скоро она перестала делать и это. А Павус отыгрывался по-своему, заводил интрижки одну за другой, теперь пробовал и с женщинами, и с мужчинами, и совсем не задумывался, что все это видели остальные. Плевать. Все треснуло по швам, когда Варрик однажды тихо и удивительно серьезно для себя самого сказал ему: — Как же сильно ты любишь её. И, покачав головой, ушел, оставив мага одного в тишине с ноющим сердцем. Больше он в бордель не ходил. И лишь после возвращения в Скайхолд, осознавая, что все закончилось, он нашел ее на балконе у нее в покоях. И, плюнув, наконец, на все, прижал ее к своей груди, по уже почти забытой привычке зарываясь носом в волосы. Облегченный вздох вырвался из его губ, когда она накрыла его ладони своими и прижалась спиной к его груди. — Останешься сегодня? — дрожащим голосом тихо спросила Лили спустя несколько минут, оборачиваясь к нему и шепча практически ему в губы, но будто бы боясь касаться. — На ночь? К порождениям тьмы все и всех. Дориан жадно проводит горячей ладонью по ее тонкой шее и расстегивает первую пуговицу на рубашке, стараясь унять дрожь в пальцах. Она будет с ним этой ночью. И еще сотни и тысячи ночей в будущем. Дориан хочет привычно усмехнуться и что-нибудь съязвить, но не может. Он может лишь прошептать хрипло в ее губы одно лишь слово. — Да. "Amatus. Festis bei umo canavarum." * И Дориан Павус склонился и поцеловал её.