Секунды

Все, что видел Ягами Лайт сквозь тонированное стекло служебной машины, было серым. Менялись лишь оттенки, но иных красок не было. Светлый кусочек неба, стиснутый высотками и лишь изредка проглядывающий между ними, обрывки облаков, чьи силуэты казались темнее и потому четко вырисовывались, шлаково-серые человечки, снующие бесконечным потоком из стороны в сторону. Даже огни светофоров и фары проезжающих мимо машин. Эта неестественная серость за окном навела Ягами на мысль, заставившую его тихонько хмыкнуть - весь мир сделался объемной декорацией для представления, которое берет начало в тесном салоне автомобиля и развернётся в заброшенном складе через сорок минут. Самые долгие сорок минут его жизни. Лайт взглянул на своих попутчиков, просто чтобы убедится, не передалась ли и им эта бесцветная зараза. Но нет, с ними все было в порядке. Вернее, не в порядке. Вечно беспокойный Мацуда изводился, не в силах сидеть спокойно, но и не имея возможности сопеть, тяжело вздыхать и ёрзать, как ему хотелось. Его глаза бегали от ручки двери к собственным коленям, потом к зеркальцу заднего вида, в котором он пытался исподтишка рассматривать Лайта, одновременно боясь встретиться с ним взглядом. Не умея предсказать момент, в котором его навязчивое внимание будет замечено главным подозреваемым на роль Киры, Мацуда страшно нервничал и смущался, поспешно переводя взгляд на Айдзаву. Тот, напротив, имел вид мраморного изваяния, его лицо застыло в напряжённо-сосредоточенной гримасе, пальцы рук белели от того, с какой силой мужчина сжимал руль. Лайт совсем не разделял тревоги, неуверенности и страха, которые безжалостно терзали его спутников на протяжении всей дороги. Он чувствовал, как ленивая слабость растекается по его телу, от головы до кончиков пальцев. С ним всегда так бывало, когда он принимал решение очередной задачи, поглотившей его сознание, единственно верное по его мнению решение, а потом ждал результатов. Эта особенность частенько выручала его, давая блаженный отдых всему его существу, натянутому как струна в период яростной мозговой активности, ведь если бы Ягами изводился ещё и в ожидании последствий своих действий, он наверняка бы слетел с резьбы уже давным давно. Через какое-то время оживлённый центр города остался позади, сменившись необустроенными пустырями или заброшенными проектами новых построек, задуманных для расширения городской черты, но так и не осуществивших планы своих хозяев. Царство брошенных, забытых, ненужных - вот куда лежал их путь. Выйдя из машины, Лайт осмотрелся по сторонам, но ничего, кроме закрытого обшарпанного ангара и общей атмосферы запущенности не заметил. Вот где закончится все это эпичное противостояние Кире. Так или иначе, но закончится. Айдзава и Мацуда пошли вперёд, и Лайт готов был поклясться, что оба мужчины дьявольски жалели о том, что природа не расщедрилась и не даровала глаз на затылке. Ну или хотя бы сверхчувствительные уши, улавливающие тепловые колебания. Подобные нелепые мысли развеселили Ягами, и он позволил себе маленькую самодовольную улыбку, отлично представляя себе, как они выглядят со стороны: двое нервных дерганых конвоиров, за спинами которых вышагивает самый опасный преступник века, злонамеренно ухмыляясь. Внутри помещение оказалось таким же запущенным и мрачным. Тонкие полоски света, пробивающиеся через неплотно пригнанные, кое-где прогнившие доски, копошение и попискивание крысиной общины, навязчивое "кап-кап" из дальних углов, неосвещенных тусклым желтоватым светом фонаря. В целом - отличное место, весьма драматичное и как нельзя лучше подходящее под их ситуацию. Стоит отдать Н должное - вкус у мальчика есть. Сам Лайт не сыскал бы ничего лучше, чтобы избавиться от заклятого врага раз и навсегда. Он уже был там. Сидел на расстеленном коврике, таком же белом, как и его чуть кудрявые волосы. Ниа поприветствовал их, не поднимая глаз от кубика Рубика, который вертел в руках. Его телохранители уставились на Лайта немигающим взглядом натасканных гончих, и он ответил им той же любезностью. Бронежилетов не было, из оружия лишь служебные пистолеты агентов ФБР, ни раций, ни микрофонов не наблюдалось. Хотя, нельзя было уверенно утверждать, что никакой прослушки или записывающего устройства при них, или в самом здании нет. Знает это лишь Ниа. Н, наследник Л. Фантазии этим людям явно не занимать! Безусловно, у них были общие черты. Эксцентричная манера поведения, ярко выраженное пристрастие к необычным формам сидения, странноватые поведенческие фетиши типа поглаживания верхней губы большим пальцем или накручивание на правый указательный палец локона около правого же уха. Только Ниа не поглощал сладкое в таких впечатляющих, а по временам и раздражающих количествах, как его предшественник и наставник. Вместо этого он таскался со всевозможными игрушками, как и положено обычному мальчишке лет десяти-двенадцати. Но, разумеется, его игра никак не могла бы охарактеризоваться словом "нормальная". Они ждали в молчании. Даже Мацуда не решался открыть рот и брякнуть какую-нибудь неуместную глупость, которая разрядила бы обстановку, предоставив возможность остальным подтрунить над ним или сорвать злобу. К звукам повседневной жизнедеятельности здания примешивался только тихий скрип, с которым Ниа передвигал секции кубика. Почему-то Лайту казалось, что мальчик мог бы собрать загадку за минуту, используя пресловутый интеллект этой их загадочной секты психованно-гениальных умников, а сейчас Ниа только делал вид, будто поглощён неразрешимой задачей. Бесцельно перебирая кубик, он снова и снова сопоставляет все факты в своей ангельской белокурой головке? Мучают ли его сомнения, или он твёрдо уверен в своей победе? Этого Лайт не знал. Зато знал кое-что другое: когда он выйдет отсюда, солнце пробьётся сквозь облака и осветит все кругом, подарит вечеру сотни тёплых красок и полутонов красного и желтого, и в этом свете даже такая дыра приобретёт некоторый шарм. Ждать осталось недолго. Только двадцать минут. Пятнадцать минут. Тик-так... Будучи владельцем Тетради Смерти, Лайту пришлось по-новому взглянуть на время. Иногда палача хуже и представить нельзя. Шаги. Миками пунктуален, как и всегда. Он открыл тяжёлую, проржавелую дверь с зубодробительным скрипом, заглянул внутрь, обшаривая присутствующих безумным и жадным взглядом, а потом кинулся записывать увиденное в Тетрадь. Все именно так, как предсказывал Ниа. "Уничтожить! Уничтожить! УНИЧТОЖИТЬ!!!". Эти фанатичные возгласы покоробили Лайта, но только самую малость - ему было не до того. Он вскинул запястье и пристально следил за секундной стрелкой, не обращая внимания ни на кого больше. Ему надо было выяснить, оказался ли он прав и на этот раз, смог ли изучить своё окружение идеально, просчитать и предсказать все мелочи. А потом принять важное решение, выдержав с самим собой философско-социальный спор. И ещё не забывать кусать щеки с внутренней стороны, не позволяя губам расплываться в торжествующей ухмылке, или, не дай боже, не разразиться громогласным раскатистым смехом в самый неподходящий момент. Последнее оказалось самым трудным, потому что даже его мысленные уговоры самого себя потерпеть ещё чуточку казались невероятно, просто до абсурда смешными. Зато остальные отнюдь не разделяли хорошего настроения Ягами. Бедняга Мацуда трепыхался, как лоскут кожи на ветру, порываясь отворить дверь, за которой безумец выносил им приговор, но Айдзава задержал его, положив руку на плечо и ободряюще сжав его. Ниа тоже отсчитывал время, в его руках кубик Рубика мелькал расплывчатым цветным пятном, десятки комбинаций менялись так и эдак, проверяя в последний раз, все ли детали стояли на своих местах. Излишняя проверка, произведённая множество раз, а все-таки мальчик не мог удержать себя от неё. Вопреки холодным и прагматичным утверждениям и приказам разума щеки его предательски заалели лихорадочным румянцем. Это были самые долгие сорок секунд в их жизни. На двадцать пятой секунде Ниа окликнул Миками и пригласил его войти. Лайт услышал, как тот неуверенно переступил с ноги на ногу, и бросил ему по-хозяйски короткое "войди". Мальчик не переминул указать на то, что мужчина послушался именно приказа Ягами, но Лайт не стал пререкаться или оправдываться. Он не видел смысла темнить, пора для дыма и зеркал осталась в прошлом. Как и в тот раз, когда он выкружил настоящее имя у невесты того агента ФБР, Рея, или-как-там-его, записал его в Тетрадь прямо на её глазах, а потом так же, в наглую, засёк сорок секунд, ткнув часы едва не в её очаровательный, аккуратно очерченный носик, и на запоздалый, исполненный тревожного подозрения вопрос ответил просто, кратко и честно, Лайт чувствовал бешеный стук своего сердца, разносящего по телу смешанный с кровью азарт смертельной игры, кружащий сознание триумф и мучительно-сладкое предвкушение. Как и в тот раз, теперь он ставил на карту все. Тридцать пять... Удивительно, как нынешний поединок похож на его противостояние с Рюдзаки: проиграть вначале, позволив обвести себя вокруг пальца хитровывернутой манипуляцией, впасть в состояние яростной активности, и удержать себя от очередной глупости лишь титаническим усилием воли. Тупо пялиться в пространство, чувствуя вязкую слабость в теле и малодушный страх загнанного зверя в душе. И в этом странном состоянии апатичного бездействия думать обо всем и ни о чем одновременно. Десятки мелочных, злобных и трусливых мыслишек роются и копошатся, гулко ударяясь о воображаемые стены опустошенного сознания. Да, Лайт всегда плохо переносил проигрыш. Он был слишком избалован сознанием собственной уникальности, и подчас жизнь выбирала самые неподходящие моменты, чтобы напомнить ему об этом. Однако, - чем бы объяснить такой парадокс? - именно в такие минуты разбитости в его голове зажигался яркий свет новой идеи, совсем как лампочка в карикатурных детских мультиках. Этот свет разгонял все лишнее, оставляя только лучшие качества деятельной натуры молодого человека, заставляя его снова и снова бросать вызов укладу человеческой жизни, сформированному веками назад. Он возвращался в игру, и опять, один против всего мира, делал свой ход. В прошлый раз он победил, позволив своему врагу на секунду подумать, будто загадка может быть решена в его пользу. И теперь все будет... Сорок... Хриплый выдох Айдзавы раздался над самым ухом Лайта, и все шесть пар глаз впились в него, жадно ловя каждое движение. Но ничего больше не случилось. Черноволосый мужчина остался ровно стоять, такой же здоровый и полный сил, как и минуту назад. Ягами стиснул челюсти и сунул руки в карманы, ссутулившись и прожигая всех присутствующих тяжёлым взглядом. Лёгкость покинула его, и теперь в напряжении был каждый мускул его проворного и сильного, как и сам хозяин, тела. Ниа улыбнулся светлой, совсем детской улыбкой, и с торжествующим видом показал Лайту собранный кубик со всех сторон. Зубы Лайта скрежетнули очень отчётливо в этой немой сцене. И тут же понеслись вопросы. "Что? Как? Почему?". Лайт послал своему провалившемуся союзнику красноречивый взгляд, заткнувший рот последнего плотнее любого кляпа и пригвоздивший Миками к месту вплоть до дальнейших распоряжений его Бога. Хватит с Ягами самодеятельности прокурора. Тем временем Ниа охотно отвечал, во всех подробностях расписывая свои действия и логические цепочки, по которым он продвигал это дело. Он хвастался с такой непосредственностью и радостью, будто рассказывал родителям о школьных успехах. Временами у Рюдзаки тоже проскальзывало нечто такое, хоть и смягченное возрастом и общим фриковатым внешним видом. Как ни был зол Ягами, но эта мысль все же вызвала короткий приступ веселья и превосходства - сразу ясно, кого недохвалили в детстве. Десять минут... Ниа вытащил Тетрадь Смерти из под свитера и пролистал её. Страницы отчётливо шелестели, сплошь покрытые плодами безустанного шестилетнего труда. Ещё один унизительный для Киры жест: Ниа говорит ему: "смотри, как левой рукой я держу тебя, а правой потрошу так, как мне нравится". Маленький самоуверенный уродец! Немыслимо проиграть такому, как он! - Но ты можешь попытаться оправдать себя, если хочешь, - милостиво предложил Н, посверкивая на него большими светлыми глазами. Лайт ссутулился, физическим жестом заталкивая клокочущую и абсолютно ненужную злобу подальше. Мысль о поражении этому... этому... мальчику жгла его как огнем. Она была совершенно бесполезна и неуместна, но все равно потребовала изрядных усилий, чтобы подавить её и выкинуть прочь. Все смотрели на него, ожидая реакции. Что же... Он не доставит им удовольствия, позорясь безобразными воплями и стенаниями, но раз уж им непременно нужно шоу... Пять минут... То они его получат. В походке Ягами не осталось и следа обычной лёгкости, он ступал тяжело, чуть ли не заставляя себя делать каждый шаг, продвигаться вперёд. Он остановился у стены, постоял в неопределённой позе несколько секунд, сверяясь со своим внутренним представлением о драматичных театральных сценах. Потом, избрав, наконец, один из десятка вариантов, медленно повернулся, привалился плечом к стене и чуть откинул голову назад, чтобы глядеть на зрителей свысока, и позволил лицу принять то выражение, которое прятал все это время за повседневной маской. - Да, я - Кира, - мягко и раздельно проговорил Лайт, нарочито подчеркнув бархатное звучание своего голоса коротеньким смешком. Мацуда и Айдзава ахнули. Вот остолопы. Айдзава хотя бы сделал это в стиле: "Я знал!", но вот дурака Мацуду, похоже, только могила исправит. На бедняжку было жалко смотреть - его губы затряслись, он замотал головой, которая оказалась не в силах переварить подобную новость дня, сжимал и разжимал кулаки. В конце концов он таки разродился: - Но... Но... Как же ты, Лайт... А как же твой отец?! - А что мой отец? - спросил Ягами, не потрудившись на сей раз придать словам эмоциональный окрас. - Он умер! - вскричал парень. - Я в курсе, Мацуда, спасибо за своевременное извещение. Кровь хлынула в лицо полицейского. От потрясения и разбитости он постепенно приходил к ярости, и издевка Лайта придала всему процессу хорошее ускорение. - Ты врал ему! Ты использовал его, все это время ты был... Ты убивал! Ты убийца! - Мацуда выкрикивал каждое обвинение, несколько запутавшись под конец, но зато весьма выразительно махая руками и тараща глаза. Вот кому не помешало бы взять уроки сценического мастерства. Хотя, может, настоящие эмоции слишком сильны для того, чтобы можно было обуздать их и придать им красивую, удобоваримую форму? - Я убивал. Я - убийца, - покладисто согласился Лайт, искоса наблюдая за тем, как его зрители инстинктивно сдвинулись поближе друг к другу, создавая впечатление подавляющей силы. - Ну и что? - Ну и что?! - Айдзава посчитал нужным внести свою лепту в беспорядочное сотрясение воздуха, но слишком уж большой градус возмущения помешал ему выразить все, что он думал о сыне шефа. - Да, я не совсем понимаю, к чему вся эта драма. И по какой такой причине вы, сборище лицемерных ублюдков, считаете себя лучше меня. Молчание было ответом, так что Лайт беспрепятственно продолжил: - Мой отец всю жизнь был полицейским - следовательно, он прекрасно сознавал на что идёт, и что каждый день может оказаться последним в борьбе с преступностью. Дело Киры завело его дальше, чем я рассчитывал, но это была исключительно его инициатива. Я всегда делал все возможное, чтобы держать его на расстоянии, но спасти его все же не удалось. Тогда я дал ему умереть в полном спокойствии. Смерть в мире с самим собой - не многие могут получить подобное. Он вполне мог бы жить, если дал бы себе труд выбраться из закостенелой скорлупы своей твердолобой упертости и задуматься над тем, что Кира отличается от полиции и официальной власти только тем, что мои действия более эффективны, и я справляюсь со всем этим в одиночку, в то время как каждая шавка считает своим священным долгом вцепиться мне в глотку, с пеной у рта защищая уложенные в веках агрессию, стремление к хаосу и насилию, халатности и деградирующей тупости, оправдывая все это законами, купленными и проданными с потрохами теми, кто больше всех преуспел в вышеуказанном. Я знаю, сейчас вы начнёте наперебой доказывать мне, что у меня нет никакого права надевать судейскую мантию и вершить Справедливость с большой буквы "С". Просто глупая, затасканная и малодушная отговорка трусов и чистоплюев, боящихся замарать свои белые ручки. Да меня просто тошнит от вас! Он начал спокойно и даже поучительно, как читающий лекцию профессор, но гнев снова подхлестнул его пылающим кнутом, и середина речи приобрела снисходительно-ироничный характер. Закончил же Лайт с горячностью фанатика, которая разозлила его даже больше, чем вся ситуация в целом. Если уж он позволял себе впадать в ярость, она должна была бы источать пронизывающий холод, а не швыряться запальчивыми сентенциями в лицо противников, точно горстками медяков. Истерики лучше оставить парням вроде Мацуды. Ягами медленно выдохнул, провёл пальцами по волосам в успокаивающем жесте, и вновь заговорил. Он нуждался в этом. Разговор давал ему время. И, как ни странно, внутреннюю силу. С каждым словом ему будто дышалось свободнее. Наконец он мог произнести вслух то, о чем старался даже не думать слишком часто, чтобы не растить в душе лишней злости, которая только помешала бы трезвому суждению. Вместо этого он действовал. Быстро, беспощадно, расчетливо. Борьба за выживание причудливо сплелась с первоначальными принципами, и теперь этот спонтанный монолог как бы проводил ту черту между необходимостью и реальными стремлениями, которая как-то поистерлась за годы безостановочной холодной войны. - Все ваши бесконечные оправдательные аргументы сводятся к тому, что воздавать смертью за смерть же - не самая лучшая затея, если только инициатива не исходит от сборища продажных гниловатых политиканов, пекущихся лишь о том, как именно затолкать подальше подробности своих грязных делишек куда подальше, либо как вывернуться в случае разоблачения. Полиция - всего лишь инструмент в их руках, которым никогда не воспользуются по назначению, когда речь идёт о рыбе покрупнее какого-нибудь захудалого хулиганишки, домашнего садиста или скользкого дельца, уклонившегося от налогов раз-другой. С подобной мелочью можно возиться сколько угодно, но как только имя повесомее оказывается втянуто в не слишком презентабельную историю, тут же найдётся тысяча и один способ вытащить из тюрьмы убийцу под залог, таскаться по судам, получать условное, либо скостить срок лет эдак на пять и снова выпустить на волю вчерашнего насильника или грабителя. Не достаточно весомых доказательств для суда, подкуплены судьи, запуганы свидетели, либо уже и нет никаких свидетелей... Да что я тут распинаюсь, как будто вы сами не знаете. - Твои слова не лишены смысла, Лайт. Но ведь и ты сам являешься убийцей, преступником, против которых и борешься, или думаешь, что борешься. Некоторые убийства, совершенные тобой, никак не вписываются в озвученные рамки, - замечает Ниа. - Мне пришлось так поступить. Это вопрос самозащиты. Мои противники хотели моей смерти, я же просто оказался сильнее, - пожал плечами Лайт. - И пошёл по пути насилия, агрессии и убийства. Ты несколько противоречив, как мне кажется, - парировал Ниа с призрачным намёком на улыбку. Неужели он тоже находил в этом толику веселья? Неоправданный пафос всегда забавлял Ягами, а сегодняшняя встреча просто пропиталась им. - Я заметил, что нынешняя система отлично работает, так как положение вещей устраивает малое количество людей, но эти люди обладают властью над жизнями других, и они чередуют тонкие методы с более грубыми, добиваясь своего. Я взял подобную политику и руководствовался ею в своих действиях, и, кажется, тоже преуспел. Множество людей до меня пытались поменять порядок вещей, идя мирным путём. История четко показывает нам, что у них, мягко говоря, не вышло ни черта. Я всегда был прилежным учеником, и заученная мною информация не покидала мозг после сдачи экзаменов, так что я решил побыть карающей дланью вместо мессии просвещения. И, повторюсь, преуспел. - Кажется, ты клонишь к тому, что твоя цель оправдывает любые средства? Лайт громко хмыкнул, заранее смакуя шпильку, которую собирался подпустить светловолосому мальчику: - Твои слова напомнили мне нашего старого друга. Хочешь, могу повеселить тебя парочкой историй о том, как старина Л играл со мной в живые шахматы, предлагая отобедать разнокалиберными пешками, начиная от безвестных низкопробных каторжников и смертников, до вполне себе медийной персоны, этого певца Рьюго. Ты бы видел его лицо, когда он предлагал мне убить любого из них и тем самым повысить исчисляемый им процент вероятности того, что я - Кира. Хотя, ничего страшного, что тебя там не было - выражение не особо-то изменялось. У тебя есть воображение, Ниа, так что много ты не потерял - вот он, твой пример для подражания, сидит на стуле в лягушачьей позе, ну, как всегда, ты должно быть знаешь, диктует в микрофон инструкцию, согласно которой над каким-нибудь там смертником должны были провести опыт, заставив его вписать в Тетрадь любое имя, а потом посмотреть, не умрет ли он через тринадцать дней, не написав более ничего, как указано в правилах Тетради. Могу доложить, что подобные указания не отбили у него аппетита. Он понимал, что это необходимое зло. Оно окупится, когда Кира будет найден и понесёт заслуженное наказание. По-моему, фраза насчёт цели и средств вписывается просто идеально. Она создана для таких людей, как мы. Разница между нами лишь в одном - в масштабах. Его целью было поймать одного-единственного человека. Моя же более глобального свойства, так что и "этикеток от конфеток" больше. И вот что всегда несколько сбивало меня с толку - каким образом вы делаете выбор, кому отдать своё расположение. - Он не был таким, каким ты его изображаешь! Он никогда не пересекал черту между справедливостью и тщеславным желанием оправдать свою маниакальность и самолюбование красивыми словами! - Ах вот как, - усмешка ничуть не поблекла на губах Лайта после яростного выпада побледневшего от гнева Ниа. - Стало быть, вы привечали Л потому, что он милостиво разрешал другим выполнять грязную часть работы? - Мне нет нужды спорить с тобой, Ягами Лайт, - процедил утративший хорошее настроение мальчик. Очевидно, Лайт слишком уж бесцеремонно прошёлся по слабым местам в его обороне. Следовало ли сделать скидку на возраст? Ну уж нет, раз решив признать в Ниа противника, равного Рюдзаки по силам, он пойдёт до конца, не размениваясь ни на какие послабления. - Как нет и желания. - Фраза под занавес, - поддразнил Лайт, снова обратив пристальное внимание на часы. Десять секунд... - А впрочем, ты прав. И у нас нет ещё кое-чего - времени. Все эти махинации, которые были произведены с Тетрадью, оказались до абсурда сложными и запутанными. Использовать Тетрадь на виду у соглядатая Ниа, вырвать из неё пару листов и хранить про запас, подменять ими листы, которые до того подменил надоедливый шпион мальчишки, рассматривать листы под микроскопом с целью выявления почерка Миками, копировать его почерк и вставить поддельные листы в поддельную же тетрадь, которая была подменена, когда Миками бросился в хранилище чтобы записать имя Такады, попавшей в переплёт. И там было ещё что-то... О, силы небесные! Про это даже слушать умаишься, потому что потерять нить повествования очень легко где-то на середине. Лайту нравились сложные конструкции, но лишь в том случае, когда они выглядели красиво. В данном случае красотой и не пахло. Хотя, может, он не является таким уж беспристрастным судьей, когда речь идёт не об его творчестве. Как бы там ни было, но на вкус Киры иногда лучше отказаться от изощренной многоходовки в пользу чего-то простого, но действенного. Например, вырвать пару листков из Тетради и рассовать их по укромным местечкам перед тем, как пустить её по рукам. Просто на всякий случай... Хотя бы и на такой, когда Лайту прекрасно известны имена его "верных" напарников, так кстати вооруженных по последней моде полицейских Токио, время прибытия Миками и количество человек, сопровождающих Ниа. Он все ещё смотрел на циферблат, и когда секундная стрелка перевалила через двенадцатое деление, раздалось два выстрела. Они были произведены практически одновременно, так что звук слился и усилился, отдаваясь от стен заброшенного здания долгим эхом. Ему не требовалось смотреть, слух оповестил мужчину о падении двух тел. Когда Лайт все же взглянул на своих несостоявшихся палачей, он увидел опустошенные лица Мацуды и Айдзавы, в чьих руках все ещё были пистолеты, медленно истекающие кровью тела агентов ФБР (у Ягами с самого начала не заладилось с этой организацией), и мальчика, с которого можно было писать портрет под названием "Вот что я называю неожиданным поворотом событий!". Лайт не смог отказать себе в мелочной мести - он извлёк разрезанный и сложенный в несколько раз листок Тетради из наручного тайника и демонстративно показал его оставшемуся в живых противнику. - Полагаю, настал момент, когда мне стоит победоносно рассмеяться, а после пуститься в пространные объяснения того, как мне это удалось? Хмм, пожалуй, я не стану заниматься плагиатом. У нас теперь есть работа, мальчики. Вы двое, - мужчина щёлкнул пальцами, привлекая внимание бывших напарников, - загрузите тела в машину и отправляйтесь в ближайший крематорий. Там вы приплатите владельцу и воспользуетесь его услугами для избавления от этих ребят. Потом вернётесь в штаб и будете ждать меня там, не разводя лишних разговоров. Детективы убрали пистолеты и приступили к делу с той неестественной неторопливостью и безразличностью, которая отличала всех людей, выполняющих обстоятельства собственной смерти, записанные в Тетради. - Миками, какое имя носит этот человек? - обратился Лайт к владельцу глаз Шинигами. - Нэйт Ривер, Бог. - Отлично. Как это кстати принести с собой мою старую Тетрадь, Нэйт. Премного благодарен за то, что нам не придётся пересечь половину города за чистым листом, который не удалось втиснуть в часы, сколько я не пытался. Миками, будь добр, возьми Тетрадь у мистера Ривера и дай её мне, а потом присмотри за ним очень внимательно. Прокурор поспешил исполнить приказание, не встретив никакого сопротивления от явно находящегося в прострации мальчика. Вместе с Тетрадью он подал своему Богу и ручку, а потом встал прямо над Нэйтом, уперев в него пристальный и наверняка немигающий взор. Он явно надеялся не совершать больше промашек. Мальчик же, казалось, напрочь забыл о текущей реальности. Его ум лихорадочно искал бреши в мозаике, которая минуту назад казалась Ниа собранной идеально. Где же он просчитался? Когда? Почему? На сей раз ответы пришли к нему не так уж быстро. Лайт задумчиво хмыкнул, покрутил самопишущее перо в пальцах несколько секунд, мысленно формируя условия смерти Нэйта Ривера и одновременно размышляя о превратностях судьбы, поставивших его перед непростым выбором - записывать ли Миками, заставить ли его отречься от прав владения Тетрадью или сделать ему строгое внушение и попытаться работать с ним и над ним дальше. Однако вопрос с Миками был не так прост, чтобы можно было решить его сходу. Суть лежала глубже, и заключалась она в следующем - нужны ли ему прислужники, безвольные рабы, каждый вдох которых согласован с выданной инструкцией, или те, кто способен использовать голову и продолжать действовать в случае непредвиденных обстоятельств. В обоих случаях были взаимоисключающие проблемы - тупицы слишком недоразвиты, чтобы додуматься до того, как бы по-ловчее воткнуть ему нож в спину и отобрать Тетрадь, они подчиняются его инструкции вплоть до последней закорючки. Но, Божество Божеством, а все-таки способности к ясновидению так и не пробудились в нем, и как бы хорош ни был план, всегда есть чертовщина, которая только того и дожидается, чтобы случиться в самый неподходящий момент. И при подобном раскладе его послушные марионетки задушат Лайта его же собственноручно натянутыми нитями непроходимой тупости. С другой стороны, умные и преданные последователи могут оказаться слишком самостоятельными или напротив, фанатичными. У них-то фантазии побольше будет, вместе со способами свести его в могилу. К примеру, инициатива Миками едва не стоила Лайту жизни. Если бы он поставил все на прокурора, то сейчас наверняка валятся бы на полу в луже собственной крови. Но если бы у Ягами не было листка при себе во время всей этой истории с Такадой, тогда он оказался бы в неловком положении, не прояви его приспешник сообразительности. А может, ему вообще больше не стоит посвящать кого-нибудь в тайну Тетради? Нет помощников - нет проблем! Ну, может быть, почти нет... Не он ли пять минут назад жаловался своим врагам на полное одиночество в борьбе с миром. Может, в словах Ниа о противоречиях была не только полнейшая ерунда? Лайт тряхнул головой, недоумевая, откуда бы он мог подцепить подобное дурашливое настроение, заставляющее его подсмеиваться над самим собою и выставлять серьёзные вещи в карикатурном свете. - Рюк? - Слова расцветали на белой строчке одно за другим, чернила высыхали достаточно быстро, чтобы не смазаться даже в таком неудобном положении, в котором вынужден был записывать Кира. - Рюк, я знаю, что ты смотришь. - Конечно, я смотрю! - Справа раздалось знакомое чавканье, и вот Бог Смерти завис над землёй в паре сантиметров, смачно жуя яблоко. - Признаться, я уже разминал пальцы ради одного заносчивого мальчишки, как вдруг он вновь удивил меня. Поздравляю, Лайт! Такое не каждому удаётся. - Я польщен, - сухо отозвался шатен. - А ты, Рюк... Впрочем, не стану утруждаться описаниями - вряд ли выдам что-то, чего о тебе еще не говорили за пару сотен лет. - И правильно, не пытайся. Не порть момент, Лайт, ведь ты мне почти нравишься. - Взгляни-ка, - Ягами сунул Богу Тетрадь, указав место. - Что думаешь? - Не помню, чтобы тебе требовался совет по поводу... О! Интересно... Ха! Ха-ха-ха-аа! Ихи-хи-хи... - Твой злобный смех просто ужасен, - Лайт закатил глаза, нетерпеливо прицокнув языком. - Заткнись, я - Бог Смерти, у меня априори идеальный злобный смех, - добродушно отпарировал Рюк. - Это сработает? Принцип "то, что не запрещено - разрешено" действителен в отношении Тетради Смерти? - Не знаю, - прямо ответил Шинигами, посмеиваясь. - Никто до тебя не прописывал таких условий. А ты оказывается мелочный и мстительный тип. - Вовсе нет. В этом нет ничего личного - я просто не хочу дважды садиться в одну и ту же лужу. Кто их знает, может быть, и у этих Эм и Эн есть какие-нибудь наследники. - Если ты хочешь убедить меня, что в условии, при котором этот мальчик станет твоим рабом на двадцать три дня до своей смерти, помогая окончательно разрушить все, что так усердно строилось вначале его наставником, а потом и им самим вместе с тем рыжим приятелем, при этом полностью осознавая свою личность и все действия, то попробуй-ка ещё разок, да без нахальной улыбочки на пол-рожи. - Ну хорошо, придётся поэкспериментировать. - Заставь его сделать что-нибудь весёлое и непотребное! Если что-то пойдёт не так, всегда можно успеть черкнуть его имя. - Если написать в условиях смерти: "умрет через две секунды", не придётся ждать целых сорок? - Не знаю... - Рюк почесал затылок (на взгляд Лайта совершенно излишний жест - будто там есть что начесывать!), а потом с энтузиазмом предложил: - Можешь заставить его выяснить это! - Вначале придётся найти второго подопытного. - Избавься от прокуроришки. От него вышло больше вреда, чем пользы. - Сбавь обороты, Рюк, - латинские буквы наконец-то заняли отведённое им место. - Я все ещё думаю над этим. - Ну думай, думай, - милостивый кивок уродливой головы был сопровожден не менее уродливым оскалом. - А теперь посмотрим, что же из этого выйдет. - Да. А посмотреть будет на что. Уж в этом можешь быть уверен. Когда Ягами Лайт раскрыл дверь, закатное солнце окатило его теплом и красками. Нет больше серых облаков - они приобрели нежный розовый оттенок. Нет обезличенных многоэтажек - вместо них глаза подмечали красоты весеннего вечера. Ни тишины, ни вони - воздух свеж и тепел, а жизнь кипит, заполняя все кругом звучным, приятным уху шумом. Нет и призраков старого врага, а это значит, что весь мир принадлежит ему, Лайту. Богу Нового мира. По крайней мере, тем вечером...