fate

Несправедливость является основной чертой их мира, каждый живущий в нём понимает это. Приблизиться к тому, кого ждал всю жизнь, ближе, чем на отмеренный заигравшейся судьбой метр, невозможно. В этом заключён весь хаос, вся противоречивость, к которым, к сожалению, привыкают все. Пьетро бесит подобное положение вещей, однако совершенно естественно то, что он не может ничего с этим поделать. Его мысли вертятся, перешёптываясь между собой и сходясь на одном образе, отдалённом от него на прописанное законами их жизни расстояние. Лицо Курта заставляет Максимоффа забыть отсутствие справедливости на те секунды, минуты, часы, пока неуёмная натура вновь не захочет взять верх над правилами. Чего, естественно, не происходит. Единственным проблеском хорошего являются их руки, по прихоти создателя наделённые свободой. Касаться пальцев друг друга, переплетать их, проводя по ладони, и еле дотягиваться до костяшек запястья — всё возможное для них. Вагнер же принимает ситуацию, понимая всю неизбежность отдалённости, но при этом так же, как и Пьетро, желает чего-то большего, возвышающегося над ними сейчас. Того, о чём пишут в детских книжках, предназначенных как ребёнку, так и родителю, читающему их как мантру в воздушной мечте о сказанном в них. Чувства должны быть магнитом, притягивать безвозвратно, давать понять единство, так там сказано. На деле же общий у них только полюс, отталкивающий друг от друга. Однако смотреть на сотню сантиметров становится с каждым днём всё легче. Главными становятся слова, взгляды и улыбки, которые они дарят друг другу как нечто ценное, к чему стремятся долго и боятся потерять. Пьетро дорожит Куртом больше любой вещи в жизни, страшась возможностей будущего. Ни одна из них не представляет интереса для времени, но Максимофф боится того, что расстояние станет больше. Его опасения кажутся Вагнеру напрасными, хоть на всякий случай он и сжимает покрепче руку Пьетро, когда на того в очередной раз накатывают подобные мысли. И пусть пока им не понятно, судьба ничего не делает просто так, ища в тех, кто проклинает её, сильных, способных жить с ней бок о бок. Это станет ясно им лишь тогда, когда расстояние начнёт таять, разворачивая магнит. Их слёзы счастья станут тем, что Максимофф назвал бы справедливостью, а Курт — сказкой. В момент, где они впервые обняли друг друга, всё, в чём они сомневались и во что верили, пришло к единому, сокращая расстояние. Принять подобное куда проще.