…но уже сломленной и полнилась ненавистью к боссу, а шрам на спине нещадно ныл, отчего спать на спине было невозможно.
Девичьи ладони чесались от желания самой закончить страдания мафии (и самого босса), но Огай все твердил, что рано, еще не время, а в ответ на закономерное «А когда будет пора?! Когда от Портовой мафии останутся жалкие огрызки?!» лишь поглаживал по плечу рукой и мягко улыбался. Каким-то образом это действовало на Озаки, поэтому она умерила пыл, старалась молчать, а когда она вновь едва не вспылила – он прервал ее на полуслове, сказав кому-то за дверью войти. Это оказались три мальчика: двое из них казались одногодками, на вид старше одиннадцати лет, один из которых вел следом за собой самого младшего. – Кое-сан, не могли бы вы сделать мне небольшое одолжение? – доктор с привычной улыбкой сложил руки за спиной и сцепил их в замок, дожидаясь ответа девушки. – Какое? –ясный взгляд Озаки блуждал с лица на лицо, изучая их и прикидывая, что от нее потребовалось Огаю в этот раз. – Не могли бы вы взять под опеку Чую? – врач выставил руку вперед, указывая на неуверенно шагнувшего вперед ребенка. И без того узкие плечи были сжаты и приподняты вверх, губы упрямо сжаты, а из-под вьющейся рыжей челки на Кое настороженно глядели живые голубые глаза. Аккуратные детские пальцы нервно сжимали полы шляпы, теребили их. – Он послушный мальчик и проблем вам не доставит. Проигнорировав фырканье со стороны Дадзая, на то время уже бывшим воспитанником Огая, Кое шагнула к рыжеволосому мальчику. Под ее испытующим тяжелым взглядом ему было, мягко говоря, неуютно, отчего он выглядел как забитый маленький звереныш. – Если вам требуется время на раздумья, то я могу… – Хорошо, – в этот раз она сама прервала чужую речь, а стук опустившегося на пол зонта словно поставил точку в этом разговоре. Столь быстрое решение не результат преданности Огаю или доверия к нему, нет. Просто это необходимо всем сторонам, никто ничего не потеряет. Чуе достанется забота и защита, пока он маленький. Мори будет легче, на нем и так Кью и Дадзай. А Кое… Озаки просто нужно хотя бы попытаться заполнить образовавшуюся пустоту внутри после гибели любимого человека. А если от нее хотели бы избавиться, то попросту застрелили бы. Она не стала бы пользоваться Золотым Демоном, чтобы защититься, а просто приняла бы неизбежное.***
Поначалу им обоим было тяжело привыкнуть друг к другу: Накахара долгое время не мог открыться девушке и перестать напрягаться, когда та была рядом или касалась его волос, а самой Озаки было непривычно, что есть кто-то, кому она действительно нужна. Мори не в счет – он совсем другой случай. Но потихоньку мальчик осмелел, понял, что ему не навредят, даже если он в чем-то ошибся. Ему старались мягко объяснить, где и как он ошибся, как нужно все исправить. Привык к редким доселе объятиям, начал сам робко дергать Кое за кимоно, прося внимания, а она не могла сдержать ласковой улыбки, глядя на ревнивый взгляд голубых глаз и нахмуренные рыжие брови, когда опекунша слишком много (как казалось мальчику) уделяла внимания другим. Потихоньку касания к рыжей шевелюре стали уже традиционным обрядом, успокаивающим обоих. Потихоньку между ними начала укрепляться связь невидимая человеческому глазу, но ощутимая для них. Как между матерью, которой Кое вряд ли когда-нибудь станет, и любимым сыном, которым Чуя был, пока его способность не проснулась. Эта связь стала так крепка и привычна, что Чуя однажды ненароком назвал Кое мамой, о чем тут же пожалел, а потом увидел улыбку.Болезненную, усталую, но столь нежную, что даже у него, уже, взрослого на тот момент, мафиози, который повидал многое, дрогнуло сердце.
Он никогда не умел успокаивать, но руки тогда как-то сами потянулись к старшей сестре.Матери.
Маму.
Которая стала ему матерью.