***
Если бы Рейеса Видаля спросили, почему он ведет такую игру, он бы ответил, что иначе нельзя. Это — его способ существовать. У него нет мощной армии, которая могла бы гарантировать перевес в силе, нет влиятельных покровителей, да и со средствами все не так свободно. Но всегда выживает не самый сильный, а самый приспособленный. Рейес выживает. Можно, конечно, пытаться жить и с чистой совестью на сострадании и всепрощении, следуя правилам, но жизнь эта была бы очень короткой и бессмысленной. На Кадаре это работает так. Знакомясь с людьми, Рейес уже заранее прикидывает, кого удастся обжулить, кого использовать, а с кем лучше не водиться. Профессиональная деформация, так это называется. У Скотта Райдера по-детски открытое лицо, подвижные брови и какой-то дурацкий свет, который он излучает изнутри. Наверное, его мог бы и ханар обмануть. Скотт Райдер тушуется, как азари, проживающая свою первую сотню лет, а на легкий флирт реагирует лишь через несколько минут. Но реагирует. И отвечает. Рейеса обычно интересует что-то более сложное. Шкатулки с загадками или такие же пакостники, как он сам. Когда не знаешь, кто победит в игре, ведь так интереснее? Ну, иногда. В остальных играх Видаль предпочитает знать счет до того, как вступит. Еще тогда, с первой улыбки, с первого неловкого опускания глаз Рейес уже представляет, как можно будет манипулировать Райдером. За какие ниточки дергать и как заставить делать то, что он хочет. Только представляет. Потому что потом Райдер пытается рассказать какую-то шутку, чтобы рассмешить его. У него выходит не очень, он путает начало анекдота с концом, да и слышит Рейес его не в первый раз. Он все равно смеется. Больше над тем, как недовольный своей оплошностью Скотт отворачивается к бару и надолго прикладывается к кружке. Рейес рассчитывает, что придется еще некоторое время притворяться рыцарем на белом челноке, чтобы затащить его в постель. У Скотта Райдера такой вид, как будто ему срочно требуется отсос. И обнимашки. И непонятно, что больше. И он оказывается… не совсем из робкого десятка. На крыше тот внезапно сам кладет руку на бедро Рейеса и предлагает пойти к нему. Его губы пахнут виски, а в глазах плещется целая вселенная, когда он смотрит на него. Вокруг так красиво — оранжевое небо, цветной смрад ядовитых испарений на горизонте, блеск огней нижнего города, только начинающего свою жизнь на закате. Рейес влюбился в этот мир с первого взгляда. Он не заставляет его прятаться, не выстраивает правил, которым Рейес не может следовать. Да и он просто прекрасен в своем душном отравляющем объятии. А еще рядом симпатичный парень, который смотрит на него, как на последнего джентльмена этой галактики, даже не подозревая, что у него в голове. Скотту удается его удивить. Рейес заражается его настроением, когда они оказываются у него. Скотт сдирает с него одежду, матерясь сквозь сжатые зубы. Толкает на стену, стол, постель — куда угодно, лишь бы его уложить. Замирает на коленях перед ним в один момент и поднимает голову. Целая вселенная. Отражается в его глазах. И Рейес отражается. — Во мне шестьсот лет члена не было, — шепчет Скотт, словно сам удивляясь этому, но довольно быстро берет себя в руки. — Срочно. Где это расстегивается? Утром Скотт превращается в того же простого парня с большими глазами и неподдельной улыбкой. Он смущенно краснеет и делает вид, что не имеет никакого отношения к вчерашней фурии, в которую обратился, едва сняв брюки. Утром Рейес выползает из комнаты едва живым. Весь в засосах и на дрожащих ногах.***
Рейес отдает себе отчет. Да, он лжет и обманывает. Но он делает это элегантно. Многие не отказались бы от того, чтобы хотя бы попробовать сыграть с ним партию. Смотря на Скотта перед рассветом, когда тот сопит и морщит нос во сне, он задается вопросом… вопросами. Во-первых, как тот все еще может спать на спине. Во-вторых, видит ли он что-нибудь в нем, в Рейесе. Видит ли то скользкое и гадкое, что он видел в себе сам иногда. Видит ли за фасадом очарования гнилушку. Рейесу даже удается внушить себе однажды, что Скотт тоже его использует. Например, для того, чтобы в случае чего иметь точную актуальную информацию о происходящем в Порт-Кадаре. Или для секса. Все же он не слишком опытен. Скотт признается, что до Рейеса встречался всего с двумя парнями, а близок был только с одним из них. Не особенно способствует его версии. Рейесу удается себе это внушить, он почти перестает ощущать противное покусывание совести и успокаивается. А потом чертов Скотт Райдер прижимается к нему всем телом и целует в ухо. — Я бы никогда тебя не встретил, если бы остался там. — Он вздыхает шумно и утыкается холодным кончиком носа в его висок. — Ты бы встретил кого-нибудь другого, — пробует убедить его Рейес. — Кого-нибудь поприятнее. — Нет. Скотт целует его чуть ниже ключицы. — Ты особенный. В солнечное сплетение. — Скотт. Райдер замирает над его пупком и поднимает глаза. — Нет… ничего, — поспешно исправляется Рейес. Он переводит взгляд на потолок, вздыхая. А прекрасное путешествие рта Скотта по его телу продолжается, пока тот не забирается с головой под простыню и не делает длительную остановку в очень приятном месте.***
Рейес почти физически ощущает потерянность Скотта, когда ему наконец приходится вскрыть все карты. Тот долго смотрит на тело Слоан, с ним даже заговаривать неудобно. Видаль посматривает на его руки, то и дело сжимающиеся в кулаки, и чувствует заранее, как будет гореть скула от удара. Удара нет. — Я думал, мы доверяем друг другу. Наверное, Рейес впервые жалеет, что настолько подпустил его к себе. Да, заслужить доверие всегда проще после постели, но можно было попробовать иначе. Что-нибудь менее острое, менее колкое. Что-нибудь, что не заставило бы его думать так часто о Скотте Райдере. Не заставило бы разглядеть под его броней человека, которому нужен был Рейес просто так. Ни за что. — Мне все еще бы этого хотелось. — Рейес не отводит взгляда, пытаясь прочитать в его глазах, что тот испытывает. Скотт щурится. — Не знаю, способен ли ты понять. — Так объясни. Райдер скрещивает руки на груди. Сложно догадаться, хочет ли он слушать вообще. Язык тела говорит, что он бы скорее двинул Рейесу в лицо, чем позволил бы вновь лить себе в уши. — Я не мог ставить дело на карту. От этого зависело слишком много. — Шаткий стульчик под твоей задницей? — Дело не только в моей заднице. — Видаль трет лицо ладонью и вздыхает. — Дело во всем вокруг. Да и как я мог?.. Когда ты… — Что я? Рейес не может сдержать улыбки. Ответная отсутствует. — Когда ты такой правильный. — Что?***
— Тебе никогда не надоедало следовать правилам? — спрашивает Рейес, отставляя опустевшую кружку в сторону. Скотт качает головой. — Нет, — тянет он. — Если это ведет к общему благу. — Ты думаешь, существует какое-то общее благо? — усмехается Видаль. — Обычно все не так просто. Нет черного и белого. — Ну, — Райдер пожимает плечами, откидываясь на спинку стула, — я знаю, что кетты плохие, а мы хорошие. И придерживаюсь этой концепции. Рейес смеется и машет Юми, чтобы она притащила еще пинту. — Хорошо, а если убрать из этого уравнения кеттов, — он пробегается пальцами по лежащей на столешнице руке Скотта, отвлекая его внимание от заминки, — кто будет по ту сторону от знака равно? — Не знаю. Кто-нибудь будет. Роекаар. Слоан. Шарлатан. Все те, кто мешают спокойно жить. — Как у тебя все просто, — прохладно подмечает Рейес. — Все, кто пытаются что-то изменить, плохие? Путь эволюции это, конечно, хорошо, но есть времена, когда без революционеров никуда. Скотт складывает перед собой руки, опираясь на них, и опускает лицо, качая головой. Когда он его поднимает, то улыбается. — Рейес, не грузи меня, — просит он. — Мы только сегодня приземлились, я даже еще акклиматизироваться не успел, а ты со своими вопросами. О добре и зле. Скотт допивает свое пиво одним глотком и морщится. — Я знаю, что это все непросто, — говорит он. — И каждый раз это непросто. И каждый раз все зависит от ситуации. Я знаю, что красть нехорошо. Убивать нехорошо. Подвергать невинных опасности нехорошо. Рейес только глаза закатывает, выслушивая старые заповеди. — Лгать нехорошо. Райдер заминается, и говорить после этой фразы как-то кощунственно. — Я поступаю по совести, и это то, что позволяет мне жить дальше, — заканчивает он. — А как поступаешь ты? — Думаю, так же. — Рейес не моргает. Давно приучил себя. — Так хорошо, насколько мне позволяет моя совесть. Скотт улыбается ему, и Рейес старается не смотреть ему в глаза. Лучше, к примеру, на эти его забавные торчащие уши, оранжевые от света вывески за ним. — Я хочу выпить еще пива, — сообщает Райдер. — И чтобы ты потом сделал мне минет. — Да ты уже распланировал вечер! — смеется Видаль. — Не могу сказать, что мне не нравится твоя идея. Юми только ворчит, идя за очередной порцией.***
Скотт хмурится, поворачивая голову к нему чуть боком, словно затем, чтобы получше расслышать его фразу. Рейес только руки в бока может упереть. — Ты достаточно сказал до того, как все произошло, — хмыкает он тяжело. — Ты бы не позволил… не допустил бы бесчестную дуэль, если бы знал об этом заранее. — Думаешь? Видаль бросает взгляд на тело Слоан с червоточиной от пули, через которую из нее мало-помалу вытекают темные остатки жизни. Он знает, что Райдер видел снайпера. Райдер не остановил его. Быть может, бездействие не такой уж грех для него. Ведь в конечном счете это вело к благу — избавлению уставшей планеты от тяжелой руки в железной перчатке. И как все удачно складывается. Райдер — ни при чем. Видаль — по локоть в крови. Нет, ему на самом деле насрать на это. На то, как он будет выглядеть в глазах остальных. Но ему… ему бы хотелось еще раз увидеть, как Скотт на него посмотрит с тем же обожанием и пылкой глупой влюбленностью, которая загорается вдруг. Скотт смотрит рассерженно, раздувая ноздри. Скотт делает шаг назад, когда Рейес пытается подойти к нему и дотронуться, чтобы убедить в своих словах. — Не я решил это закончить, — говорит он с горьковатой усмешкой и склоняет голову. — Мне жаль, что я разочаровал тебя.***
Рейес пьет виски и смотрит на рыжий туман, припорошивший линию заката. Виски совсем не так хорош, как тот, распитый красивым вечером в хорошей компании. Но он пьянит и позволяет оправдывать себя. Скотт Райдер не тот, кто любит жить в кругу обмана. Он похож на этих прямолинейных парней, простых, как болт, и упрямых. «Рей, ты же не думал в самом деле, что он примет тебя таким, какой ты есть? Бежавшего обманщика и плута, который даже Нексус не вытерпел?» Держать его подле себя было удобно. Видаль не может отрицать, что Райдер принес много пользы ему и Кадаре. Разобрался со всеми мелкими и грязными проблемами. И в итоге позволил остаться с выигрышем в руках. Видаль свешивает ноги за перила балкона и щурится навстречу светилу. «Это все твое, приятель. Это же стоило того, верно? Стоило?» Раньше все было проще. Соблазнить, окрутить, использовать, попрощаться. С Зией было хорошо и удобно. Они напивались в «Тартаре» до зеленых бесов, а потом трахались где-нибудь в сортире. Ни он, ни она не заговаривали об этом после, и это избавляло его жизнь от большинства проблем с отношениями. Со Скоттом было необычно. Жестко, мягко. Прозрачно или так откровенно. Возвращаясь на Кадару, Скотт заходил к нему в тот же день. Он угощал выпивкой, слушал не перебивая. Ну и секс с ним был отличным. Он отдавался без остатка, словно для него каждый раз не перепих, а что-то, что значит много. Будто он… оставлял себя за эти долгие отлучки специально для него, Рейеса. И оказываясь вновь с ним, доверял себя всецело. Даже зная, что тот, в общем-то, не белый и пушистый. Это приятно. Это то, чего у Видаля давно не было. Да и вообще никогда. Может быть, он немного и влюбился. Но влюбляться в Райдера — влюбляться в инструмент. В пешку, которой отведена небольшая роль в его партии. Но почему ему так грустно?***
Видеть его вновь в своей комнате необычно. Рейес впервые не находит слов. Он просто молча смотрит на Скотта, водящего пальцами по початой бутылке на его столе, и вытирает волосы после душа. Когда чистой воды стало вдоволь, Кадара превратилась практически в рай. — Я не ожидал, что увижу тебя еще, — наконец говорит Рейес, откладывая полотенце в сторону. Скотт улыбается мягко, словно и ему тоже нечего сказать. Прошло несколько недель, а ему нечего сказать. — Я соскучился. Он соскучился. Рейесу хочется закрыть глаза. Просто обнять его и тоже сказать, что скучал. Скучал по его телу, его запаху, его рукам и глазам. Его голосу и смеху, и восторгу, и тому, как он приподнимал брови, слушая истории. Не лгать и увиливать. Только правду. Скотт не дает сказать ему правду, целуя и подталкивая к постели. Он возбуждает полупоцелуями, не давая губам сомкнуться, отстраняется, стоит к нему прижаться. Стаскивает полотенце с его бедер игриво, но не касается его там, где появляется возможность. Даже сев сверху, он обхватывает его запястья, не позволяя трогать себя. А потом раздается тихое электронное пиканье, и Видаль понимает, что на его руках сомкнулись наручники, удерживая у спинки кровати. Вес Райдера с тела исчезает. Перебросив ногу обратно, тот встает на пол и разминает шею. — Скотт? — осторожно спрашивает Рейес, пробуя наручники. Они не отпускают. — Я, конечно, за разные эксперименты, но можно было бы… — Что? Рассказать тебе об этом заранее? — Он качает головой. — О, как я мог? Теплое ощущение, что сладко ноет в бедрах с момента, как Скотт поцеловал его, колет. — Это месть? — ухмыляется Видаль. — Я мог представить. Накажи меня. Райдер, отошедший к столу, бросает на него такой взгляд, будто слышит какой-то странный звук, но не может определить его источник. Игнорирование распаляет. Не к месту он вспоминает, что самый жаркий секс с Зией был обычно после ее фразы: «Нет, сегодня точно нет». Внутри Рейеса разгорается небольшой пожар от предвкушения. И не только. Он ломал себе голову днями и ночами, представляя, как все могло бы сложиться иначе в тот день. В одном случае Райдер не позволял ему осуществить задуманное. Так правильно и по-райдеровски. Но он не сделал этого. В другом случае Райдер целовал его после и говорил, что принимает его решение и ценит. Ложь не всегда ведет к разрушению. Иногда ею проложен путь спасения, иногда благотворно сокрытие правды. Ложь Рейеса помогла Скотту остаться незапятнанным. Может быть, он это понял? Чем дольше он находится поодаль, тем прозрачнее становятся надежды Видаля. — Скотт, если ты будешь так медлить, то я растеряю весь пыл. Я думал, ты хочешь использовать против меня неожиданность… — Завали. Рейес смыкает губы. — Мне… — наполнив стакан, Скотт делает глоток виски, — ведь действительно было все равно, какими методами ты пользуешься. Кому лжешь, кого подкупаешь, кого убиваешь. Но я рассчитывал, что ты оставишь эти игры для других. Не для меня. Рейесу нужно время, чтобы осмыслить. — Ты многое знал? Что я делал? — Кое-что, — подтверждает Скотт, вздыхая. — Но это не то же, что и увидеть своими глазами. Чем дольше длится пауза, тем больше Видалю кажется, что его пристегнули вовсе не для того, чтобы доставить удовольствие. — Я скажу, что ты хочешь услышать. — Он ловит взгляд Райдера. — Так что? Что ты хочешь услышать? Что я сожалею? — А ты сожалеешь? — Ну. Нет. — Рейес запрокидывает голову на подушку. — Я бы поступил так снова и снова, если бы было нужно. Но это не мешает мне испытывать вину перед тобой. Я могу попытаться ее искупить? — Ты думаешь, у тебя есть что-нибудь, чем ты можешь купить прощение? — усмехается Скотт, опускаясь на стул. — Я тебе не обо всех своих талантах рассказывал. Он улыбается, на миг задерживая кончик языка снаружи, и это то, что обычно обезоруживает. Ему даже чудится, что Скотт зависает ненадолго, рассматривая его и вспоминая, на что способен его рот. Чудится. Рейес готов поклясться, ножа на его столе не было. Возможно, он появился там, пока Рейес был в душе. — Знаешь, что это? — Райдер проводит пальцем по лезвию, беря его в руки. — Что-то, что ты точно не будешь использовать? — беззаботно надеется Видаль. Райдер улыбается. Поднявшись неспешно, он преодолевает расстояние до постели быстрее, чем хотелось бы. — Теперь лучше видно? — Нож вздрагивает в руках Скотта. Он делает вид, что ловит его в последний момент до того, как он успевает вонзиться в грудь Рейеса. — Не бойся, я его продезинфицировал. — Скотт, чего ты хочешь? Лезвие касается прохладой щеки Рейеса. Скользит по уголку челюсти. — Клинок Роекаар, — задумчиво говорит Райдер, садясь на край постели. — Его нашли на месте преступления. После исследования я сохранил его. У него очень красивая ручка. Ручка у него действительно красива, в любой другой момент Видаль попытался бы это оценить. — Я не имею к этому отношения. — И именно поэтому ты столько знал об этом. Может, это было еще одной шуткой… Шарлатана? Чтобы привлечь мое внимание? — Скотт… — Что? Поверить тебе? — Ты доводишь ситуацию до абсурда. Рейес закрывает глаза. Управлять своими интонациями ему не составляет труда. Но что делать с колотящимся сердцем. Он не думал, что окажется в тупике. Он побывал в таком количестве нелепых и абсурдных положений, граничащих с фиаско, что думал, будто может выскользнуть из любого. Он почти уверен, что Скотт не хочет его убивать. Ну. Тот Скотт, которого он знал. Признаться, тот Скотт, наверное, не влез бы к нему, не пристегнул бы к постели и не держал нож у его груди. — Может быть, мне как-нибудь проучить тебя? Рейес смеется нервно. Пальцы Скотта держат нож лезвием к себе, а теплый конец рукояти скользит по ноге вверх, к паху и внутрь бедра. Раньше, до того, как появилась угроза почувствовать ее в себе, ручка не казалась такой толстой. — Тебя раньше не имели ножом? — спрашивает Райдер так спокойно, как будто спрашивает, любит ли он разгадывать судоку. — Не предоставлялась возможность. Я, если честно, предпочитаю сам… — Иметь? — Скотт смотрит в его лицо. — Всегда должен быть ты, верно? То, как скоро он откладывает нож в сторону, поднимаясь, озадачивает несколько больше. Щелкнул колпачок фломастера, вытащенного из кармана, влажное прикосновение чернил бежит по обнаженной лодыжке. Рейес очень хочет надеяться, что его сейчас не метят, где резать. — Тебе же нравилось. Скотт откладывает фломастер в сторону и расстегивает толстовку, снимает, вешая ее на стул. Отправляет следом футболку. Рейес старается выдохнуть с облегчением не очень громко. Это все-таки будет секс. Положим, он действительно не очень любит подчиняться. Передавать власть в чужие руки. И особенно — давать свой зад в распоряжение. Но это то, что пережить проще, чем нож под ребрами. Он тихо вздыхает, смотря, как Скотт избавляется от брюк. Похоже на то, что того очень заводит ситуация. Ему не понадобится дополнительный стимул. Видалю на несколько секунд кажется, что он и вовсе не знал того парня, с которым так часто проводил время последние месяцы. Он раздвигает ноги и откидывает голову назад. — Я планировал отдаться тебе как-нибудь, — усмехается он, — но думал, что сделаю это на какой-нибудь праздник. В подарок. На дату. — У нас дата. Скотт опускается на постель между его бедер. Он все равно выглядит прекрасно. Его широкие плечи, развитые мышцы рук, подтянутый живот… дальше он пока не раздевается, и хотя Рейес уже много раз видел его без одежды и представляет, что там, он хочет увидеть вновь. — Четыре месяца и… два дня, — тихо проговаривает Райдер, кладя руки на его бедра, — как мы друг друга знаем. Две недели, как ты мне ни разу не солгал. — Ты мне не дал возможности, исчезнув с Кадары. — Я знаю. Рейес, может быть, и хотел бы чувствовать волнение и беспокойство, но вид отсасывающего Скотта слишком привлекателен. Как он молчит, закрыв глаза, а его ресницы чуть дрожат, пока дуга губы сползает по стволу вниз. И вверх, оставляя за собой блестящий влажный след. Его впалые щеки и колючки отросшей щетины. А на первое свидание он побрился. Видаль подбадривает его старания тихим стоном, и хотя Райдер пытается делать вид, что ему все равно на его отклик, и все, чего он добивается, это стойкая эрекция, его брови довольно приподнимаются. Удовольствие накатывает, собирается из настойчивых и невесомых действий Скотта, как башня из кубиков. Все выше и выше. Нужно только не думать о лежащем рядом ноже, а не то первый этаж начинает пошатываться, грозясь все обрушить. Как он все обрушил.***
Рейес останавливается над сидящим на краю балкона Скоттом и смотрит туда же, куда и он. В рыжее будущее, расстилающееся по поверхности Кадары. Ему хотелось бы, чтобы и Скотт полюбил это место. Да, оно ужасное, с одной стороны. С другой, бесконечное, беспутное, дикое и свободное. Дающее возможность быть кем угодно, стать кем угодно. Видаль проводит рукой по его волосам, задерживаясь на прядке на затылке, и Райдер ластится, чтобы он погладил еще. Садясь рядом с ним, Рейес опускает ноги вниз. — Теперь это наш дом, — шепчет Скотт и смотрит в стакан в своих руках. Он пьет чистую воду. Работают хранилища, Кадара расцветает. — Здорово, правда? — улыбается Рейес и прислоняется своим плечом к его. — За это стоит бороться? Скотт не отвечает. И не отвечает довольно долго. — Они ведь тоже борются, — вздыхает он немного погодя. — Я имею в виду Роекаар. Ведь это было только их. И они хотят защитить его. И себя. — Трудно делиться своими игрушками. — Не знаю, как я бы отнесся к тому, если бы кто-то вломился ко мне в дом и стал там жить. — Думаю, если бы у тебя был очень большой дом, ты бы даже не заметил, что там живет кто-то еще. — Ре-е-ейес. Райдер смеется от чего-то и пожимает плечами. Скотт меняется. Перестает быть тем мальчиком-максималистом, не видящим оттенки серого. Видалю нравится, что он видит это превращение. — Я к тому, что вовсе не всегда цель оправдывает средства. — Смотря какая цель. — Какая бы ни была. Если мотивы Роекаар можно понять, то методы… Рейес находит руку Скотта внизу. Удивительно, насколько тому помогают прикосновения. Скотт сжимает его пальцы и ничего не говорит почти слишком долго. — Надо искать другие средства, — тихо заканчивает свою мысль он. И Рейес понимает, насколько сильно они отличаются.***
Райдер поднимает голову, выдыхая. Вытирает рот, оставляя мокрый след теперь на тыльной стороне ладони, и смотрит прямо на него. Видаль задерживает дыхание. Пальцы Скотта бегут по срединному шву вниз, и Рейес от неожиданности вздрагивает. Скотт смеется. Видаль хочет думать, что Райдер не будет жесток с ним, не будет брать его, не подготовив. Он хочет думать. Но думает о ноже рядом, о наручниках, сковывающих движения, обо всем том, чего точно не ожидал от этих отношений. Он следит взглядом, как Скотт приподнимается, стягивая свое белье, и жмурится. Руки, тяжело оперевшиеся о бедра, подталкивают его вверх. Рейес ожидает, что они раздвинут их шире, но они наоборот смыкают. И вес оказывается сверху. Первое, что видит Рейес, открыв глаза, — Скотт на своем животе. Лицо сверху очень сосредоточенное. Волна облегчения накрывает Рейеса. Он не может не прокомментировать. — Я знал, что ты не выдержишь, — горячо шепчет он. — Вид члена лишает тебя воли. — Заткнись. Рука обхватывает его за подбородок. Большой палец трет его под нижней губой. Рейес тянется к нему, приоткрывая рот. Ему кажется, он чувствует, как улыбается Скотт в дюйме от его губ. — Не пытайся, — он ловит его вздох, — наебать меня. Я же узнаю об этом. Рейес не успевает насладиться поцелуем, его пылкая краткость только разжигает в нем большее желание. — Пока я от этого только выигрываю, — вновь не сдерживается он. Скотт лишь усмехается. Потянувшись вбок, он шарит в ящике прикроватного столика. Хмыкает, потому что находит, что искал, на том же месте. Раскручивает тюбик, роняя крышку на пол, но это явно не то, что его беспокоит. Ерзая, он подается назад, пока не упирается задом в член Рейеса. Просунув под собой руку, Скотт смазывает его с таким недовольством, как будто это не удобство, а блажь, которая ему не нравится. Приподнимает бедра и занимает себя еще почти на минуту, помогая ему проникнуть внутрь. «Себя-то он подготовил, сукец». Все волосы на теле Рейеса встают дыбом от низкого стона Скотта. Он не может оторвать глаз от вздувшихся вен на его шее, пока тот нанизывается на него, преодолевая протест отвыкших мышц. Покраснение кожи стекает с горла к ключицам. Пальцы скребут грудь под собой, и Видаль вполне отчетливо ощущает, насколько отросли его ногти. Розоватые царапины протягиваются вдоль всей грудной клетки. Ему кажется, в теле Райдера нет ни одной расслабленной мышцы в то мгновение. Он весь — сгусток натянутых струн, прикосновение к каждой из которых рождает темную запретную мелодию. Он сгоняет пот со лба ладонью и наконец обращает внимание на Рейеса. Его глаза светятся, как неоновая вывеска, а надломленные темные брови дрожат. Такого Скотта он помнит. Безумного, голодного, одинокого. Может, это лицо было настоящим под маской того мальчишки? Может, ему просто нравится опасность. Он приманивает своей приторной безупречностью хищников, а потом захлопывает ловушку. И жертва становится охотником. Или, может, его действительно взбесило, что его провели. Видаль смотрит на его разомкнутые губы и гадает, что же сорвется с них сейчас. «Может, трахни меня? Он такой развратный, когда хочет». — Негодная сволочь, — рычит тот вместо такой сладкой пошлости. — Бесчестная скотина. Не то чтобы Рейес слышал подобное в первый раз. Но в первый раз с настолько занятым членом. Скотт качается вперед, опираясь о его грудь обеими руками, и возвращается обратно. Видаль дергается привычно — так сильно хочется положить ладони на стыки его бедер с телом, услышать напряжение, звенящее под кожей. Заразиться плещущимся через края восторгом. Но запястья крепко зафиксированы наручниками, и фокус не удается. — У тебя грязный язычок, Скотт. Ладонь ложится на его рот так резко, что это похоже на удар. — Наглый эгоистичный выблядок, — шипит Райдер, вздрагивая на его члене, но сдерживаясь от того, чтобы сбиться с мысли. — Вот ты кто. Он раздвигает пальцы над его губами и наклоняется низко-низко, шепча ему прямо в рот. — Тебе повезло, что я непривередливый. Видаль бы расхохотался, если бы страстный долгожданный поцелуй не помешал ему. Он не против. Скотт катается на нем, как на безвольной карусельке, прижимая к постели и не давая двинуться. Обхватывает его собой так восхитительно и гипнотизирует жарким телом. Есть что-то в том, чтобы ничего не делать. Не иметь никакой ответственности. Просто позволять творить с собой что-то. Что-то неописуемое. Райдер откидывается назад, упираясь руками в его колени. Вытягивается, толкаясь на него, и дрожит восторженно. Чудно наблюдать за ним, чудно получать удовольствие от него. Рейесу сносит пробки. Он упирается пятками в постель, подаваясь к нему, чтобы приблизиться к такому яркому, такому нужному, такому желанному финалу, но его инициатива пресечена. Скотт трогает нож, склоняясь к нему. — Поосторожнее, Видаль, я ведь все еще могу перерезать тебе горло и, если повезет, я успею кончить до того, как твое тело остынет. Пожалуй, лезвие под подбородком это то, что помогает отсрочить преждевременный конец приятного действия. Рейес сглатывает и ощущает, как царапает ребро ножа его кожу. — Скотт, — шепчет он, стараясь не шевелить шеей — давление слишком явственное, — Скотт, я не во всем тебе врал. Райдер поднимает брови. Он смотрит в его глаза так встревожено, что у Видаля щемит где-то внизу. Где-то под лезвием. — Ты мне действительно нравишься. Скотт кладет нож на место, нависая над его лицом. Он больше не двигается, но Рейес все равно ощущает удары пульса внутри него, такие же сладкие, как и сердцебиение близко-близко. — И, — Видаль закрывает глаза с улыбкой, — как ты относился ко мне. Когда думал, что я… особенный. Райдер усмехается ему в нос и отклоняет голову в сторону, приближая губы к уху. — Я и сейчас думаю, что ты особенный, — он трогает мочку языком, — особенный гондон. Он вновь заводится и даже будто бы забывает про присутствие цельного Рейеса, сосредоточиваясь только на его члене. Это не то, на что можно жаловаться. Видаль испытывает небольшое разочарование, когда Райдер вспоминает про присутствие и своего, обхватывая его ладонью, чтобы добраться до финиша раньше него. Что Рейеса невероятно распаляло еще с самой первой их близости — Скотт мог легко кончить без помощи рук, и это жуть как возбуждало. Наверное, он не может сдержаться в этот раз, и Рейес отчасти его понимает. А отчасти сожалеет — ему еще нужно время. Райдер опирается левой рукой о постель и наклоняет голову так низко, что Видаль может касаться его макушки кончиком носа. Чувствовать запах волос, кожи, пропитанных острым желанием и опасностью. Он может дернуться и сломать ему нос. Такая мысль тоже есть. Рейес почти достигает пика от ощущения сжимающегося нутра вокруг себя. Чувство, ради которого стоит вообще трахаться. Но ему нужно еще. Еще немного. Скотт лежит на нем, не шевелясь. Вздрагивает иногда, покрываясь мурашками, словно от дуновения прохлады, но в комнате жарко и душно. Медленно слезает с него, становясь на ноги. Его колени дрожат, он упирается о них руками, пока сила к ним не вернется. Рейесу очень нужен оргазм, и ему хватило бы минуты, но он не озвучивает просьбу вслух, потому что одна из пряных развратных мыслей предполагает, что Скотт может следом взять у него в рот. Она крайне неприлична и доводит его практически до неистовства. Поэтому он молчит и ждет, пока осуществится фантазия. Но ничего не происходит. — Скотт? Райдер делает вид, что не слышит его, закрывая за собой дверь в ванную. Это обескураживает. То есть он просто взял, кончил и пошел мыться. Рейес хотел бы расхохотаться над тем, как попался в этот славный капкан. И расхохотался бы, если бы тяжесть внизу живота не сводила его с ума. Если бы он только мог дотянуться. Если бы смог перевернуться и потереться о матрац. Но все, что он может, это слушать через неплотно прикрытую дверь. Скотт писает, потом принимает душ. Райдер возвращается через пару минут, мокрый и свежий, как утренний цветок. Им бы восхититься. Рейес смотрит на то, как он одевается, и вид его исчезающей в брюках задницы просто не может оставить равнодушным в его состоянии. — Ты не собираешься дать мне кончить? — Нет. — Это жестоко, Скотт. — Да. Расправив футболку на животе, Райдер оборачивается к нему. Легким движением подхватив упавший на пол фломастер, он снимает колпачок и возвращается к нему. Видаль жмурится, но тот всего лишь пишет что-то у него на лбу. — Ублюдок? — предполагает он. Скотт опускает взгляд и улыбается уголком рта. — Нет. Лжец. Закрыв фломастер, он сует его в карман брюк. Ладонь скользит по щеке Рейеса, проходится по шее, мимо ключиц и до пупка. Замирая, не идя дальше. — Ну же. — Неа. — Ну хоть одну руку-то освободи, будь человеком. Райдер выпрямляется. — Нет. Это будет тебе уроком. Видаль откидывает голову, давая отдых напряженной шее, как только дверь за любовником закрывается. Он должен чувствовать волнение и панику, но вместо этого только смеется. Думал безнаказанно трахнуть простившего все Скотта. Скотта, который оказывается не совсем таким, как он о нем думал. Это… вдохновляет. Растирая запястья от наручников, — о, ему понадобилось много времени, чтобы догадаться, что Райдер написал фломастером на его ноге пароль от них и извернуться, чтобы прочесть, — он чувствует осадок от скатившего возбуждения. Неудовлетворенность чешется в нем, не давая покоя. Всего лишь физика. Это сравнительно небольшая плата. Он может ее принять.***
В «Тартаре» никогда ничего не меняется. Его посетителей не волнует, насколько пагубна окружающая атмосфера и ядовита вода, они травят себя сами — наркотическим дымом и алкоголем. Тут никто не обращает внимание на то, как рассеивается рыжий туман. Рейес заказывает в баре кружку пива, но едва успевает оплатить ее, как чужая рука хватается за нее, оттягивая ее в сторону. — Вижу, ты выбрался, — усмехается Скотт, отпивая его пива. Рейес качает головой и берет еще одно. — Интересно, как бы ты отреагировал на мой труп, — парирует он. Райдер отставляет кружку на стойку и опирается о нее локтями. — Ты был бы очень глупым трупом. — Уже до боли знакомо приподнимает он бровь. — На всякий случай я установил на наручники таймер. И ты умер бы, только если бы начал пытаться вскрыть их вручную. Ударяя ими о стену. — Какой ты заботливый. — Я — да. Пошли потанцуем? Это не та музыка, под которую стоит танцевать так близко друг к другу, но Видалю наплевать. Скотт прижимается к нему спиной, и можно положить руки на его бедра, иногда привлекая к себе тесно и потираясь о его зад. — Я сохранил наручники, — шепчет Рейес над его ухом, и Скотт смеется. — Очень удобные. Теперь твоя очередь их пробовать. — Ты вновь хочешь рискнуть? — Я хочу все, что связано с тобой. — Видаль поднимает взгляд к потолку, где разноцветные лампы рисуют лучами. — К тому же, я не такой беспощадный, как ты, я не оставлю тебя в минуту слабости. — А у меня, кстати, все еще есть фломастер. — Я тебе его в задницу засуну. Еле смылся. Райдера сложно понять. Он только начинает жить и меняется, как мир вокруг него. Человек-зеркало. Когда с ним откровенны, он соблюдает правила. Играет нечестно, когда его пытаются обвести. В любом случае он не пешка, которой можно так просто вращать. По меньшей мере ладья. Скотт поворачивает голову и, обняв его за шею, целует в губы. Положим, он оказался вовсе не так прост, как думалось сперва. Но это еще интереснее. В это стоит играть.