Интерлюдия

Первое, о чем думает Дженсен, приходя в себя от удара и распрямляя неловко подвернутую руку — Клиф его убьет. Лобовое стекло рябит трещинами, голова раскалывается, и с виска капает что-то теплое. Хорошо бы просто кровь, потому что, по ощущениям, у него медленно вытекает мозг, не иначе. Точно, мозг. Дженсен садится прямо, в поле зрения попадает бардачок, а паника накрывает до цветных кругов перед глазами: Джаред. Они ехали вместе после съемок, каждый к себе. Неважно уже, куда. Джаред лежит неловко, колени подпирают вывернутый руль, на джинсах расплывается бурое пятно. Дженсен думает отстраненно — опять на выброс, такое не отстирается уже точно. В прошлом месяце он пробовал отодрать от брюк бутафорскую грязь, но сдался уже через два моющих средства и полчаса ковыряния в холодной воде. И он не слышит, как Джаред дышит. Дженсен поворачивается на сидении, левой рукой ощупывая высокий падалечий лоб и макушку, — пальцы путаются в волосах, проводит под носом. Тыльную сторону ладони холодят скупые выдохи. Джаред морщится, вслепую отталкивает и попадает по рулю. Открывает глаза он с резким клаксонным взвизгом, хватается за голову — руки прослеживают тот же путь: лоб, виски, затылок. Выкручивается на сидении и окидывает взглядом уже Дженсена: проверяет. Что-то сильно не так. — Джаред, у тебя зрачки разного размера. — Кто? — он хмурится, и до Дженсена не сразу доходит. — Мы врезались? Осознать весь случившийся пиздец у него получается только в машине скорой помощи. Дженсен сам звонит на площадку, сообщая, что в ближайшие дни у них незапланированный хиатус и прибавка к гонорару, если даже машина не вынесла Джаредовой харизмы и трехчасового сна. Тот косится неодобрительно, а потом выдает то, что рушит все надежды Дженсена на «просто небольшое сотрясение»: «Какого хрена, Дин?» *** В больнице Джаред жмурится на яркий свет, медсестра попадает в вену ему с третьей попытки. — Джаред, меня зовут Джаред Падалеки, — заученно повторяет он, перебивает врача. — Сегодня двадцать третье июля, и нет, у меня не кружится голова. Дженсен скептически рассматривает одинаковые бутылки с физ. раствором и Маннитом. Под пластырем чешется висок. Сидеть им тут долго: томография — то еще удовольствие. Джаред чхать хотел на советы врача поспать, перекручивается весь, как только тот выходит, чуть не сшибает стойку капельницы. Твою мать. Сначала Дженсен сует ему телефон, на экране в полный размер фото счастливой падалечьей семьи: Том, Шеп, Женевьев с широкой белой улыбкой. Сэлфи кривое, Джаред забавно вытягивает губы уточкой, передразнивая. Когда реакции не следует, Дженсену хочется ему врезать. — Это твоя семья, — вместо этого терпеливо повторяет он. — Это шутка. Мы прорабатываем какую-то легенду? — Джаред пялится на него, как будто это у Дженсена напрочь отбило память о реальной жизни, а затем опять рассматривает экран, и непонятно, чему он удивляется больше: фотографии или дорогой модели. — Но, Дин, я бы знал. — Дженсен кривится на последней фразе. Конечно, Сэм знал бы. Знал и умотал бы к счастливой женушке, оставляя всю эту эмоциональную хрень на него одного. На Дина. — Я, мать твою, не Дин. Дженсен решает начать с другой стороны. — Что последнее ты помнишь? Джаред помнит много. Карвер бы удавился с зависти, а затем предложил бы роль нового сценариста. Он пересказывает весь отснятый сезон, часть из этого Дженсен не помнит напрочь, но мужественно принимает к сведению. А еще Джаред ему не верит. Естественно, по закону подлости снимки оказываются чистыми. Врач странно на них косится, и сыпет научными терминами. — Отек мы сняли, дальше просто покой и… Не переутомляйтесь. Все же знают, что у Дженсена крепкие нервы? Так вот, у него охренеть какие крепкие нервы. Поэтому он кивает врачу, забирает выписки-назначения-еще целую кучу бумажек, Джареда и звонит Клифу. Года три назад они с Дани, дурачась, купили пляжный домик у побережья, но так и не выбрались. Отдыхать так отдыхать. Ангелы, демоны и прочие выдуманные твари туда вряд ли доберутся. Сами они добираются до побережья за пять часов. Клиф молчит, Дженсен подозревает, что разговаривать с ним тот не будет еще долго. В открытое окно пахнет морем и солью. Дом практически пустой, с пропахшими пылью двумя комнатами и небольшой кухней. Вода из-под крана здесь тоже отдает железом и водорослями. Джаред не спорит, не пытается доказать свою точку зрения и открыть «правду». Исправно косит под своего героя и молчит. Дженсену кажется, он может различить скрип шестеренок в его черепушке. Джаред обходит дом по периметру, лезет в сумку за купленным по дороге пакетом с солью. Дженсен не смотрит, резкий стук по деревянной раме шумом отдается в голове, разбавляя плотно засевший там вакуум. «Сэму» не нужна помощь, она нужна Джареду Джаред бесшумно входит, — с дверями и окнами все ясно, — без вопросов занимает дальнюю от входа кровать. Так же молча обкладывается ноутбуком и кружками с чаем. Дженсену даже интересно, что он там найдет. Он не помнит в условиях договора ни строчки про вай-фай. Сквозняк просачивается здесь даже через закрытые рамы, выдувает мысли. Дженсен достает пиво, — «безалкогольное, чувак, другого тебе нельзя», — и идет к воде. Джаред присоединятся к нему только через три часа. Песок холодный, несмотря на лето, липнет к пальцам и джинсам, зато можно дышать. Джаред садится рядом, замирает статуей, Дженсен отстраненно думает, был ли Сэм Винчестер когда-нибудь на море. Забавно. Джаред дышит редко, волосы падают на лицо, Дженсен тянется, зачесывает их на автомате назад. Отдергивает руку, когда напарывается на взгляд. Сэмовский, блядь. Джаред-Сэм смотрит пристально, о-бес-по-ко-ен-но, мать его. Выстукивает длинными пальцами дробный ритм по коленке, пока не добивается ответного внимания. Дженсен не знаток психологии, ему хватает постоянного напряжения во время съемок, чтобы заморачиваться еще по такой херне, но что-то ему подсказывает, что сейчас будет тест-драйв винчестеровского «Нам нужно Поговорить». Именно так, с большой буквы. Вот только сценарий остался в разбитой машине, а Бункер — в несуществующей вселенной Сверхъестественного, — говорить Дженсену не хочется ни разу. Он встает и возвращается в дом, песок скрипучей дорожкой тянется до кухни. Но это не значит, что Джаред бросает попытки. Поговорить он пытается еще два раза, и на второй ему удается. Начинается все неплохо, про работу, съемочную площадку, — актеры? Мы актеры, серьезно, как в тот раз? Дженсен не выдерживает на девятой минуте, и они орут друг на друга как в старые добрые времена, только тогда предмет ссор не отдавал таким явным бредом. Джаред смотрит исподлобья, Дженсен подсознательно ждет щенячьего взгляда и бровки домиком. Напрасно. Поэтому он с чистой совестью забирает телефон и уходит. Подышать. У самого дома весь песок усеян ракушками и тиной, она противно хлюпает под ногами, и желание идти куда-то пропадает тут же. Дженсен не знает, что ему делать дальше. Вот Джаред, бери и живи заново. Без скандалов и общего решения о «нормальной жизни». Не заново, так хотя бы по-другому. Или не по-другому. Когда-нибудь их встретят фанаты, а они обязательно встретят. А дальше они сделают великолепное фрик-шоу на CW, почему бы и нет. Дженсен давит нервный смешок и списывает подобные мысли на начинающуюся истерику. В больнице ему дали номер специалиста, если что-то пойдет не так. Вряд ли под «не так» они подразумевали такое. А еще вряд ли Дженсен может сейчас нажать кнопку вызова. Он смотрит на укоризненно потухший экран еще минуту, потом убирает телефон обратно в карман. Может, оно само пройдет? От своего малодушия хочется побиться головой о ближайшую стену. Совесть вякает слабо про детей и работу, и Дженсен дает себе десять дней, — он всегда дает себе ровно десять, — и возвращается в дом. В конце концов, у него есть больше недели наедине с «Сэмом Винчестером». Фанатки за такое душу бы продали. «Сэм» не спит, говорит, что ожидание кошмаров выматывает хуже самих кошмаров. Дженсен приходит сначала посреди ночи, проверяет, потом просто перетаскивает свою кровать ближе. Он не уверен, что у Винчестеров принято спать под одним одеялом, — Дженсен и не пытается. Джаред цепенеет спиной, дыхание становится нарочно медленным и размеренным. Он одновременно ближе и дальше от него, но точно не против похлопываний по плечу и Дженсена рядом. Тот не уверен, что знает такого Сэма. Джаредовы привычки обживать каждый угол нового помещения мешаются со скрупулезностью и дотошной аккуратностью экранного Винчестера. Первой удивившей вещью становится стаканчик из-под зубных щеток — вообще Дженсен не сторонник линейного порядка, поэтому в первый же день достает его из держателя и ставит на раковину, чтобы уже на следующее утро обнаружить стакан на старом месте. Противостояние длится недолго, всего четыре дня, до тех пор, пока на раковине не появляются непонятно откуда взявшиеся мыльница и мочалка, занимающие собой все свободное место. Мысль о том, что его пытаются приучить, как какого-нибудь кота, забавляет. А еще Джаред варит кофе. И вот это уже не вписывается никуда. Дженсен принюхивается удивленно, надеясь на обонятельные галлюцинации, но нет. Усиленно давя в себе мысль, что это он должен заваривать Джареду всякие полезные чаи после всего, что произошло, он плетется на кухню и как на стену натыкается на неуверенную Джаредову улыбку. Кофе безбожно горчит, но улыбается Дженсен в ответ вполне искренне. Поэтому это тоже входит в каждоутренний ритуал. Если Джареду нравится, кто он такой, чтобы быть против. В доме многое требует изменений, старые двери скрипят несмазанными петлями, а вычурные красные вазы в гостиной бесят неимоверно, но выкидывать лень. Дженсен делает себе зарубку на будущее — смотреть, что покупаешь, а потом как-то обнаруживает Джареда перед открытым окном — рассохшаяся рама с давно не мытыми стеклами дребезжит от ветра, тянет сквозняком, солью и шумом с океана. Вряд ли тот его не замечает, но, глядя на расслабленные плечи и закрытые глаза, Дженсен пересматривает свое решение. А дом приобретает все более сверхъестественный вид. Джаред рисует мелом защитные ловушки. Или не ловушки, Дженсен не знает, только втирается в них рукавом толстовки по утрам, стирает выверенно-ровные линии. Реквизит они, что ли, умудрились прихватить? В голове у Джареда-Сэма куда больше остального сверхъестественного хлама, соль рассыпана под порогом и окнами. Раньше были конфеты. И собаки. Новости о собаке Джаред рад, вздергивает удивленно брови, но не переспрашивает. Дженсен находит на телефоне фотографию Сэди, поражается в очередной раз — сохранил же. Утром он просыпается от того, что кто-то разговаривает за стенкой. Джаред находится на кухне, затыкается неловко, пока Дженсен сонно протирает глаза, понятно же, с кем тот пытался беседовать. Вот только Кас вряд ли доберется из Ванкувера: нелетная погода, за окном льет как из ведра. — Ты помнишь аварию? Я не знаю, что у тебя сдвинулось в мозгах, Джаред. Но это нужно лечить. — Дженсен мысленно отвешивает себе подзатыльник. Кто там обещал ему Оскар за лучшую актерскую игру? Джаред поджимает губы — опять сэмовский жест, Дженсен замечает это как-то вскользь, как на замедленной перемотке. Такого Джареда не переубедить, вбил себе уже в голову все, до чего успел и не успел дойти своими мысленными доводами. Но он опять удивляет. — Ты не Дин, я уже понял. Меньше… — он неопределенно взмахивает рукой — меньше всего этого. — малопонятно заканчивает Джаред, с силой растирая правый висок. Это определенно больше, чем он говорит в последние дни, но Дженсену парадоксально хочется, чтобы он замолчал, потому что когда Джареда тянет на поговорить, ничем хорошим это, как правило, не заканчивается. Для всех. — У меня болит голова, — неожиданно признается тот. — Совсем не проходит. Через два дня Дженсен замечает, что говорит ниже, намеренно меняя тембр. Пора записываться в ряды сумасшедших. Потом — обязательно. Реальность напоминает о себе редкими звонками режиссеров — Дженсен честно перенаправляет их на голосовую почту. Сумерки здесь наступают быстро, а по телевизору идут только футбольные матчи. Дженсен смотрит с интересом, только бы не говорить. Теплое пиво кислятиной забивает пищевод. Джаред греет через звенящий напряжением воздух, как заправская печка. Запрет на алкоголь сегодня бойкотируется и третья бутылка с непривычки кажется редкостной гадостью, а потом и вовсе встает в горле, когда на бедро ложится горячая ладонь. Вот и верь потом, что «Винчестеры — никогда!» Матч заканчивается через полчаса, и Дженсен не знает, кто выиграл. Поджившую царапину на виске жжет чужой взгляд. — Ты похож, — Джаред смотрит непонятно, обводит пальцем скулу, царапает щетину, подается ближе. — Только веснушек больше. Дженсен давится заготовленным ответом, понятно же всё. Сэм наклоняется ниже, прижимается губами к подбородку, потом к губам, проверяет, лижет мокро. Дженсену никак, выгорело. Солено немного, жжется с непривычки. Согревшееся пиво липкой пленкой остается на пальцах и горлышке бутылки. Джаред выцеловывает кадык и левую ключицу, раньше так не было. Скашивает глаза на сползший край рубашки. Дженсену смотреть не нужно, знает, что он там выискивает, нет у него Метки, Джареду непривычно и не так с чистой кожей предплечья. Накрывает своей рукой, давит большим пальцем на вены, не сильно пока, синяков не будет. Сэма в этом Джареде много, он проверяет-считывает состояние, перманентно винит себя за каждую лишнюю царапину выдуманного старшего брата. Дженсен толкает его спиной на диван, давит на ширинку. Сразу и почти без прелюдий. Акт помощи, милосердия и бла-бла-бла ближнему. Джаред хочет, под ладонью много и твердо, он сопит ему в ухо, подрагивает мелко бедрами. Дженсен не уверен, что хочет сам, отвык, наверное, от такого Джареда, чтоб только его без Жен, собак и дистанции. Привыкать обратно Дженсен не хочет точно. Это вполне в стиле Дина Винчестера. Джаред чувствует заминку, резко дергает за плечо, меняет их местами. Нависает сверху, разглядывая и оставляя воздух. Растянутую футболку Дженсен стаскивает сам, со своими желаниями он определится потом. Пряжка ремня впивается в напрягшийся пресс. Осторожное движение бедер в ответ запускает каскад реакций, встряхивая и втирая навстречу. Джаред давит, мешая расстегнуть джинсы, сунуть руку в трусы, хоть удержать ненормального. Дженсен не знает, стоит у него чисто из-за физиологии или еще что-то осталось. Но у него уже подкатывает от неловкого трения, недостаточно сильного, впившихся в бока пальцев. Про отсутствие смазки они, конечно, забывают. Между ягодиц мокро от пота, Джаред ввинчивает липкие от пива пальцы, собирает мурашки по коже. Зрение у Дженсена периодически отказывает, или отказывает уже голова, он выхватывает Джареда кусками: напряженный изгиб шеи, синяк около ключичной ямки, щетину, царапающую согнутое колено. Дженсен переворачивается и выгибает поясницу, притирается ближе. Джаред дышит в затылок, накрывает собой — жарко и неудобно. — Сожмись — как-то совсем жалко просит, вжимается между бедер, и тело слушается вперед мозга. Они даже не трахаются толком. Бестолковая возня раздражает, напоминает третьесезонный хиатус, когда дорвались оба, только привыкали друг к другу и джаредовому новому взгляду на жизнь. Джаред толкается беспорядочно, срывается быстро и тихо. Дженсен вскидывается съязвить, но сжавшиеся на предплечьях пальцы швыряют за грань и его. — Дин-Дин-Дин. — Джаред бормочет на одном выдохе, тычется острым носом за ухо — продирает мурашками по спине. Дженсен выплевывает чужую прядь, оба делают вид, что хотят спать. Но ни один не спит. Утром у Джареда синяки под глазами, он неосознанно водит пальцами по одеялу, а Дженсен смотрит в потолок. Старая желтая краска навевает не совсем удачные ассоциации. Он поворачивается нехотя, сжимает мельтешащую ладонь. Джаред замирает, смотрит на него уже осознанно. Дженсен неожиданно для себя гладит его по больной голове. Сегодня он должен позвонить врачам. — Я не знаю, что из этого правда, — просто поясняет Джаред. Садится резко, собранный, не разглядеть против солнца. Срабатывает рефлекторно, раз, и щелкнули тумблером, Дженсену не нужно ничего говорить. У клиники совсем не желтые стены, а еще ему надо прекращать забывать телефон на тумбочке и объясниться с Женевьев и режиссерами, но это будет после того, как он убедится сам — Сэма Винчестера не существует. — Дай мне еще день, — неожиданно просит тот. — Хорошо, Дженсен? Джаред почти не запинается на имени.