Падение Тора

«Я знаю, что ты чувствуешь. Мне жаль». Буффон с бессилием наблюдал за тщетными попытками Златана принести своей команде победу. Но будто бы какой-то ушлый бог из северного пантеона проклял его, забрал всю удачу и, мерзко посмеиваясь, наблюдает теперь за его бесцельными ударами по воротам откуда-то свысока. Выдохшийся и изнуренный, он, вновь отправивший мяч в сторону от заветной цели, призывно колышущейся белой сетью ворот, приник лбом к перекладине, цепляясь за нее ладонями. Отсюда Джанлуиджи без труда видел его глаза. Пустые. Вратарь великим усилием удержал себя на месте, с трудом отвернувшись. Игра продолжилась со свистком. Когда Буффон бросил еще один беглый взгляд на место, где только что словно молился нападающий у алтаря из сетей и железа, то никого уже не увидел. Только примятую траву. Финальный свисток. Матч окончен победой Италии. Бурное торжество итальянцев мешается с серой угрюмостью шведов. Трибуны ревут так громко, что Джанлуиджи, которого на радостях обвили крепкие руки его одноклубников, кричащих ему в уши явно что-то поздравительное, не сразу понял, что шведов на поле стало на одного меньше. Он успел увидеть десятый номер за мгновение, прежде чем тот скрылся под трибунами. — Златан? Знакомый голос врезался в вакуум в голове шведа горящей стрелой. Приближающиеся шаги эхом отдавались от стен практически пустой раздевалки и даже гул и рев с расположенных над нею трибун не могли их заглушить. Ибрагимович не подал виду, не откликнулся на зов, предпочтя его проигнорировать. Но кому как не ему знать, что игнорировать Буффона — затея, проваленная ещё до её исполнения. Он словно лавина, сошедшая с израненных скал Доломитов — как бы ты не бежал, она все равно настигнет. Тёплая ладонь, влага с которой чувствовалась даже сквозь плотную желтую синтетику формы, легла на плечо и сжала. «Посмотри на меня», говорил этот жест, «Не варись в котле своих мыслей». — Уходи. Голос сухой и беспристрастный. Царапает уши, словно раскаленный песок, по которому Джиджи должен был отправиться восвояси. — Заставь меня. Златан поднимает на него взгляд, блестящий исподлобья. Смотрит на Джанлуиджи снизу вверх, горько усмехается и вновь упирается невидящим взором в безупречный кафель на полу. — Din jävla va fan… Буффон закатил глаза и опустился перед ним на колени, укладывая ладони на его бедра. — На поле сегодня ты был самым лучшим. — Джанлуиджи сдавил кожу пальцами, словно поймав очередной летящий со скоростью пули мяч. — Я готов поддержать свои слова клятвой. Я все видел… — Я подвел свою страну, — глухо громыхнуло над головой. — И они тоже все видели. Только последние stronzo упрекнут тебя в обратном. Снаружи послышалась хмурая речь на шведском и Джанлуиджи нехотя поднялся с места, неотрывно глядя в потускневшие карие глаза капитана сборной вставшего с лавки следом за ним. — Я приду вечером, — улыбка была не только на уголке губ итальянца, но и в его искрящихся лазурью глазах. Эта улыбка перетекла в сеть морщинок от сомкнутых век, когда Буффон прижался губами к носу Златана. Тот в ответ лишь хмыкнул, но не отстранился. — Helvete, Буффон… Хочешь поцеловать? Так целуй нормально. — Дождись вечера… — В раздевалку вошли соклубники Златана. Некоторые будто и не удивились присутствию капитана сборной Италии в помещении, стоящего на расстоянии вытянутой руки от Ибрагимовича. Другие не скрывали злобы, бросая на него острые взгляды. Но одного лишь кроткого окрика Златана хватило, чтобы парни будто позабыли об их присутствии здесь, спешно занявшись своими делами. — Дождись вечера, Ибра, и я буду целовать тебя там, куда их ты даже послать не осмелишься. Итальянец спешно уходит, не тратя времени на оглядывание. Однако перед глазами шведа еще долго стоит видение хитро подмигивающего ему Буффона.