Мысли

Для кого-то любовь является чем-то непотребным, позорным, несмотря на то, что она заставляет людей действовать, мчаться вперёд, жить, в конце концов. А для других наоборот — любовь, мир, нежность и спокойствие означают чистоту и высшую степень благородства. Для кого как… Энакин лежал на кровати, уткнувшись лицом в подушку, и мысленно разговаривал сам с собой. Э*– Если ты её любишь, обязательно скажи ей об этом. Э*– Но, что будет, если она ко мне ничего не чувствует? Э*– Конечно, она чувствует. Э*– А вдруг, нет? Э*– А вдруг, да? Э*– Какой же я придурок! Разговариваю сам с собой о своём падаване! Она совсем маленькая, ей только четырнад… твою Умбару, ей семнадцать лет! Она уже совершеннолетняя! Э*– Так, иди и признайся. — Ы-ы-ы! Последнюю фразу мастер-джедай произнёс вслух, забывая о том, что его падаван спит в соседней комнате. Он перевернулся на другой бок и подтянул к себе одеяло, обхватив руками эту кучу, он попробовал представить, что было бы, если бы рядом лежала она. Э*– Асока не стала бы терпеть мои объятья! Э*– А если бы стала? Э*– А вдруг, она скажет мне, что я озабоченный гад, которому нельзя разрешать подходить к юнлингам ближе, чем на километр? Э*— Она уже не юнлинг, а почти рыцарь-джедай. Э*— Почти-и… Из-за стены послышалось шлёпанье босых ног об пол, дверь открылась, пропустив тёмную фигурку в комнату. Тогрута подошла к кровати учителя и присела на край. — Мастер, с вами всё в порядке? Как же ей хотелось вцепиться в его губы, сжать до хруста костей, а потом расслабиться, чувствуя его сильные руки на своей талии. А*– Асока, стоп! Он — твой мастер, и ничего такого к тебе не чувствует. Убери эту дурь из своих мыслей! Энакин присел, почувствовав рядом знакомое колыхание в Силе. Ситхов Татуин! Она сидела совсем рядом, и что-то спрашивала. Э*– Ну и фигура появилась, а какие изгибы и… Энакин, уйми свою фантазию! Асока внимательно посмотрела на мастера, он, кажется, спал, когда она пришла. А*– И зачем я сюда поскакала? Конечно, с ним всё хорошо. Мне просто померещилось. Э*– Скажи ей, скажи! — Асока, только честно, я похож на … Ну, на кого-нибудь красивого? Тогрута поперхнулась своим языком, чего за бред говорили эти губы? А*– Интересно, а они мягкие? — На кого именно? На красивого вуки? Энакин хихикнул, в любви к шуточками она точно была его полной копией. — Нет, по человеческим меркам я красивый? — Ну, да, наверное… А я? Юноша сел рядом с лю… Э*– Ничего она тебе не любимая! Сначала признался, а потом называй. Любимая, ишь чего выдумал! Э*– Стоп, а о чём она спросила? А, точно, то же, что и я… Э-эх… — Ты очень красивая, у тебя чудесная фигура и лицо. Мне очень нравятся твои глаза, иногда, когда ненависть захлёстывает меня, только ты, одним своим взглядом можешь меня успокоить. А, если ты ещё и облизываешь губы, я превращаюсь в тойдарианское желе. Ты просто фантастически красивая… Энакин положил подбородок на руку и глуповатым взглядом рассматривал своего падавана, будто видел её впервые в жизни. — Ты… ты действительно так думаешь? Он распахнул глаза и уставился на девушку. — Я, что, сказал это вслух? — Да. Ты не ответил на мой вопрос. Герой войны покраснел не хуже томирина и, нырнув под одеяло, замолк. Асока забралась на кровать с ногами и придвинулась к своему мастеру. — Энакин… Она прилегла рядом с тем местом, где должна была быть его голова и откинула одеяло. Генерал Республики смотрелся очень мило и нежно, запрятавшись в одеяло, словно нетопырь во время кислотного дождя. Он одновременно боялся и радовался. — У тебя очень красивые плечи, мне очень хочется прижаться к ним и никогда не отрываться. Твой шрам у глаза заставляет меня забыться и протягивать руку, чтобы провести по нему пальцем. Не знаю, как по человеческим меркам, но по моим, ты очень-очень красивый. Генерал высунул нос из-под одеяла и посмотрел на девушку одним, очень удивлённым глазом. Асока, хотя в темноте этого не было видно, весьма сильно покраснела. А*– Зачем я это сказала? А какие у него глаза-а… Асока, не улетай! Э*– Э-э-эй, она действительно так думает? А если я её обниму, она не уйдёт? Э*– Не попробуешь — не узнаешь. Ну, давай, обнимай! А*– Ы-ы-ы. Ну, ответь хоть что-нибудь! — А-асока, а можно… Ну, вобщем… Я тебя… Энакин вылез из-под одеяла и дотронулся до Асоки рукой. Она вздрогнула и попыталась отвести свою руку от его. Он, заметив, что она дёрнулась, схватил покрепче. Э*– Ну, банта, не тормози! — Подожди, пожалуйста. Я хотел, ну… сказать, вобщем… Энакин наклонил голову и зажмурил глаза. — Ялюблютебяинемогубольшеэтоскрывать. Асока хрюкнула. — Не открывай глаза. — Извини меня, я просто… Девушка придвинулась к любимому и, отодвинув рукой тёмно-русые волосы, прикоснулась к губам. Э*– Твою Умабру, она меня поцеловала… ОНА! МЕНЯ! ПОЦЕЛОВАЛА! Э*– А не ты ли должен был, как мужчина, делать первый шаг? Э*– То-очно… А*– Что я творю? Зачем, ну, зачем я это делаю? А какие они мягкие… Асока попыталась отстраниться, и в этот момент юноша забрал инициативу себе. Он приоткрыл рот и, проведя языком по её губам, проник внутрь. Она немного отклонилась назад и попробовала пошевелить языком. А*– А-а-ах… Сколько же времени я потеряла… А-ах… Он проскользнул механической рукой к её талии, живой, левой, дотронулся до монтрала и чуть погладил по отростку. Она обняла его за шею и вцепилась пальцами в волосы. Чуть прогнувшись в пояснице, она закинула ему на бедро свою ногу и прижалась сильнее. Он тихо ойкнул от ощущения родной души и тела рядом. Как же хотелось сорвать с неё эти небольшие, но столь сильно мешающие шорты и … Э*– Уймись, Энакин! Сначала Измени Кодекс, а потом «спи» со своим падаваном! Он оторвался от своего источника возбуждения и рассмотрел, наконец, свежим взглядом своего падавана. Ей было уже не четырнадцать лет, и за три года подросла грудь, как раз идеально по его руке. Округлились бёдра, талия стала более ярко выраженной, ноги удлинились и налились кровью. Мышцы, конечно, присутствуют, но не портят очаровательную фигурку. — Асока-а… Уже пора спать. Она приподняла замутнённый взгляд, пусть и замутнённый, но пронзающий насквозь. — Да пребудет с тобой Сила, Энакин. — Да пребудет с тобой Сила, Асока. Мастер-джедай и падаван в обнимку повалились на кровать, совсем забыв про завтрашнюю миссию и существование подушек. Следующим утром магистр Оби-Ван Кеноби не смог найти собственного ученика и был вынужден отправиться на миссию, к счастью дипломатическую, один. Надеясь, что со Скайуокером всё нормально, он попросил своего старого друга Кита Фисто поискать рыцаря. Улетая, он несколько раз повторил, что надеется, что к его возвращению Храм Джедаев будет на месте. Целый. И Сенат тоже. Кит Фисто вместе со своим хорошим «другом» Эйлой Секурой брели по коридору, ведущему в комнату Энакина Скайуокера и беседовали. — Надеюсь, на Гли-Ансельм сезон дождей не начнётся раньше времени. — Даже, если и начнётся, нам будет, чем заняться… Эйла хихикнула. Её, известного магистра-джедая, дожди волновали несколько меньше, чем «физическое» состояние мужа. — Эйла, ты переоцениваешь мои возможности Магистр-наутолан хикнул в тон жене. Два джедая наконец подошли к комнате мастера Скайуокера. Вокруг неё Сила была пропитана ощущением невообразимого счастья. — Что он там делает, что чувствует такую радость? — Может быть, ест мороженое? Фисто улыбнулся и подошёл к двери. К*–Не заперто. Значит, ничего недопустимого Кодексом. Наверное. В комнате, на неширокой кровати лежали спящие мастер и падаван. В немного других условиях можно было бы подумать, что у падавана отключили отопление, или что-то другое сломалось. Но Энакин и Асока лежали, переплетясь телами, а лица разделяли едва ли несколько артинорров. Даже это можно было списать на холод, если бы не рука мастера-джедая, вполне привольно развалившаяся под шортами падавана. Кит что-то сдавленно пискнул и выскочил из комнаты, давясь от смеха. Эйла удивлённо заглянула в комнату и, спустя несколько секунд заперла дверь на кодовый замок, открывающийся только изнутри. — Сейчас им точно никто мешать не должен. Радостные, что кто-то ещё в Ордене нашёл своё счастье, влюблённых магистры удалились куда-то далеко-далеко. Наверное, на Гли-Ансельм, где их ждёт тихий маленький домик и они будут принадлежать только друг другу.