Очередная Глава "Первой эпохи", Мира без войны не бывает. (История в шести актах).

Пролог. Незадолго до описываемых событий. - Привет! – сказала юная эльфийка весьма приятной наружности и улыбнулась Илладу. – Я – Ландуэль. А ты кто? Я тебя давно вижу, интересно стало. На нолдор ты совсем не похож,. - Привет! – эльф улыбнулся непосредственному любопытству сероглазой девушки. – Я действительно не нолдо. Синда я. Из Дориата. А зовут меня – Иллад. - А как ты здесь очутился? – продолжала расспросы неугомонная красавица. – Ведь ваш Дориат от нашего Химринга далековато находится. Да и не дружим мы с королем Тинголом. - Как эльфы в чужие крепости попадают? – пожал плечами Иллад. – Сначала меня орки в плен взяли, потом воины лорда Маэдроса отбили. Вот я и остался жить в Химринге. А ты тут с самого начала обитаешь? - Да, - Ландуэль снова улыбнулась, так что глаза ее засияли темными жемчужинками, что Илладу очень понравилось. – Мы с отцом из Валинора за королем Феанором пришли. Мама в Амане осталось, а отец пошел. И меня с собой взял. - Интересно! А как там оно, в Валиноре? Какая там жизнь, какая природа? Давно хотел узнать… - Да я и сама толком не знаю, - Ландуэль задумалась, хлопнула мохнатыми черными ресницами. Это Илладу понравилось еще больше. – Я совсем малышкой была, когда меня увезли, словно кошку в корзинке! Помню только, что было в Амане весьма тепло и очень хорошо пахло. Бабочек помню, больших, как кленовые листья. Яркие такие, с цветными разводами… И все. Даже мамино лицо припомнить не могу. Но мне тут очень нравится. Эндорэ стало моей второй родиной. Ведь я тут выросла, другой жизни не знаю. Ой! – Ландуэль глянула на солнце, всплеснула руками. – Как много времени! Мне идти надо, у нас козочки вот-вот должны козлят принести! А я старшая из тех, кто за козами ходит. Так что до свиданья, милый Иллад! Приходи меня навестить! Придешь? - Обязательно, милая Ландуэль! – помахал рукой на прощанье новой знакомке Иллад. И весь день у него было хорошее настроение… Акт 1. Этого нолдо Иллад приметил, когда тот устроился на отшибе, под крепостной стеной. Сгорбился, молчит. Лицо тихое, несчастное, глаза потухшие, жесты неуверенные. Сидит и мерно, точно клепсидра капли, кидает мелкие камешки вниз, в нетронутые заросли леса. Иллад подошел, сел рядом. Осведомился: «Ты не против, если я тут отдохну немножко ?» Эльф пожал плечами, ничего не сказал. Только отодвинулся подальше. Иллад посидел молча. Потом завел какой-то незначительный разговор, втягивая в него угрюмого нолдо. Последний упрямо молчал. Лишь плечами пожимал, да кивал изредка, когда молчать было совсем уж некрасиво. Но Иллад не унимался – ему хотелось пробить броню скорбного одиночества, которой окружил себя незнакомый эльда. Напрасно: сидевший рядом с Илладом нолдо не реагировал ни на замечания о конских статях, ни на восхищение красотой весны, ни на рассуждения о жизни. Лишь когда Иллад заговорил об орках: их гнусных привычках, ятаганах, манере убивать эльфов, молчаливый эльда не выдержал. Обернулся к дориатцу, вскинул исхудавшие руки с нестрашными, костлявыми кулаками и тоненько, отчаянно закричал. - Чего ты ко мне привязался?! Места тебе другого нет? Сиди где хочешь, только подальше от меня! Химринг – крепость большая места всем хватит! Я не желаю с тобой знакомство водить! Неужели не понятно? Проклятый я! Поганый изгой и отребье! Я в плену побывал, надо мной черномордые изгалялись! Ясно тебе, чистенький эльф? Убегай поскорее от орочьего пленника, грязной твари! Слышишь? Я же вижу, как вы все на меня коситесь, полы одежд подбираете, чтоб не коснуться ненароком! Пошел вон, чистоплюй! Замараю еще! - Напугал овцу крапивой, - насмешливо протянул Иллад, не двинувшись с места. – Подумаешь, орки отлупили! Я сам у черномордых в плену побывал, орочьих плетей отведал. И что теперь? Всю жизнь в темном уголочке хорониться? - Правда, что ли? – грустный эльф странно затих, лишь глазами Иллада ел. - Никогда бы не подумал… - Зачем мне врать? – засмеялся дориатец. – Я ведь тоже не сразу оклемался после плена. Сначала, как и ты, думал, что жизнь закончилась, только Мандоса дожидаться осталось в моем положении. А потом – ничего, опамятовался, успокоился понемножку, в себя пришел. Да ты кругом-то глянь: другим ничуть не лучше живется. Кто, как и ты, в плену побывал. А кто и без плена лиха отведал – думаешь, умирать от ран, или через Хелкараксэ шагать легче было? А любимых своих терять, родных, друзей?! Все зла хлебнули полной чашей! Не только мы с тобой… Иллад с бывшим орочьим пленником долго сидели на пригорке. Оттаявший душой бедняга рассказал свою нехитрую повесть молодому дориатцу. Их отряд поехал на разведку к границам Ангбанда. На обратном пути эльдар были обнаружены большим отрядом орков. Пришлось принять бой. В этом бою полегли почти все эльфы, кроме Морохира – так звали грустного нолдо. Морохир остался жив, только сильно оглушен скользящим ударом секиры по шлему. Шлем раскололся, брызнула кровь Но эльфийская, еще аманская натура оказалась сильнее раны. Боец отлежался и, к несчастью, довольно громко застонал. Чего делать было категорически нельзя, потому что орки разбили лагерь поблизости. Когда черномордые обнаружили раненого, они очень обрадовались нежданному развлечению, подняли Морохира, дали погреться у огня и даже напоили каким-то противным, вонючим отваром. Когда эльф немножечко пришел в себя, черномордые стали избивать его кулаками и палками. В конце концов, нолдо потерял сознание. И снова приспешники Черного не позволили противнику ускользнуть в Мандос: разрешили придти в себя – если можно так назвать существование на грани смерти. Потом орки отправились в Ангбанд, а живую игрушку захватили с собой. Морохир почти не помнил времени, проведенного в плену. Все слилось в какой-то пестрый, полусонный клубок боли, огня, звона оружия, страха, голода, холода. Иллад товарища очень хорошо понимал – с ним когда-то происходило то же самое. Но ничего в этом мире не бывает вечным. Пришел конец и мукам Морохира. Однажды, после ночи, проведенной в подвешенном вверх ногами состоянии, у эльфа изо рта и носа хлынула кровь. Бледный, недвижный бедняга не реагировал на тычки, удары, ведра ледяной воды. Орки сочли эльфа мертвым, кинули его на пепелище под кривобокий, полусухой куст полыни и ушли по своим проклятым делам. Морохир провалялся без сознания незнамо сколько времени. Он приходил в себя, бредил, терял сознание. В памяти остался горький, резкий полынный запах. И темнота кругом. Темнота, всепоглощающий ужас и терпкая горечь полыни… Морохир почему-то был уверен, что именно этот вяжущий, резкий аромат и удержал его на краю гибели. Безусловно, долго умирающий не продержался бы – Мандос уже готов был принять многострадального эльфа. Но, к счастью, на Морохира наткнулись разведчики другого эльфийского отряда. Жертву орочьих развлечений привезли в Химринг выходили, вылечили. Но в душе эльфа что-то надломилось. И теперь он мог лишь сожалеть, что не погиб тогда, в лесу. Иллад вспоминал, как окружающие носились с ним в такой же ситуации. Как жалели, уговаривали, развлекали. Как ему, благополучному ныне Илладу, не хотелось жить, и все вокруг казалось бесцветным, пепельно-серым. Дориатскому гончару было очень жалко эльфа, оказавшегося в той же ловушке, в какую некогда угодил сам Иллад. Синда от всего сердца пытался помочь бывшему орочьему пленнику. Разговаривал, звал на прогулки, просил помощи в небольших повседневных делах – всячески отвлекал беднягу от тяжких раздумий. Даже собирался отвести друга к лорду, чтобы тот подтолкнул Морохира к выздоровлению, как когда-то Маэдрос подтолкнул самого Иллада. Но Морохир наотрез отказался. Лорд Маэдрос отчего-то пугал несчастного эльфа до самой глубины сердца. Морохир боялся феаноринга, его спокойного низкого голоса с легкой хрипотцой, быстрого, внимательного взгляда прозрачно-зеленых глаз. Заслышав шаги лорда, Морохир забивался куда-нибудь подальше и сидел в своем укрытии, пока гроза не миновала. Иллад и смеялся, и сердился, и даже кричал на друга, но ужаса бедного Морохира перед владыкой Химринга пересилить не мог. Со временем жизнь к пострадальцу возвращалась. Он уже не шарахался от эльфов. Не убегал, не ежился и не глядел исподлобья, будто пойманный зверек. Стал отвечать на вопросы, хотя сам и не заговаривал, начал приходить в столовую палату, дабы поесть вместе с остальными. Даже помогал в несложных работах по дому: полы вымыть, воды принести, задать корму животным. Однако Морохир оставался пуглив, нерешителен, боялся оружия, громких голосов, наотрез отказывался отойти от стен Химринга. И по-прежнему избегал лорда Маэдроса. Акт 2. В последнее время Илладу очень везло на нечаянные встречи с Ландуэль. То она шла навстречу с двумя полными, через край, огромными ведрами воды – как тут не помочь? То несла из кухни блюдо пышных, свежеиспеченных лепешек. Угощала сдобой Иллада и ненадолго останавливалась поболтать. А потом спохватывалась, ахала и, мотнув длинной черной косой, бежала со всех ног, держа над головой блюдо с остывающими лепешками. Иллад с удовольствием глядел на тоненькую ладную фигурку. И на сердце у него делалось хорошо, тепло. Однажды погожим летним днем Ландуэль пришла на площадку для тренировок. Постояла, поглядела. Восхищенно покачала головой, наблюдая за лучниками, посылающими стрелы в центр небольшой круглой мишени. Хихикнула, глядя, как два эльфа валяют друг друга по траве, отрабатывая приемы рукопашного боя. Высмотрела Иллада, который только что окончил сражаться на мечах, призывно махнула рукой. Дориатец подошел, окутанный еще горячкой боя, полуголый, стремительный, растирая гудящие плечи жестким суровым полотном. На лбу и висках эльфа выступили мелкие, как жемчужинки, капли пота. Дыхание было учащенным. Но лицо веселое, глаза горят, а тонкие губы улыбаются, словно после тяжелой, но приятной работы. - Айя, Иллад! Как замечательно у тебя получается сражаться! Словно танцуешь с мечом… - Айя, Ландуэль! Не сказал бы, что очень хорошо: в обороне я неплохо стою, а в атаке слабоват еще. Но стараюсь, стараюсь. - Не знаю, Иллад, я в этих делах не разбираюсь. Кстати, ты очень устал, тренируясь? - Устал, конечно, - не стал отрицать очевидное дориатец, - но руки-ноги не отваливаются. И голова ясная. А что случилось? - Не такое уж и срочное, и совсем не важное, но… - юная эльфийка замялась, опустила на миг голову, потом улыбнулась, будто солнышко из-за туч вышло. - Просто мы с подружками идем клевер для козочек на лугах собирать. Нам охрана нужна. Вот я и подумала: может быть… Но если ты, Иллад, устал на тренировке, или дела какие есть, то тогда конечно… мы других эльфов позовем… - Почему же я не подойду? – несколько обиженно удивился Иллад. - Тренировка закончилась, дел у меня срочных нет. Разве что ты на мое умение драться не полагаешься, думаешь - струшу?! - Ты с ума сошел? – глаза Ландуэль стали большими и мокрыми, словно ромашки после дождя. – Я к тебе спешила, позвать хотела! А ты… Иллад виновато улыбнулся, потупил голову. Не нашелся, что сказать и только взял с общей вешалки свою тунику, принялся одеваться. Ландуэль непроницаемо глядела вдаль своими круглыми, полными непролитых слез глазами и легонько притопывала ножкой, словно рассерженный конек. Иллад оделся, опоясался мечом, постоял, помялся, поправил пояс. Потер ладонью массивную серебряную пряжку с крылатой луной Дориата. (Единственное, что осталось у гончара от родного города. Когда эльфы Маэдроса спасли Иллада, его руки были связаны этим самым ремнем). Провинившийся гончар искоса, осторожно глянул на рассерженную деву. Встретился с таким же осторожным, лукавым взглядом. Оба невольно рассмеялись. Иллад протянул руку, тронул Ландуэль за плечо. - Не сердись, милая, ладно? Я не со зла сказал, просто испугался, что ты мне не доверяешь. - А теперь не боишься? – глаза Ландуэль высохли и были похожи на ромашки в полдень, когда они сияют, распахнув свои ресницы-лепестки. Иллад аж умилился. - Какая ты, Ландуэль, красивая! Так бы и любовался: не ел, не пил, не спал – все на тебя глядел бы! - Ой, Иллад, ты с ума сошел! – Ландуэль смущенно улыбнулась и перевела разговор на другое. – Ну, так что? Пойдешь нас с подружками от орков охранять? Тут неподалеку, под самой стеной лужок отменный есть... - Ландуэль, ты немножко подождать можешь? Я бы позвал еще одного эльфа. Он хороший, он мой друг. - Позови, конечно! Чем больше эльфов, тем безопаснее, - не стала спорить девушка, - а я пока сбегаю в козлятник, корзинку для клевера захвачу, да подружек соберу. Вы с другом проходите к восточным воротам Химринга. Мы вас там ждать будем. На хорошо прогретом солнцем южном склоне, вдоль мелкого ручейка, текущего с холма, раскинулось целое поле пахнущего медом, густо растущего клевера. Эльфийки начали быстро срезать пучки розовых пушистых цветов и складывать в объемистые корзины. Работа у девушек спорилась. Иллад стоял на краю поляны, смотрел на работающих эльфиек. Девы мерно взмахивали небольшими острыми серпами, распрямлялись и сгибались снова, будто в такт неслышной мелодии. Стройные тела слегка покачивались. Брови деловито нахмурены, лица сосредоточенные. Красивая картина! Но поглядывать по сторонам дориатец тоже не забывал и руку держал на рукояти меча. Рядом с Илладом жался нескладный, смурной, опускающий глаза в землю Морохир. Ну да ладно - хоть помощь позовет, в случае нападения, пока Иллад сдерживать орков будет. Тут близко, воины сразу прибегут. Неожиданно откуда-то из леса вывернулись вездесущий Лиар с товарищами. Разведчики лениво разбрелись по поляне. Отдыхали после рейда, грелись на солнышке, перекидывались словами с эльфийками. Кое-кто даже взялся помогать девам, но нежданные помощнички были очень быстро отстранены, ибо вместо отборного клевера размашисто драли всякую-разную луговую траву. Лиар же прямиком устремился к юго-западной оконечности луга, где клевер рос гуще всего, и трудилось больше всего девушек во главе с Ландуэль. Неподалеку стоял Иллад, мучительно соображающий, как бы начать деликатный разговор. Но слова почему-то не шли с языка, тема не находилась - вот беда! - Ага, милые девы! Попались с поличным! – подходя к эльфийкам, заорал во всю свою луженую глотку Лиар, плотоядно потирая руки. – Медовый клевер, значит, собираете! А потом из него меды хмельные варить будете! А потом потихонечку с подружками попивать… Не выйдет! Я вас поймал! Раскусил и насквозь вижу! Все лорду расскажу! Если, конечно, меня в товарищи не пригласите, медом не напоите, песню нежную не споёте! - Ох, Лиар, - вздохнула Ландуэль, не отрываясь от работы. – Какой же ты мастер языком ветер гонять! Солнце ярко светило. От клевера поднимался густой медвяный дух. Девушки переглядывались, улыбались. А… этот… (тоже мне «друг» называется!) уверял красавицу Ландуэль, что из вереска мед получается не в пример лучше, нежели из клевера. Обещал показать немыслимые поляны наилучшего медового вереска «совсем близехонько от крепости, вот прямо тут за уголочком…» Иллад досадливо глядел себе под ноги и думал, как глупо выглядит балаганящий Лиар! К счастью, умница Ландуэль сама отбрила приставалу. - Некогда мне с тобой по вересковым полянам бегать. У нас и без того дел невпроворот: три козочки почти одновременно окотились. И каждая по три детеныша принесла. А Черноножка целых четырех: трех девочек и мальчика. - Козочки котят родили?! – с беспредельным ужасом возопил Лиар, хватаясь за голову. – Ааааа! Искажение!!! Спасите! Помогите! Девушки залились неудержимым смехом, загомонили. - Ну и фантазер же ты, Лиар! - Тебе бы менестрелем быть, а не разведчиком… - Питомицы наши! Молоденькие козочки! Первый раз окотились. - Мы их всю зиму выхаживали, боялись, что не выживут – они слабенькие были… - А они не только выжили, но и потомство принесли! - Белочка, Зарянка и Черноножка – лапочки наши, умницы, красавицы! - Черноножка – вообще потрясающая коза! Она по ведру молока в день дает и все чистые сливки! - А от клевера молоко особенно вкусным становится и сладким, будто мед! Вот мы клевер и рвем для козочек, пока нельзя их на луга выпускать. Близилось начало лета. Светило солнышко. Блестели серые глаза, улыбались тонкие губы, звенели веселые голоса. - Понятно, красавицы, - закивал головой Лиар. – Ну что же, если не хмельного меду, так хоть молока сладкого нальете героическому эльфу? От этой вашей замечательной Черноножки? - Сегодня за ужином и нальем. Хоть молока, хоть простокваши, хоть густых сливок, - согласилась Ландуэль. – Пей на здоровье. Только вот Черноножкино молоко ты вряд ли попробуешь – оно целебное. Им слабеньких детишек на ноги поднимают! Да раненым дают, тем, кто много крови потерял. Иллад глядел на живое, выразительное, слегка загорелое лицо Ландуэль, любовался изящными, словно у танцовщицы, жестами, наслаждался грацией, с которой юная эльфийка двигалась, нежностью ее улыбки, звонкими переливами голоса! И сердце дориатца начинало биться немножко по-другому. Когда Иллад осознал свои ощущения, гончару стало не по себе. Так не должно быть, это невозможно, неестественно! Иллад понемногу теряет разум? Или дориатцу только кажется, что Ландуэль особенная, ни с кем не сравнимая? Может эльф просто любоваться красивой эльфийкой? Или что-то пошло не так, исказилось… как все сложно… А громкоголосый Лиар продолжал заливаться весенним соловьем. - Ну, если даже молочка от Черноножки мне не дождаться, то берегитесь, красавицы! – и, раскинув руки, бросился к эльфийкам. Девушки со смехом разбежались. Ландуэль неуловимым движением скользнула за спину Иллада, как бы отдавая себя под его защиту. Дориатец расправил плечи, шагнул навстречу болтливому нолдо, не давая дотянуться до девушки. Лиар крякнул, потянул себя за косу, развернулся и побежал ловить других проказниц. Домой эльфы возвращались с переполненными корзинами чуть привядшего медового клевера, все пронизанные свежим ветром, уставшие от солнца, насмеявшиеся и очень голодные. После ужина Ландуэль нашла Иллада и увела в сарай, где лежала Черноножка со своими белыми, как первый снежок, козлятами. Пребывающий в прежнем смущении Иллад потащил за собой Морохира. Эльфы глядели на трогательную молодую маму с детишками. Иллад взял пучок клевера и покормил Черноножку из рук. Козочка ела охотно, почти жадно, быстро пережевывала траву, подергивала бархатным носом. Не отрывая огромных янтарных глаз от Иллада, чуть помахивала изящными, загнутыми рожками. Морохира козы почему-то невзлюбили: Черноножка мотала головой, уворачивалась от рук, клевер не брала. А похожий на мягкую игрушку сынишка злобного козлища Морэламана, унаследовавший задиристый нрав своего бессовестного папаши, отважно боднул Морохира крохотными рожками. Чем заслужил громкий смех окружающих. Вечером свободные эльфы устроили праздник у костра. Сидели кружком, пили вино, разговаривали, играли в различные игры, веселились. Пришел сам лорд. Как и остальные, сидел на бревнышке, слушал веселые, приукрашенные фантазией истории Лиара. Прихлебывал нагретое в котелке вино. Жмурился на огонь, улыбался шуткам, негромко подтягивал певцам неожиданно красивым, сильным голосом. Кто-то принес лютню, свирель, новый, неведомый инструмент «виолу». Начались танцы. К изумлению Иллада, девы приглашали лорда довольно часто. И он не отказывался. Лирический танец «Нифрэдиль»» танцевал очень красиво, с какой-то нездешней грацией, левой рукой вел партнершу, заложив правую, мифриловую кисть за спину… Когда Маэдрос лихо кружил свою даму в огненной пляске под названием «Итар», за спиной сидящего с кубком вина Иллада, заговорили. - Гляди, танцует. Изувеченный, безрукий, а веселится… - тихо, с какой-то потаенной завистью шепнул знакомый голос. Дориатец обернулся. На границе света и тьмы, почти не освещенный костром, прямо на влажной ночной земле сидел Морохир. Мигал глазами. Быстро-быстро сглатывал. Машинально рвал траву и разбрасывал вокруг себя. Иллад засмеялся. - А отчего лорду не танцевать? У него же не ноги, а руки нет. - Не в руке дело! - горько отозвался Морохир – Лорд так живет… как будто в Ангбанде не был никогда! Будто ничего там не видел… А он же был там, понимаешь? Был! Нет... Никто не понимает... – Опечаленный нолдо бесшумно поднялся и побежал прочь. Иллад встал, хотел пойти за другом. Но тут подскочила Ландуэль, схватила Иллада за руку, потащила в круг. Разнежившийся дориатец сжал гладкую тонкую ручку, вдохнул исходящий от эльфийки запах ночных фиалок и временно выбросил чужие проблемы из головы. Сегодня вечером гончару не хотелось сложностей, напряжения, горьких мыслей. Нужно было дать себе волю, расслабиться, передохнуть, потанцевать. В общем, Иллад стал веселиться так, что домой вернулся за полночь, в голове – легкий туман, ноги гудят от танцев, но на душе легко и радостно! В таком сияющем настроении дориатский гончар отправился в постель. Акт 3. Ранним утром Ландуэль с двумя ведрами чистой ключевой воды зашла в загончик, где содержались молочные козы с приплодом. Приоткрытая дверца насторожила молодую эльфийку. Но все равно она оказалась не готова увидеть то, что произошло. Все внутри загона было ярко-алым: деревянные стенки, травянистый пол – все залито кровью. Кровь стекает по стенкам, застывая рубиновыми потеками у самой земли, скапливается темнеющими лужицами на дерне, окрашивает траву в темно-коричневый, почти черный цвет. Даже рассветное солнце, показалось Ландуэль, каким-то безжизненным, ослепительно-розовым, зловещим шаром. Такие веселые, бойкие и здоровые еще вчера, козочки вместе с козлятами валяются на земле безжизненными, окровавленными кусками мяса и шерсти. Драгоценная Черноножка разодрана в клочки. Только узенькие копытца (два с черными бабками), да загнутые, ребристые рожки лежат в застывающей алой луже. А в углу загона притаился, прижался к стенке матерый волчара. Кудлатый, в репьях хвост поджат. Впалые бока ходят ходуном. Морда вымазана кровью, к носу прилип клочок пестрой козьей шерсти, острые желтые зубы блестят… Ландуэль от ужаса смогла лишь неразборчиво крикнуть, скорее даже застонать. Ведра упали, покатились по земле, разливая ненужную воду. Окровавленные стены загона быстро-быстро закружились, сливаясь в одно грязно-коричневое пятно. Волчара коротко рыкнул, оскалился, пружинисто присел на мощные задние ноги, готовясь к нападению… Но тут в загон ворвались несколько встревоженных эльфов с оружием в руках. Окинули взглядом место побоища, привычно рассредоточились. Один поддержал, готовую упасть Ландуэль. Осторожно вывел девушку из загона. Двое других, вынимая из ножен неразлучные мечи, аккуратно, с боков пошли к волчаре. Четвертый эльф побежал в покои лорда, докладывать о происшествии. Хищника быстро зарубили. Ландуэль усадили на скамеечку рядом с загоном, один из воинов скинул с плеч теплую накидку, укутал молодую эльфийку. Но тяжкая нервная дрожь продолжала сотрясать девичье тело. А от жилых покоев спешил хмурый, озабоченный лорд в сопровождении неразлучного оруженосца Айлора. Владетель Химринга подошел, быстро оглядел разоренный загон. Перекинулся парой слов с оруженосцем. Коротко отдал несколько распоряжений. Взмахнул рукой. Тотчас три эльфа побежали в разные стороны. А лорд сел рядом с девушкой: - Не надо так сильно расстраиваться, милая Ландуэль. Ничего страшного не случилось. Это всего лишь козы. - Всего лишь козы? – Ландуэль подняла заплаканное лицо, нежные губы ее скривились. - Это мои воспитанники, я за ними ухаживала, отвечала за них. Я каждую по имени знала, нрав каждой ведала. Черноножка капризная была, сладкий клевер любила, воду холодную из колодца не пила – ждала, когда под солнышком согреется. Белочка все ивовые ветки норовила поглодать. Зарянку подкармливали мучной болтушкой: исхудала, пока козлят носила – все ребрышки торчат. А теперь не надо ничего: ни клевера, ни ивовых веточек, ни колодезной воды. И За… За… Зарянка поправиться не успела… не поправится никогда… Там еще и другие козочки были… Они для меня как… как… - девушка не могла подобрать слов и вновь разрыдалась, уткнувшись в широкое плечо Маэдроса. Лорд грустно вздохнул. Ласково погладил рыдающую девушку по голове, словно утешал ребенка. - Понимаю, всегда жалко терять то, что было тебе дорого. Но мы на войне. Сама знаешь. - Знаю, знаю, - Ландуэль овладела собой, немножко отодвинулась. Достала платок, принялась вытирать глаза. – Прости меня, мой лорд, за глупую истерику. Эльфы погибают. Ты вон… а я из-за коз разревелась. Стыдно. Но… понимаешь, мой лорд, какая несправедливость! Это ведь животные, в чем они-то провинились? Козочки не воевали, не сражались, никому жить не мешали. Жевали себе травку, да молоко давали. За что их-то убивать? И козлятки… они же маленькие совсем были, только недавно родились… - К сожалению, милая Ландуэль, на войне отстраненных не бывает. Кто помогает нам – мешает нашим врагам. И наоборот, кто нам мешает, тем самым крутит крылья мельницы нашего противника. Значит, они должны быть уничтожены. Пусть это глупые безобидные животные. Даже деревья. Даже камни. Помнишь, какой красивый лес мы вырубили вокруг Химринга? Чтобы враги не подобрались, укрываясь за деревьями и кустами. Вот и здесь, коз перебили, нас без молока оставили. Это ли не происки врага? Ну! Гляди веселее, милая девочка – еще не вечер! Давай, улыбнись: коз, конечно, жалко. Но никто из эльфов не пострадал, значит, все закончилось хорошо. Так? Конечно так. Ландуэль полностью успокоилась, только легонько всхлипывала, да мяла мокрый платок. Солнце поднялось высоко над стенами крепости. Дежурные эльфы наводили порядок в разоренном козлятнике, выносили завернутые в рогожу тела, отмывали кровь, звякая ведрами и тихонько переговариваясь. Лорд и дева молча сидели бок о бок, думали каждый о своем. В вышине звенел невидимый жаворонок. - Западные ворота в порядке, мой лорд! – прибежал один из посланных эльфов. Маэдрос молча кивнул. - Восточные ворота в порядке, - мой лорд! - доложил еще один посланец. - Маленькая задняя калитка, примыкающая к загонам, была сорвана с петель! – третий посланец, вытер лоб, перевел дыхание. – Со мной прибыл дежурный офицер, отвечающий за безопасность крепости, полковник Итильгаль. Об остальном он доложит сам. Вперед выступил высокий, суровый воин в легких кожаных доспехах. Загорелое лицо его было непроницаемым, но сильные руки мечника, теребящие полу куртки, выдавали волнение. - Полковник Итильгаль, мой лорд, - привычно отдал честь Маэдросу широкоплечий нолдо. - Тяжелая конница, командир третьего полка. В данное время отвечаю за безопасность Химринга. Плотник и кузнец уже потрудились над укреплением петель, рамы, засова. Практически все исправлено, мой лорд, осталось лишь проверить работу! – полковник говорил браво, с легкой ноткой гордости за быстрое реагирование. - Надеюсь, - лорд неуловимым движением развернулся к Итильгалю, только рыжая коса метнулась. – А что случилось с калиткой? - Какой-то полоумный эльф поленился закрыть дверцу на засовы, лишь притворил ее и слегка набросил щеколду. Волку нужно было всего-навсего покрепче удариться боком, чтобы выбить дверь. - Понятно, понятно… - задумчиво протянул лорд. - Кстати, полковник, выясни, кто нашкодил с калиткой. Виновного доставите ко мне. И без самоуправства, пожалуйста! - Сегодня же вечером виновный даст объяснения, мой лорд! По крайней мере, я приложу к этому все усилия! Маэдрос поднялся, подошел к калитке, у которой кузнец только что поставил тяжелый железный засов. Ландуэль, оруженосец и полковник последовали за лордом. Владыка Химринга покачал укрепленную створку, проверил крепость запора. Одобрительно кивнул головой, но тотчас же снова нахмурился. - Хочу спросить, дорогие мои соратники, почему у этой злосчастной дверцы наряд не стоит? А если бы орки полезли? Заходи, кто хочешь, гуляй по Химрингу! Мои воины пчелок считают, мух гоняют, про оборону крепости и думать забыли! Может, мне эльфиек во главе с Ландуэль воинами назначить, а вас, горе-вояки, поставить за козами да овечками ходить? Пользы не больше будет? Полковник Итильгаль побледнел от обиды, мрачно уставился в землю. Ландуэль фыркнула. Айлор, оруженосец Маэдроса, выступил вперед. Легонько кашлянул, привлекая к себе внимание. - Не надо менять нас с эльфийками, мой лорд! Твои воины всё осознали и больше таких промахов совершать не будут. А насчет орков через заднюю калитку, никак не возможно, мой лорд! Дверца маленькая и узкая, специально для домашнего скота. Туда и наши-то воины с трудом пролезают, не то, что эти туши - черномордые. Так-то, мой лорд! - Ну-ну, Айлор - защитник невинных, - Маэдрос уже остыл, успокоился. Глаза перестали метать молнии. Уголки губ чуть приподнялись в иронической усмешке. – Однако этот ваш знаменитый козел… как его кличут, Морэламан, кажется? Он ведь несколько раз эту калитку открывал и в лес убегал. А сегодня ночью волк снаружи в крепость забрался! Это уже не шуточки! Чтобы дверца ВСЕГДА была в порядке, а рядом с ней днем и ночью должен стоять пост. Ясно тебе, Айлор? Проверишь выполнение сам. - Так точно, мой лорд! – вытянулся в струнку оруженосец. – Калитку сегодня окуют железом и установят круглосуточный пост. - Очень хорошо, пошли, Ландуэль, заглянем кое-куда ненадолго, тебе нужно укрепляющего выпить, - лорд подхватил девушку под локоть, неторопливо повлек ее к лазарету. До эльфов доносились обрывки слов девушки «…нет, коз больше не осталось, один Морэламан где-то шатается… молоко теперь в Химринге только овечье будет… масло овечье делать? Нельзя, оно плохое, привкус салистый…» И смягченный, успокаивающий голос лорда Маэдроса: «Мы в других крепостях козлят возьмем. Будут у нас новые козы. И молоко будет, и масло». Горький ответ Ландуэли: «А такой, как Черноножка не будет больше…» Оказалось, что последним в крепость заходил Иллад. Но дориатец клялся, что дверцу запирал полностью. Даже подергал, проверяя прочность запоров. Илладу поверили – орков гончар боялся и ненавидел. А предположение, что он, Иллад, мог специально оставить дверцу открытой, привело молодого синда в неподдельную ярость. Стали искать виновника среди прочих эльфов. Тщетно. Кто-то ляпнул, не подумавши, что это мог быть Лиар, который вился вокруг эльфиек и ни на что больше внимания не обращал. Но командир разведчиков не на шутку рассердился, рассвирепел, рвал и метал. После вспышки Лиарова гнева повторять нелепую фразу больше не захотелось никому. Но подозрения продолжали бродить по Химрингу. Два старых друга поссорились только из-за того, что один будто бы видел, как другой входил в крепость из этой злосчастной калитки, значит, мог оставить ее незапертой. Кто-то злился, кто-то обижался. Кто-то косился на товарищей. Девы кивали одна на другую. Покой Химринга оказался нарушен. Так в непонимании, взаимных претензиях, недоверии прошло какое-то время. Постепенно крепость Маэдроса успокоилась. Страсти поутихли. Воины перестали вскидываться по каждому непонятному звуку. Казалось, жизнь возвращается в свою колею. Но на девятый день после гибели коз случилась новая беда. Эпизод 4. По обычаю, главный повар Химринга, Ломедил, поднялся до света. Раздул малую жаровню, запалил лампу. Принялся своей хозяйской рукой готовить кухню к грядущему дню. Прежде всего, хотел помыть руки, увидал, что в рукомойнике воробью не напиться. Заглянул в ведра, баки, тазы – воды не было нигде. Помянув недобрым словом помощничков, которым лишний раз пальцем шевельнуть неохота, Ломедил взял два больших ведра и отправился к лучшему, западному колодцу. В нем вода была чистая, легкая и сладкая. Именно из этого колодца брали воду для питья эльфов. Химринг спасла врожденная придирчивость главного повара, его внимание к мелочам. Ломедил углядел в полумраке утра, что вокруг колодца трава как-то нехорошо привяла, пожухла. А в одном месте как будто разводили малый костерок, или уронил факел: сгоревший дерн покрылся тонким слоем беловатого, похожего на иней пепла. Ломедил немножко подумал, почесал в затылке. Потом осторожно, медленно опустил ведро в колодец. Ничего не случилось. Зачерпнул водицы. Снова все в порядке. Ломедил так же осторожно покрутил колодезный ворот. Ведро, гремя, раскачиваясь и звонко роняя капли, поднялось над срубом. Показалось или нет, что как-то странно пахнуло то ли горелым, то ли металлом? Ломедил оставил ведро на колодезном срубе, стараясь не хвататься руками за мокрую дужку, а сам отошел, сорвал ветку близко растущей сирени с молодыми, зелеными листочками. Эльф вернулся к колодцу. С предосторожностями, оберегая руки, опустил ветку в воду. Подержал недолгое время и достал. Опыт оказался удачен. Или неудачен – это как поглядеть! Листья скукожились, засохли, покрылись ржавыми пятнами. А сама ветка почернела и имела вид обугленной. Ломедил, содрогнулся. Подумать только, что случилось бы с Химрингом, выпей эльфы отравленную воду! Повар опрометью кинулся бежать к караульному помещению, громко призывая стражу. На зов прибежал сам начальник стражи Ардамель вместе с двумя воинами. Не тратя лишних слов, Ломедил продемонстрировал результаты своего опыта. Пока один из стражей Ардамеля бегал в покои лорда, Ломедил кратко ввел эльфов в курс дела. Маэдрос себя ждать не заставил, пришел мгновенно, полностью одетый, вооруженный и полный сил, будто не спал в этот ранний час. За ним, изредка зевая и встряхивая растрепанной головой, поспешал полусонный, но бодрящийся Айлор. Повар повторил свой рассказ, уже более полно, подробно. Рыжий лорд хмуро выслушал, покусал губу, подумал. Поднял голову и жестко сказал: - Так. Лучших знахарей немедленно. Воду обезвредить полностью. После этого колодец вычерпать. Воду выливать за крепостные стены. Пользоваться этим колодцем в ближайшее время не будем, ждем, пока наберется новая вода. У всех колодцев немедленно, подчеркиваю, Айлор, НЕМЕДЛЕННО, выставить круглосуточные посты. Такие же посты выставить у амбаров с зерном, ледников, сараев с припасами и кухонь. Ясно, Айлор? - Так точно, мой лорд! – вытянулся в струнку оруженосец. Сонливость с него разом слетела. - Иди, исполняй, - оруженосец умчался. Маэдрос прошелся перед колодцем, оглядел своих эльфов. Голос владыки Химринга был негромким, но, казалось, звучит набатный колокол. Эльфы поневоле подтягивались, становились суше, строже, будто в строю - Тут уже нельзя списывать на чью-то неосторожность или набег кровожадного зверя. В Химринге притаился враг, злой, хитрый, беспощадный. Этот враг будет пытаться уничтожить нашу крепость. А нам придется глядеть вдвое внимательней и зорче, чтобы этого врага найти и обезвредить как можно быстрее. Всем ясно? - Так точно, мой лорд! – одним голосом, отвечали эльфы. - Доведите до сведения остальных и выполняйте, - лорд развернулся и ушел, четко печатая строевой шаг – он всегда так ходил, когда бывал неимоверно зол. Эльфы поглядели друг на друга, на отравленную воду, синхронно вздохнули. Никто не спешил расходиться. Не хотелось нести товарищам страшную весть. Это был удар в спину, нужно как-то пережить страшное известие, что твой товарищ может оказаться посланцем врага. Неожиданно в близких кустах расцветающей сирени зашуршало. Кто-то завозился, заохал, засопел. Ардамель настороженно шагнул к кустам, обнажая неразлучный меч. Раздвинул набухающие цветами ветки. Оттуда, из глубины зарослей, где стояла небольшая резная скамеечка, вылез полуодетый, хлопающий глазами Фолинил, разведчик из команды Лиара. В руках Фолинила позвякивало небольшое жестяное ведерко с водой. - Ты откуда здесь взялся? – удивился Ардамель. – Подслушиваешь? Или гуляешь? Никогда не замечал за тобой склонности к ранним прогулкам. - А я и не гулял, командир Ардамель, - негромко, сонно отвечал Фолинил. – Я за водичкой ходил. В казарме вода кончилась, а пить захотелось – сил нет. Вот и пришлось среди ночи к колодцу тащиться. А на обратном пути присел я на скамеечке: больно ночь хороша была: тихая, звездная, соловьи поют. Сидел я, сидел, слушал-слушал, да и задремал маленько. Ваши голоса меня разбудили. Вот значит, какое дело! Отравили воду. А я пил ее! Выходит, и я тоже отравленный? Фолинил с ужасом поглядел на свое ведерко. Сонливость его таяла на глазах. Остальные тоже машинально уставились на воду. На поверхности, словно маленькая лодочка, плавал листок сирени, свежий, чистый и зеленый. - Тааак, - зловеще протянул Ардамель. – Очень, очень хорошо. Фолинил, отвечай прямо и честно: это ты отравы в колодец подсыпал? - Нет, командир Ардамель! Как ты можешь так думать?! – вспылил разведчик. – Неужто я потерял доверие? Спроси командира Лиара, уверен, он за меня поручится! - Да не сомневаюсь я в тебе, разведчик Фолинил, - сбавил тон Ардамель. – Просто дела у нас паршивые, голова кругом! Тут и в себе сомневаться будешь… Значит, когда ты воду набирал, колодец был в порядке. А теперь испоганен. Ну, вспоминай, воин, кто мимо проходил, когда ты под луной мечтал! - Никто не проходил, - пряча глаза, пробормотал Фолинил. – Я ничего не видел. Никого не видел. Я задремал сразу же… почти сразу… - Говори! – рыкнул начальник стражи. Ему не хотелось повышать голос на подчиненного Лиара – разведчики славились отчаянным нравом даже среди феанорингов. Но было видно, что Фолинил кого-то покрывает. - Ну… - спасовал перед напором командира эльф. – Мне бы не хотелось зря обвинять невинного эльфа. Нужно вначале все проверить, уточнить. - Разведчик Фолинил! Приказываю доложить, кого ты видел ночью у колодца! – отчеканил Ардамель командирским тоном. Фолинил подчинился. - Слушаюсь, командир Ардамель! Я вроде бы узнал Иллада. Его неровную, размашистую походку. Показалось, что гончар прошел мимо колодца, задержался на миг и пошел дальше. Но я уверен, что это мне почудилось в полудреме. Иллад не мог отравить колодец! Он ведь друг командира Лиара. А наш командир с плохим эльфом дружить не стал бы – у него чутье на сволочей. Кроме того, я видел прохожего лишь со спины, знакомый плащ с капюшоном мелькнул. Так что не могу точно сказать, был то Иллад, или мне лишь почудилось. - Показалось, наверное, - задумчиво сказал Ардамель. – Я тоже не хочу верить, что гончар – предатель. В конце концов, не один Иллад широко, размашисто шагает. А плащи у многих наших ратников сходны. Военного образца. Большинство эльфов с начальником стражи согласились: Иллада в Химринге знали давно и хорошо. Но нашлись и такие, кто начал сомневаться. Эпизод 5. - Иллад колодец отравил! Некому больше, ведь он тогда и волка впустил в козлятник, - говорил полковник Итильгаль. – Этот гончар проклятый у Черного в плену был. Там и перекинулся на вражью сторону. - Чушь! – зло отвечал Лиар, который верил Илладу. – У орков в плену были и Бекил, и Полдон, и Морохир, и Турбримор. Что же их теперь всех подозревать? Так ни одного нормального эльфа не останется – друг на друга будем коситься, зубами скрипеть, да за меч хвататься при любом чихе! - Мало ли что, - упрямился Итильгаль. – А в плену гончар все-таки побывал. Не надо этого отрицать. - В плену и сам лорд побывал, - ехидно ответствовал не менее упрямый Лиар. – Так, по-твоему, это лорд Маэдрос теперь нам колодцы отравляет, да коз душит? Недоверчивый спорщик за неволю прикрыл рот. Но это помогло мало – со временем все больше эльфов переставали доверять дориатскому гончару. Однажды Лиар шел из конюшни и увидал ставшее уже привычным сборище эльфов. Нолдор толпились у злосчастного колодца, рядом с которым теперь тоже находился круглосуточный пост. Его поставили сразу после отравления, однако сам Маэдрос сказал, что на все объекты сторожей не хватит, и в первую очередь нолдор должны проявлять бдительность. С этим Лиар был полностью согласен. И, в порядке проявления бдительности, начальник разведки Химринга после долгого, утомительного рейда не отправился отдыхать, а пошел послушать, о чем спорят жители крепости. Хотя и так все было ясно и понятно. Как обычно, во всех бедах обвиняли «предателя» Иллада. Необычным было только то, что тихий, опасливый Морохир с небывалым жаром защищал гончара. - Нет! Нет! – горячо говорил Морохир. – Никогда в жизни не поверю в предательство Иллада! Он – мой друг! Он – прекрасный синда! Настоящий, миролюбивый синда! - А ведь верно, - задумчиво присоединился к разговору молчащий до того кузнец, - Все кругом – нолдор. А Иллад – нет. Он – синда. Другого племени…. - Как вы можете такое говорить! Иллад предан нашему лорду, больше, чем своему королю! Хоть Иллад и родился в Дориате, за поясом Мелиан, но Элу Тингол для него не повелитель! Вы бы еще Ольве Альквалондского вспомнили – тот тоже синдар правил! – продолжал возмущаться Морохир. Но его уже не слушали. - И как это мы из виду упустили: гончар - синда, дориатец по рождению! А кто нас, нолдор, ненавидит больше всего? – спохватился невзлюбивший Иллада полковник Итильгаль. - Нолдор многие ненавидят, - по-прежнему задумчиво сказал кузнец и почесал в затылке, - Черный Враг, к примеру… - Дориатский король нолдор ненавидит, Элу Тингол! На нашем языке сам не говорит, и остальным на квенья разговаривать запретил! Нам в его королевство ходу нет! – отозвался повар Ломедил, который нес куда-то кадушку с тестом, да застрял у спорящих.– А Иллад-то тут при чем? Он же теперь в Химринге живет! - Помните гавань Альквалондэ?! Как мы этот город с боем брали! Как синдарские корабли, кровью залитые, в море выводили! Вот теперь этот проклятый синда Иллад и мстит ненавистным нолдор за убитых сородичей! – продолжил свою мысль Итильгаль. – Он мог на этой почве даже с орками стакнуться. - Что вы несете, пустозвоны! – не стал молчать Лиар. – Этот СИНДА бьет орков похлеще иного НОЛДО! Итильгаль, разве ты не видел Иллада в бою?! Кузнец-молодец, сколько раз ты Илладу меч точил, об орочьи головы затупленный?! А тебе бы, Морохир, вообще помолчать стоило бы! Скольких орков в последнее время убил ты сам, своими руками? Морохир стушевался, отступил назад, жалобно пробормотал, что всегда стоял всей душой за своего единственного друга Иллада и не понимает, почему на него нападают. После этих слов обиженный Морохир как-то незаметно скрылся с глаз, будто его и не было у колодца. А страсти продолжали бушевать. Эльфы спорили, голоса становились все громче. Лица все злее. В воздухе копилось напряжение, словно перед грозой. - А Лиар-то прав, пожалуй, - Вновь завопил Ломедил и поудобнее перехватил кадушку с тестом. - Сколько времени у нас в Химринге живет Иллад-гончар? Давненько. И до сей поры, ничего подобного не случалось. С чего это вдруг дориатец теперь с цепей сорвался? Впрочем, некогда мне языком чесать, у меня дела есть. В отличие от вас, бездельников, как я погляжу… - спохватился повар, развернулся и пошел своей дорогой, бормоча под нос что-то нелицеприятное. - Раньше Иллад в доверие к лорду втирался, бдительность нашу усыплял, а теперь убедился, что мы всему верим, вот он, подлец, и развернулся, - громко, неторопливо, с потрясающей убедительностью отвечал полковник Итильгаль. Его поддерживало большинство эльфов. Воины верили опытному, знающему командиру. - Светлыми валар клянусь, что Иллад этот проклятый во всем виноват и никто другой! - Некому, кроме дориатца, гадить в Химринге! - Если не Иллад, тогда кто? Морохир что ли? – добавил тугодум-кузнец. Эльфы грохнули смехом: всем было известно, что орки забили этого бедного нолдо и сделали его ущербным. Лиар, однако, всеобщее веселье не поддержал. - Не верю я, что Иллад взялся за убитых сородичей мстить. Не верю – и все тут. Не в характере этого дориатца исподтишка паскудить. Он лорда Маэдроса прямо и честно спросил о схватке в Альквалондэ. - А лорд как ответил? – заинтересовался кузнец. – Я уж и не знаю, что сказал бы - некрасиво тогда получилось. - Лорд Маэдрос столь же честно рассказал дориатцу, что, как и почему – сам я слышал, - отвечал Лиар. - Ну и что дальше было? – не отставал кузнец. Друг Иллада пожал плечами. - Ничего. А что могло быть? Перед лицом нашего общего врага все остальные обиды отходят на задний план. Закончим войну с Морготом, тогда уж будем во всем разбираться. Так лорд сказал! - И тут лицо Лиара просияло, будто командиру разведчиков пришла в голову дельная мысль. – А пойдемте, друзья, у Иллада обо всем честно спросим! - Так он тебе и ответит, - усмехнулся недоверчивый Итильгаль. – Признается в том, что Химринг погубить хотел и голову повинную под меч положит. Жди… скорее, сам Черный Враг нам краденые камни на кружевной салфеточке поднесет… - А пойдем! - Пойдемте спросим! - Как он соврет – и то интересно послушать… Согласились эльфы. Толпа колыхнулась и повлеклась к дому злосчастного дориатца, словно мрачная грозовая туча. Эльфы шли тихо, без криков – словно в бой. Смыкали ряды, руки держали поблизости от оружия. И казались очень опасными. На полдороге, не замеченная никем, бледная, взволнованная Ландуэль отделилась от этой толпы и со всех ног побежала к покоям лорда. Ей было очень страшно. Лиар уж и сам не рад был своей затее. Но, делать нечего. Разъяренная толпа опасна. Пусть даже это не орки, а нормальные эльфы. Все равно, самые разумные, спокойные посреди толпы теряют разум и совершают невероятнейшие вещи. Нужен лишь кто-то, кто смог бы направить разрушительную энергию, которую несет с собой толпа, в какое-то русло. И сейчас этим эльфом оказался Лиар. Против своей воли оказался, но тут уже ничего не поделаешь. Лиар готов был оторвать свой болтливый язык вместе с головой. Ведь каждому известно, что лесной пожар можно зажечь одной искрой, но тушить придется долго, упорно, вылить на этот пожар целое море холодной воды. Но где взять это спасительное море?! Злые, едва сдерживающиеся эльфы дошли до старинной развесистой липы, под которой стоял дом Иллада. А вот и он сам, сидит в теньке, крутит свой неизменный гончарный круг. Даже что-то напевает, кажется! Иллад приветственно улыбнулся, кивнул головой, давая понять, что сейчас освободится. Глянул на зловещую толпу за спиной друга. Улыбка медленно сползла с лица гончара. Лиар откашлялся. - Иллад… - на последнем слоге голос командира разведчиков сел – получилось невнятное сипение. Иллад молча ждал продолжения. Ждала и толпа. Лиар снова откашлялся. Вздохнул. Вынул из рукава небольшой платочек, обшитый по краям тонкими кружевами. Вытер лоб. Толпа стояла, нетерпеливо взрыкивая, переливаясь волнами возбужденных голосов. – Иллад… я прошу тебя ответить нам честно и откровенно, ничего не утаивая. Ты понял меня? Лиар сверлил взглядом друга, как будто пытался что-то безмолвно сказать, не желая говорить осанве. Ведь нужна была правда, чистая и незамутненная – дело шло о жизни и смерти, потихоньку договариваться меж собой было бы предательством. Дориатец молча глядел на эльфов широко распахнутыми недоумевающими глазами. - Конечно, Лиар, спрашивай. Разве я тебе когда-нибудь врал? - Не врал, конечно, - Лиар вновь промокнул вспотевший от напряжения лоб. – Вот и сейчас скажи чистую, до донышка правду. Это ты виноват… - Голос молодого эльфа пресекся. Не мог Лиар, глядя в распахнутые честные глаза друга, спросить, не предатель ли он, не виновен ли в злодеяниях прошедших дней. – Иллад, скажи честно, ответь нам, положа ладонь на сердце. Ты чувствуешь в себе искажение? В тебе есть искажение? И тут же задохнулся от ужаса. Потому что лицо Иллада смертельно побледнело. Зрачки расширились до такой степени, что глаза стали черными. Губы мгновенно пересохли. - Хотел бы я сказать, что нет! - Иллад попытался облизать сухие губы, сглотнул, - Но не могу. Не могу, не хочу и не буду лгать. Есть ли во мне искажение? Вся беда в том, что я… не знаю. Я хочу верить, что чист, но что-то во мне сопротивляется… не знаю, может и есть… Злосчастный дориатец опустил повинную голову. Коса, упав с плеча, прочертила короткий, словно змеиный, след в мелкой глиняной пыли, окружавшей рабочее место гончара. Толпа сомкнулась тесней и шагнула вперед. Иллад сидел, по-прежнему опустив голову. Тонкие пальцы его машинально ровняли край заготовки. Еще один безмолвный, угрожающий шаг толпы. Еще. И еще. - Нет! - Взвился в ясное высокое небо отчаянный крик Ландуэль, - Я не верю!!! Толпа замерла на мгновение. Затем снова подвинулась. Неразборчивые возгласы стали громче, страшнее. Лиар с тоской подумал, что, видимо, придется драться. И вряд ли этот бой окончится благополучно для дориатца и его сторонников. Тем более что сторонников Иллада, кажется, всего двое, или трое, считая Ландуэль. Но девушка драться не умеет. Встанут ли за своего командира те, кого Лиар водит в бой? Впервые командир не был уверен в своих воинах, боевых товарищах. Да и можно ли их назвать товарищами в эти мгновения? Неожиданно толпа заволновалась, заколыхалась, раздвинулась, образовав широкий проход. К дому Иллада неторопливо шел сам лорд. Волосы небрежно собраны в тяжелый узел на затылке, сколоты тонким, как проволока, четырехгранным стержнем. На плечи небрежно наброшена домашняя замшевая безрукавка. На ногах – легкие плетеные сандалии с серебряными пряжками в виде роз. В мифриловых пальцах зажата длинная тонкая ветка. Лицо непроницаемое, лишь в глазах неуловимо мелькают отблески гнева. Лорд подошел к самому дому. Огляделся. Дернул плечом, махнул веткой, как бы отгоняя назойливую муху. Толпа замолчала, испуганно подалась назад. В центре круга остались только Иллад, Лиар да сам лорд. - Это что еще за сборище? – холодно спросил Маэдрос. Нолдор закричали, принялись размахивать руками, указывать на Иллада. Лорд быстро глянул на бледного, как сметана, дориатца. Внимательно, оценивающе посмотрел на решительного, сжавшего кулаки Лиара. Недовольно поморщился. Откуда-то сбоку пробилась взволнованная, несчастная, дрожащая, но с сухими глазами Ландуэль, стиснула пальцы гончара. Маэдрос скользнул взглядом по эльфийке. Снова поглядел на готовых к драке сородичей. Губы феаноринга тронула горькая, сухая усмешка. - Как я вижу, нолдор уже обнаружили виновного и решили устроить судилище. Вернее травлю своего товарища. Словно орочья банда, растеряв мозги, честь, совесть... Дааа… не ожидал! Молодцы мои подданные! Хотя… Может, я ошибаюсь? Может, правы вы? Кто мне ответит? Кто меня убедит? Ты, Итильгаль? Ты, Полдон? Может быть, ты, Храванон? – Лорд переводил глаза с одного соотечественника на другого. И каждый, на которого падал этот пронзительный взгляд, ежился, терял напор, отступал, чувствуя себя виноватым. Бывшая мгновение назад монолитной, опасной и ярой, толпа дрогнула, попятилась, распалась на кучки взволнованных эльфов. - Прекращайте эту орочью свадьбу, - брезгливо сказал Маэдрос. – Стыдно. Мне, вашему лорду стыдно за своих эльфов. А вам? Если вам тоже стыдно за себя и своих товарищей, если хотите сохранить остатки достоинства, убирайтесь отсюда. Идите и займитесь своими делами. – Над площадью повисло конфузливое, тяжкое молчание. Кажется, даже ветерок затих, и листочки липы перестали шелестеть. Феаноринг чуть повысил голос. – Я ясно выразился? Разойтись! Толпа, которая больше не была толпой, почти мгновенно растаяла, словно куча грязного серого снега под лучами жаркого солнца. Под липой остались всего три эльфа и эльфийка: Маэдрос, Иллад, Лиар и Ландуэль. Командир разведчиков тут же принялся что-то говорить вполголоса. Лорд стоял в небрежной позе, не глядя, обрывал листочки с ветки, слушал Лиара. Изредка кивал. Задумчивый взгляд зеленых глаз перебегал с крыши дома на яркое, весеннее небо, с неба на старую липу. Лиар говорил долго, жарко, убежденно. Рядом молчали, держась за руки Иллад и Ландуэль. Маэдрос дослушал своего командира разведчиков. Хмыкнул. Глянул на ветку, зажатую в мифриловых пальцах. Перехватил здоровой рукой, бросил ощипанный прутик наземь. Передернул широкими, чуть покатыми плечами, поправляя сползшую безрукавку. - Понятно, Лиар. Я предполагал, что рано или поздно подобное брожение начнется. В принципе, ничего страшного, однако, поставь парочку надежных ребят поблизости от жилища Иллада. Так, на всякий случай. Чтоб никто больше гончара обидеть не пытался. Пускай заодно, и приглядят за происходящим, договорились? - Есть, мой лорд! – козырнул Лиар. На подвижном, выразительном лице его проступило заметное облегчение. Маэдрос обернулся к дориатцу, негромко распорядился. - А ты, Иллад, посиди дома, пока эта мутная история не закончится. Без нужды порог не переступай, и, на всякий случай, к окошкам не подходи. Понятно? - Понятно, - нервно хохотнул Иллад. – На всякий случай… чтобы еще один колодец в Химринге случайно-преслучайно не отравили! Или зерно не смешали со спорыньей. Чисто случайно, конечно! - Чтобы никого СЛУЧАЙНО на копья не подняли, пока он душу будет изливать перед озверевшей толпой, - не теряя привычного спокойствия, отозвался лорд. Повернулся и пошел к своим покоям злым строевым шагом. Иллад глядел на уходящего властителя Химринга. На его наскоро заколотый узел рыжих волос, не приспособленные к уличной ходьбе сандалии, на его уютную домашнюю безрукавку, и с пронзительной ясностью понимал, что лорд вылетел из дома, в чем был, не тратя времени на приведение себя в надлежащий вид – так спешил спасти дориатца от гнева разъяренных соотечественников. Эпизод 6. Остаток дня Иллад послушно сидел дома. Читал, пытался рисовать, заваривал и пил квенилас, казавшийся почему-то совершенно безвкусным. В обеденное время гончар достал из кладовой припасы, отрезал кусочек ветчины, понюхал и со вздохом отставил блюдо. Есть совершенно не хотелось. На закате пошел дождь. Иллад сидел у окна, глядел, как на лужах вскипают и лопаются пузыри воды. Было жалко себя до слез. Когда-то родился младшим, нелюбимым сыном. Избранница вышла за другого. Сам к черномордым в лапы попал, едва жив остался. Потом в Химринг переселился, к бывшим врагам. Едва жизнь наладилась, снова несчастья, как из дырявой корзины сыплются! Вечером пришла Ландуэль, принесла свежеиспеченных лепешек. Аппетит у Иллада так и не прорезался, но девушку обижать не хотелось. Пришлось силком запихивать в себя куски мягкого, горячего теста. Они комом вставали в горле, не желали пролезать, желудок бунтовал. Гончар кое-как запивал лепешки остывшим горьким квениласом, стараясь не выдать своих мучений. Девушка глядела на злополучного друга, по ее щекам текли мелкие, неощутимые слезы, капали на стол. От этого на душе у Иллада становилось еще горше. Хотелось остаться одному, чтобы не видеть этих слез, этого печального лица. Но, когда юная эльфийка ушла, синда чуть не завыл в голос, таким он почувствовал себя одиноким и покинутым. Почему, ну почему жители Химринга так легко поверили в его, Иллада, виновность? Он же был рядом с этими эльфами в горе и радости. Делил хлеб и прикрывал спину в бою! Сидел за праздничным столом, дарил свои кувшины и чаши. Многих считал своими друзьями. Химринг стал домом Иллада, его прибежищем. Разве можно отринуть, забыть все в одночасье?! Кажется, верят в невиновность гончара лишь трое: Ландуэль, Лиар и Морохир. За что Иллад был от души благодарен. К радости Иллада, жалкий эльф тоже не оставил своей дружбы к дориатцу, несмотря на свою боязливость и нерешительность. Вот и в этот долгий, трудный, печальный день Морохир решился поддержать своего товарища. Правда, трусишка заявился поздним вечером, практически ночью. Был нервным, дерганым. Даже квениласу с Илладом не попил и лепешек не стал есть. Просидел Морохир недолго - мерная свеча сгорела лишь на пять делений. Поздний гость смутно пробормотал Илладу слова утешения, выразил надежду, что предателя в скором времени поймают. Распрощался и ушел к себе домой, попросив не провожать его. Иллад остался один. Вначале дориатец хотел завалиться спать: чего делать темным весенним вечером, когда даже на улицу не выйдешь луной полюбоваться, с приятелями словечком-другим перекинуться. Тем более что у дориатца и приятелей-то никаких не осталось. На душе было муторно, лежала тяжкая хмарь. Иллад раскинул постель, прилег на краешек, задул свечу. И понял, что заснуть не может: волнение, обида, злость, досада на неверных товарищей будоражили, прогоняли дрему. Иллад полежал какое-то время в темноте. Повертелся с боку на бок. Затих. Даже глаза, как детишки, крепко зажмурил, привлекая сон. Без толку. С таким же успехом Иллад мог попытаться ловить рыбу на сухом берегу. Валять в кровати, подобно больному, не хотелось. Гончар встал, накинул домашнее платье, не зажигая огня. Зашел в пристройку, которую приспособил под мастерскую. (У липы стояли только гончарный круг, да вспомогательный столик, чтоб в погожие дни свежим воздухом дышать). Гончар запалил несколько больших свеч, расставил полукругом, дабы тени не мешали работе. Бросил на круг ком лучшей фарфоровой глины, тщательно размял пальцами, решив сделать вазу-«цаплю», которую давно уже просила одна из подружек Ландуэль, очарованная дориатскими «птичьими» кувшинами. Вначале работа шла споро. Появилось вполне приличное донышко. Под шелест круга стали подниматься тонкие, словно лепесток цветка, стенки. Ваза понемногу приобретала узнаваемые очертания. За работой гончар почти успокоился. Темные мысли если не улетучились, то затаились где-то в самом дальнем уголке сознания, не мешая жить… Ближе к утру, в самую крепкую, самую сонную пору что-то изменилось. Нарушился покой. Иллад не мог определить, уточнить свои ощущения. Вроде бы все осталось прежним. Но безмятежность, тихое очарование ночи куда-то делось. Взамен надвигалась тревога, тяжкое ощущение подступающей беды. По спине побежали ледяные мурашки. От налетевшего озноба пальцы гончара дрогнули, круг приостановился. В неуловимом ритме случился мгновенный сбой. Тут же круг снова завертелся, запел. Пальцы опять легли на глину. Но мгновения оказалось достаточно. Почти готовая ваза растеряла свои неповторимые очертания, «поплыла». На гончарном круге стоял нелепо вытянутый сосудец, кривобокий и неуклюжий, совершенно не похожий на изящную «цаплю» со слегка скошенным длинным горлышком. Иллад ругнулся. Остановил круг, встал, задумался. Ведь не на пустом же месте родилась эта неосознаваемая тревога. Стоит пройтись кругом, глянуть. Правда, лорд Маэдрос велел не выходить из дома. Но ведь сейчас ночь, эльфы спят. А кто не спит, тот занят делом: сторожит, готовится уйти в рейд, ухаживает за недужными. Значит, ему, Илладу, можно покинуть свое жилище – никто не прицепится. Тем более что у входа дежурит наряд разведчиков Лиара. Так-так-так… А что это значит? Это значит, что если бы что-то случилось ПЕРЕД домом, разведчики уже подняли бы тревогу. Значит, нужно идти ЗА дом. Дориатец вернул глину на место. Вымыл руки в тазу. Нервно комкая в руках льняную салфетку, прошел из пристройки в дальнюю комнату, служившую кладовой. По-прежнему не зажигая огня, встал у выходящего на задний двор окна, прижался лбом к холодному стеклу, вгляделся в темную, душную ночь. Напротив Илладова жилища находились конюшни. Частенько порывам ветра до гончара доносились ароматы сена, свежескошенной травы, пряный, тяжелый дух лошадиного пота, запахи навозца, кожи и металла. Но эти запахи гончару не мешали. В закрытом городе короля Элу Иллад с лошадьми практически не сталкивался, их было немного, да и держали животных вдалеке от городских строений. А здесь, в Химринге синда полюбил красивых, умных животных. И было приятно ощущать их присутствие рядом со своим домом. Но сегодня ночью конюшня казалась зловещей, навевала тревогу. Что-то неправильное, страшноватое, опасное сквозило в смутных очертаниях длинных сараев. То ли странные, непривычные звуки: треск какой-то, шорох. То ли беспокойство, топот, ржание животных… Неожиданно до Иллада донесся слабый, едва уловимый запашок дыма. На темной бревенчатой стене мелькнул смутный, оранжевый отблеск. Голова еще додумывала: «Какой болван разводит костер посреди ночи?» - а ноги уже несли эльфа к длинным низким строениям; только за спиной поскрипывало ставнями распахнутое настежь окно кладовой, да белела на полу забытая салфетка. Вокруг конюшен вились облачка белесого, похожего на туман дыма. В непроглядной синеве ночи алыми, шаловливыми змейками разбегались маленькие еще, безобидные с виду, многочисленные огоньки. В стойлах ржали и храпели перепуганные кони. Дориатец вскрикнул от ужаса, попытался затоптать огоньки. Но их было слишком много. Крохотные, игривые, яркие огни бежали во все стороны, словно ручейки, окружали длинные приземистые здания конюшен, взбирались на бревенчатые стены, сливались в большие пламенные ручьи, норовили образовать целую огненную руку. Иллад бросился к пожарному колоколу, висевшему неподалеку, как раз для подобных случаев. Дернул за канат, поднимая тревогу. Толстая крученая веревка неожиданно легко подалась, скользнула в пальцах, задевая свободным концом упругую, покрытую ночной росой траву. Ни одного звука колокол не издал. Иллад дернул сильнее – чуть не опрокинулся навзничь. Конец каната остался в руках дориатца. Оборвался?! Такой толстый, крепкий, надежный! Скорее перерезан, вон край какой ровный… Но это сейчас неважно: огонь разгорается все сильнее! Что делать? На какое-то мгновение гончар застыл. Как поднять тревогу? Из-под стен конюшни к небу уже поднимались первые, робкие еще языки пламени. Времени на раздумья не было. Иллад выкинул бесполезный канат, опрометью добежал до ближайшего дерева (своей любимой липы), выломал самый большой сук, до которого смог дотянуться, вернулся обратно к колоколу, наскоро содрал мешающие ветки и листья. Изо всех сил вдарил в крутой медный бок импровизированным билом. Колокол, мгновенно отозвался красивым мощным звуком. Иллад вздохнул, принялся колотить так быстро и сильно, как только мог. Голова кружилась, руки налились тяжестью, ладони кровавили, скользя – кора и мелкие сучки впивались в кожу. Уши заложило от непривычного грохота. Но Иллад все бил и бил, и бил в набат, поднимая тревогу. Подбегали какие-то эльфы, что-то кричали, вновь убегали. А Иллад все бил и бил… Синда почти не помнил, как его отвели от колокола, как отобрали сук. Как легко перевязали ладони. И оставили рядом с конюшнями. Больше заниматься Илладом ни у кого времени не было. Пожар разгорался. Жуткая ночь кружилась пестрым, почти неразличимым вихрем. Кругом бегали, кричали, носили ведра с водой, махали баграми. Темное небо пронзали ослепительно яркие, игривые языки пламени. Высоко над крышами летали стаи веселых золотистых искорок. Ржали перепуганные кони. Иллад тоже бегал со всеми, кричал, передавал ведра. Следом за другом Лиаром дориатец забежал в уцелевшее стойло, схватил за недоуздок рвущегося, дико кричащего жеребца. Лиар уже вывел двух мятущихся коней, передал кому-то, вновь ринулся в стойла. Дориатец выбрался наружу, с трудом ведя за собой перепуганное, невероятно сильное животное. На улице кто-то подбежал, перехватил у Иллада недоуздок. Потянул коня в сторону. Иллад замешкался, запутав неуклюжие, забинтованные пальцы в ремешке чумбура. Сгоряча рванул руку. И без того перепуганное животное взвилось на дыбы, махнуло тяжелым подкованным копытом, попав гончару чуть ниже ключицы. Под рубахой хрупнуло, тело залился острая, тянущая боль. Все потонуло во мраке… Пришел в себя Иллад возле колодца: лежал на рогоже, ушибленную грудь плотно стягивала тугая полотняная повязка. Перемазанная сажей эльфийка помогла дориатцу приподняться, сунула в рот раненому сухой горьковатый корешок, от которого боль утишилась. Иллад хотел попросить воды, запить лекарство, но закашлялся. А эльфийка уже убежала дальше, помогать другим. Иллад огляделся. На рогоже лежало много эльфов, в основном обожженные, или придавленные свалившимися бревнами. Двое, как и Иллад, плотно обвязаны полотном. Ближние конюшни уже растащены по бревнышку, огонь погашен, затоптан, Кругом дымят обгорелые кучи. Изредка вспыхнет темно-алым самоцветом затухающий уголек под слоем пепла. Но вдалеке, где находились жеребята и молодые кобылы, вовсю кипела работа. Там все еще сияли огни, трещали бревна, кричали лошади. Слышался низкий, даже здесь не растерявший уверенного спокойствия голос лорда. Ему коротко, по-военному отвечали. Иллад приподнялся на локтях, желая вернуться в строй, но грудь будто пронзило раскаленной иглой. Дориатец опустился на рогожу. Глаза ломило от напряжения, виски стискивал невидимый обруч мягкой, почти неуловимой боли. Только губы были очень сухими, да в горле как будто песок насыпан. Неожиданно затрещало чрезвычайно громко. В самое небо метнулся узкий, оранжевый язык пламени. Эльфы закричали. Безнадежно, отчаянно заржала кобыла. Издалека, едва слышно через треск пожара, матери отвечал жеребенок. Иллад видел, как некто очень высокий стремительным движением вылил себе на плечи бочонок колодезной воды и кинулся в огонь, через задерживающие его руки. Эльфы загомонили сильней, сбились плотнее, кое-кто попытался подойти ближе, но горящая крыша затрещала и прогнулась. Сверху сорвалось несколько досок, рассыпая в воздухе пляшущие искры. Больше никто подойти близко к горящей конюшне не пытался. Когда обрушилась центральная балка, эльфы горестно замерли. Послышались тяжелые вздохи, плач. До Иллада отчетливо донеслись слова: «Погиб лорд… не выбраться ему…» И следом за горькими словами, прикрывая свою ношу полой дымящегося плаща, наружу вывалился тот, кто бросился в огонь. Вновь отчетливо, теперь уже радостно заржала кобыла. Ей ответил тоненький голосок. Из рук высокого эльфа вывернулся маленький, тонконогий, весь перепачканный жеребенок с торчащей гривкой. Смешно взбрыкивая и мотая головой, чумазик бросился к матери, которая тут же принялась его вылизывать. Эльфы загомонили, закричали. А лорд, огромный, неторопливый, с ног до головы покрытый слоем сажи и пепла, направлялся к колодцу, с куском полотна, прихваченным где-то по дороге. Сейчас Маэдрос казался измотанным, шагал необычно тяжело, чуть подволакивал левую ногу, выглядел мрачным, хмурым. Туника разодрана на плече, так что виден край старого глубокого шрама. Вокруг лица мелко курчавятся подгоревшие рыжие волосы. Белая прядь над левым виском стала почти неразличимой под слоем сажи и пепла. Властитель Химринга подошел к колодцу, наклонил ведро с водой, стоявшее на срубе, намочил полотно, неспешно, основательно вытер усталое лицо, сильную шею, грудь. Протер руки, бросил измазанное полотно на траву возле колодца. Поднял ведро, долго пил по-простому, через край, запрокинув голову. Затем отставил ведро, перевел дыхание, огляделся кругом. Иллад вновь ощутил, как пересохло горло. Дориатец сиплым, тихим голосом пробормотал: « Мой лорд, попить,… пожалуйста…» Лежащий рядом сильно обгоревший эльф с трудом выдавил: «И мне… Воды…» Лорд огляделся, недовольно рыкнул: «Почему никто не озаботился водой для раненых? Даже чаши какой-нибудь нет! Ковшик что ли принесите, кубок, чару - все равно, лишь бы побыстрее». Несколько эльфов сорвались с места, побежали добывать сосуды для воды. Маэдрос стоял, возвышаясь над лежащим дориатцем, словно скала. - Иллад, ты первым на месте пожара оказался? - Да, мой лорд. - И как же так получилось? Нет, я вовсе не в обиде, наоборот, очень даже благодарен. Но… все-таки, как ты успел прибежать? - Не знаю, мой лорд, само так сложилось. Задние комнаты моего дома к этим конюшням выходят. Я стоял-стоял у окна, думал-думал, а потом запах гари услыхал, да отблеск огня увидал. Выскочил в окно и побежал глянуть, что там случилось. Прибегаю – а пожар уже разгорается. - Да, понятно, хорошо, - лорд заломил брови, думая о чем-то своем. Медленно повторил, - очень даже хорошо, Иллад, что ты таким дельным оказался. А… - Вот, мой лорд! – неслышно подошла Ландуэль с долгожданным ковшиком. Иллад повернул голову и увидал, что раненых уже начали поить. Ландуэль набрала в ковш воды, присела на корточки, поднесла к иссохшему рту синды. Гончар сделал несколько долгих, жадным глотков. Вода чуть согрелась, пахнула гарью, но оказалась замечательно вкусной. Гончар пил. Девушка сидела рядом, так что глаза обоих эльфов оказались на одном уровне. Илладу вновь стало хорошо. Он улыбнулся Ландуэль. Она вернула улыбку дориатцу. Так они глядели друг на друга поверх ковша и улыбались, словно дети. В конце концов, Иллад утолил жажду, откинулся назад. Ландуэль заботливо положила голову раненого себе не колени, стала обтирать лоб гончара мокрым платком. В то же самое время лорд Маэдрос внимательно смотрел в лицо синды глубокими зелеными глазами. Вглядывался так, будто хотел рассмотреть что-то, выяснить для себя очень важную вещь. Небо на востоке чуть посветлело. Беспокойная ночь подходила к концу. Приближалось утро. - Мой лорд! – перед Маэдросом и Илладом выросли две темные широкоплечие фигуры. Одна шагнула ближе. – Это я, начальник стражи Ардамель. Вот тут воин Хаталдир со мной. Он на посту у колодца стоял, у этого самого. Он тебе, лорд Маэдрос, кое-что сказать хочет. - Окинув дориатца неприязненным взором серых нолдорских глаз, начальник стражи обернулся к своему подчиненному. – Ну, Хаталдир, говори. Лорд перед тобой. - Воин Хаталдир, мой лорд! - привычно вытянулся перед Маэдросом стражник. – Тяжелая конница, первый полк, вторая сотня. В данное время…эээ… несу стражу под началом командира Ардамеля. - Говори, Хаталдир, - низкий голос лорда звенел командирской сталью. - Слушаю, мой лорд… ээээ. Тебе как рассказывать, со всеми подробностями или кратко доложить? - Только самую суть, воин Хаталдир. Подробности утром обсудим, - Маэдрос обернулся к стражнику, приготовился слушать. Хаталдир заговорил быстро, четко, изредка запинаясь в поисках подходящего слова. - Я повернулся лицом к конюшням, реагируя на доносящийся с той стороны запах дыма. Потом… эээ… в нижней части конюшен блеснули множественные очаги возгорания. В свете вышеуказанных огней мной был замечен дориатский гончар Иллад, в настоящее время проживающий здесь, в Химринге. В руках этого гончара находился… эээ… разъединенный с языком канат пожарного колокола. Дориатский гончар простоял какое-то непродолжительное время с отрезанным канатом в обеих руках. Затем, как видно, обнаружив постороннего наблюдателя в моем лице, вышеозначенный Иллад бросил канат на траву и стремительно удалился… эээ… в неизвестном направлении. Данный эпизод я наблюдал своими глазами, в чем могу принести любую клятву, мой лорд! - Да? – Маэдрос вгляделся в Иллада. – Что ты скажешь на это, дориатец? - Дело происходило не совсем так, - Иллад спутался, закашлялся, покраснел. Приподнялся на локтях и вновь упал, потревоженный тупой болью в ребрах. – Я побежал, чтобы узнать, почему от конюшен пахнет дымом. Когда стало понятно, что начинается пожар, я бросился к пожарному колоколу, дабы как можно скорее поднять тревогу. Но канат оказался перерезан. Тогда я бросил глупую веревку, отломил ветку липы и ей стал бить по колоколу. Эльфы услышали, прибежали. А стражника я и не видал вовсе. Я по сторонам не глядел – некогда было. Стражник Хаталдир тут же подтвердил. - Так точно, мой лорд! Вскоре раздался звук набатного колокола, но я никого не мог видеть, так как вышеозначенный колокол…эээ…. закрывал от меня эльфа, поднявшего тревогу. - Да был там сук, был, здоровенный такой! В траве валялся, окровавленный, - подтвердил кто-то из темноты. - Я все руки исцарапал об этот орочий сук, - неожиданно для себя самого пожаловался Иллад. Поднял замотанные бинтами ладони. – Вот. Видите, меня в самом начале перевязали. И да. Сначала я осанве хотел тревогу поднять, но никто не откликнулся. - Я тоже осанве до командира пытался достучаться, - удрученно проговорил Хаталдир, - но не смог. А пост оставить никак нельзя было. А то я бы тоже тревогу поднял. - Тут осанве затухает, - как бы извиняясь, проговорил начальник стражи Ардамель. – Эндорэ, что с него взять… - Иллад в колокол очень громко бил, - нарисовался рядом с лордом Маэдросом Лиар. – Я у моих разведчиков в караулке сидел, все равно услыхали. И прибежали на зов. Так что я лично гончару верю. Ландуэль встрепенулась, с улыбкой поглядела на Иллада. Бывшего жителя Дориата искренне обрадовали поддержка и доверие Лиара. Но смущал недоверчивый, суровый вид лорда. - Я не просто так спрашивал, Иллад, как ты первым на пожаре очутился. Вот глянь-ка, что лежало под яслями в дальней конюшне. Я обнаружил это, когда искал жеребенка, - негромко сказал Маэдрос, садясь на корточки напротив гончара, и протягивая дориатцу раскрытую ладонь. В этой ладони что-то смутно блеснуло. – Ты можешь объяснить, как это в конюшне оказалось? Гончар приподнялся и сел, поддерживаемый верной Ландуэль. Пригляделся - чуть не вскрикнул. В руке Маэдроса лежала обгорелая, почерневшая от дыма и копоти, но вполне узнаваемая поясная пряжка. Видимо, сам пояс распался от жара, а металл не поддался огню. Под слоем сажи и пепла ясно различалась крылатая луна Дориата. Несчастный Лиар проговорил упавшим голосом. - Так серебро чеканят лишь в Дориате, у короля Элу. И рисунок схожий. У Иллада был пояс с такой пряжкой, его все видели! - Откуда она? – отчаянно вскрикнула молчавшая до того, как мышка, Ландуэль. – В конюшнях каждый вечер убираются. Ее бы нашли! - Вот и я о том же, - серьезно, мрачно сказал Маэдрос. – Как твой пояс в конюшни попал, Иллад? Объясни, пожалуйста! - Понятия не имею… - от страха, растерянности, неожиданности голос дориатца глох и прерывался. – Пояс мой. Признаю без разговоров. Как он под ясли попал, понятия не имею. Он у меня в прихожей лежать… висеть на крючке должен. Я там все ремешки храню… - А мне помнится, что этот негодяй-дориатец публично признался, что на нем лежит искажение! – угрожающе проговорил чей-то смутно знакомый голос. Лорд повел мифриловой рукой, прекращая зародившийся ропот. - Не так надо говорить. Ответь лучше, Иллад, ты враг Химрингу? Враг всем нам? Иллад глядел на лорда, думал... как сказать? Как донести свои мысли? Маэдрос сидел на корточках, поигрывал мифриловой кистью, ждал ответа. Наконец Иллад решился – будь, что будет! - Не предатель я, мой лорд. Не вор, не бандит. Злобы в сердце не ношу. Только некоторые сомнения имеются у меня … Порыв налетевшего ветерка донес высокий, чуть визгливый голос Морохира: «Я потому и прятался, что говорить не хотел! Но, раз ты меня поймал…» Звучный баритон воина неспешно отвечал: «Вот сейчас начальству все и расскажешь!» «Нет! Нет! Я не хочу! Не заставляй меня предавать друга!» - отчаянно вопил Морохир. Страж невозмутимо повторял: «Расскажешь главным, пусть они решают». Эльфы у колодца прислушались. Голоса приближались. Маэдрос подниматься на ноги явно не спешил, наоборот, укрылся своим изодранным плащом, пригнул голову ниже, так что приметных рыжих кудрей (впрочем, сейчас напрочь перемазанных пылью и сажей) стало не видно. - Командир, - заговорил разведчик, выталкивая Морохира в круг, центром которого вновь были Лиар, затаившийся Маэдрос и Иллад с Ландуэль, - вот какую птичку я за конюшнями поймал. Хоронился в кустах, наблюдал. Когда увидел меня, хотел потихоньку удрать, но я бегаю быстрее! – Разведчик коротко хохотнул. Морохир закрутил большой, круглой, растрепанной головой – неуклюжий, перепуганный, похожий на лупоглазую сову. - Зачем бежать? Никто никуда бежать не собирался! Я просто не хочу друга своего единственного предавать! Вот! Не буду говорить! Не стану! Вы меня не заставите, не имеете права заставлять меня оговаривать своего товарища! Я молчу, молчу, молчу! - Ну, молчи дальше, - хмуро бросил Лиар. – О чем ты говорить-то не желаешь? - Я Иллада видел перед самым пожаром, - вопреки своим обещаниям развязал язык Морохир. – Иллад крался по кустам, а в руках у него была вязанка хвороста ! Но он не виноват! Я уверен, что он тут не при чем! Он просто камин у себя в доме затопить хотел, погреться, а совсем не конюшни поджигать! - Не слишком ли много улик на Иллада показывают? Как ты думаешь, птичка-невеличка? И пряжка под яслями, и отрезанный канат в руках, теперь еще и вязанка хворосту! Весьма подозрительно получается... - Маэдрос распрямился одним движением, будто крепко сжатая пружина. Взметнулся во весь свой немалый рост, расправил плечи – высокий, упругий и опасный, словно тонкий мифриловый клинок. Покачался на носках. Криво улыбнулся самым краешком губ. Обошел вокруг застывшего Морохира, чуть наклонив голову, будто разглядывал какую-то неизвестную, подозрительную, ядовитую с виду тварь. Шагнул вперед. Стиснул плечо пойманного эльфа крепкими, будто стальными пальцами. Проговорил тихонько, но слова Маэдроса эхом разнеслись над площадью. - Что-то засмердело вокруг! Видно, птичка с душком попалась, с нехорошим таким, гнилым душком… Как ты думаешь, голубчик?! - лорд встряхнул Морохира, как грозный хищник встряхивает ухваченную добычу. – Не таись, душа моя! Позволь разглядеть тебя хорошенько! Морохир жмурился, изворачивался, прятал голову, жалобно скулил. Губы его прыгали, будто хотели что-то сказать, но не могли, плечи тряслись. Сын Феанора впился глазами в худое, перепуганное лицо своего противника. Все замерло на какой-то миг. Властный, требовательный взор Маэдроса, наконец, захватил бегающий взгляд мутновато-серых, слезящихся гляделок Морохира. Этот безжалостный взор приковывал к себе, лишал воли, проникал до самого нутра, обнаруживал все тщательно спрятанное, укутанное, убаюканное, сокрытое на дне души. И то, что Маэдрос увидел в глубине поганой души Морохира, владыке Химринга очень не понравилось! Взгляд рыжего лорда полыхнул неистовым гневом. Вокруг старшего феаноринга ясно видимый в предрассветном сумраке воссиял ореол белого, чистого, нестерпимо яркого пламени. Напряжение на площади достигло предела. Морохир скорчился, завизжал. Тело его скрутила жесточайшая судорога. Из прокушенных губ брызгала темная кровь. На подбородке пузырилась розоватая пена, капала на голую шею с напряженными, словно канаты, мышцами. Слезы чертили узкие дорожки на грязных впалых щеках. - Ааа! Уберите! Жжет! Не могу… Не вынесу! - Рассказывай, – по-прежнему тихо и невыразительно сказал Маэдрос. И вновь его услышали все эльфы. - Да, это я! Все я! – перепугано зачастил Морохир, сбиваясь, глотая звуки, пытаясь сдержаться и вновь захлебываясь истерическим криком. - Я впустил волка в козлятник! Я принес морготов яд в Химринг! Я отравил колодец, переодевшись Илладом и подражая его походке! Я поджег конюшни и испортил пожарный колокол! Но я не виноват! Не виноват! Это Моргот! Он мне велел! Я все делал по приказу Темного Властелина! Орки не били меня. То есть били, но не совсем. Сначала мучили, а потом отвели в Ангбанд. Там… был… я не хотел… он заставил меня… Темный Властелин… Я не хотел… он меня заставлял – Повелитель тьмы. Зачем бить? Темный Властелин… и так подчинил меня… со всеми потрохами… Его воля… стала… моей волей… - Что и требовалось доказать, - вполголоса, обращаясь скорее к себе, проговорил лорд Маэдрос. Шагнул назад, брезгливо вытер платком руки. - Но это белое пламя жжет… я не могу… не могу... – угасающим голосом бормотал Морохир. - Моргот! Помоги! Ты обещал! белое пламя… лорд… Маэдрос… прости…я не вино… Два воина подхватили едва стоящего на ногах предателя. Голос бедняги становился все тише, голова бессильно падала. Глаза закрывались. В конце концов, Морохир обмяк в держащих его руках, словно восковая фигурка вблизи огня. Все молчали. Ужас витал над эльфами. Неожиданно печально прозвучали слова Маэдроса. - Все кончено. Морохиру больше ничего не грозит. Он ушел в Мандос, - впрочем, почти сразу голос лорда изменился, стал брезгливо-равнодушным. – Уберите.. это… а утром закопайте где-нибудь подальше от крепости. Четверо эльфов по незаметному кивку Лиара подняли сухую бесцветную шкурку предателя, завернули в кусок полотна и унесли. Феаноринг окинул взглядом своих подданных, пробормотал что-то о необходимости быть с утра бодрыми, пообещал внеплановые учения, чтоб не расслаблялись, попрощался с присутствующими и покинул площадь. За ним потихоньку потянулись эльфы. Иллад неспешно поднялся. Повернулся всем корпусом вправо-влево, качнулся. Боль показалась вполне терпимой. К завтрашнему дню окончательно пройдет. Видимо, ребра все-таки остались целы, а это главное! Может, и остальное утрясется? Дай-то Эру! Пожить бы в тишине и спокойствии хоть какое-то время… - Вот, значит, как дело было, - горестно проговорил полковник Итильгаль, подходя к дориатцу. Тихо, виновато пробормотал. - Гончар, ты уж прости меня. Не со зла я на тебя наговаривал, меня подлец Морохир с толку сбивал. Иллад почему-то смутился. Невнятно пробормотал, что не сердится, что этот Морохир всем головы задурил. Итильгаль, пожал руку оправданному эльфу, кивнул и, не поднимая головы, быстро ушел. Судя по всему, полковнику было очень стыдно. Оставшиеся на площади нолдор дружно принялись выражать свою приязнь дориатцу. Хлопали по плечу, пожимали руку, спрашивали о самочувствии, но при этом отводили глаза, краснели, ежились и вообще имели вид котов, застигнутых за кражей сметаны. Илладу стало не то чтобы противно, просто захотелось оказаться подальше от всех этих эльфов. Он их, безусловно, простит, все наладится. Но прежней дружбы уже не будет. Разве что с Лиаром. И Ландуэль. Где она, кстати? Гончар повернулся и в свете разливающейся зари оглядел площадь. Юной эльфийки поблизости не было. Лиар хлопнул друга по плечу, отвлекая от поисков. - Ладно тебе, Иллад, головой вертеть. Ушла она, давно ушла. Еще когда предатель виниться начал. Пойдем-ка и мы с тобой домой. Хоть выспимся перед началом трудового дня! Давай, расходись, эльфы! Представление окончено! Лиар твердой рукой раздвигал эльфов, выводя друга с площади и направляясь домой. Иллад шел, словно во сне. За последнее время на него обрушилось столько невероятных событий, разобраться бы... особенно с одним наваждением… А Лиар продолжал говорить, отвлекая от нахлынувших мыслей, перебивая ощущения, заставляя вернуться в действительность. -… А вообще-то, я совершенно не понимаю, зачем ты на себя наговаривал? Разве какое-нибудь искажение в тебе есть? Не верю, и поверить не смогу. А тебе, бедному, глупая болтовня едва жизни не стоила. Хорошо, что лорд Маэдрос вмешался. И Ландуэль расстроилась до невозможности! Иллад встрепенулся, услыхав знакомое, созвучное его мыслям имя. - Из-за Ландуэль все и получилось. Понимаешь, друг Лиар, какая неприятность выходит… Не могу я в себе разобраться… Понимаешь, друг Лиар, - повторил Иллад и замолчал. А затем заговорил. Быстро, горячо. Слова лились, будто вода, прорвавшая плотину. Впрочем, так оно и было: Иллад воздвигнул в душе плотину, прячась от своих мыслей, чувств. - Я ведь всю жизнь Финдаэль любил. Ту эльфийку, что в Дориате осталась. Даже не женился, когда она мне другого предпочла. Так и жил одиночкой. И в лес-то ушел разыскивать сына Финдаэль. Так было хорошо, правильно. А теперь почему-то о Ландуэль думаю постоянно. Вспоминаю, как она ходит, говорит, улыбается. Когда ее вижу, какой-то теплый комочек в груди шевелится. И все время смеяться хочется, глупости болтать. К Ландуэль прикасаться. У меня ничего подобного по отношению к моей любимой Финдаэль даже приблизительно не было. А теперь есть, но только к чужой эльфийке. Это ли не искажение? Хохот Лиара загремел под деревьями, вспугнув стаю каких-то утренних птиц. Иллад остановился. Стоял столбиком, недоуменно и обиженно глядел на друга. А последний, отсмеявшись, обнял Иллада за плечи и повлек к дому милой, верной, любимой Ландуэль…