Все нормально.

Ну, давай же, скажи, скажи еще раз, как я тебе дорог, как ты не можешь меня отпустить. Ну, давай. Солги мне еще раз… Это ведь так просто играть моими чувствами. Сделай мне еще больнее. Хотя куда сильнее? Скажи, я сделаю вид, что пойму, что мне совсем не больно. Это не так Ты лишь улыбнешься и невесомо заправишь мне прядь волос за ухо, а я уже посылаю все свои мысли к черту и готов снова весело вилять перед тобой хвостом. Почему так? Помнишь, как ты говорил, что любишь? Помнишь, как ты говорил, что счастлив со мной? Помнишь, как нам было хорошо? Я помню. Или это была иллюзия? Иллюзия, что нам хорошо.

У Бэкхёна не было сил. Его корежило от озноба и боли, боли в груди, там, где должно биться сердце. Должно… Ты чувствуешь биение моего сердца? Я тоже нет. Он без разбора плелся по заснеженной улице в домашних тапках, растянутой футболке и хлопковых штанах. Не было сил искать что-то другое. Не было… Не было времени… Слишком мало, чтобы решиться… на самый отчаянный поступок. Ведь так будет лучше...

Что может быть отчаяннее, чем полюбить человека, который никогда не полюбит в ответ? Вечерами ты любил забраться в мою кровать и приложить свои холодные лодыжки к моим ногам. — Хён, ты тёплый, очень тёплый. От твоей искренней улыбки у меня не было сил поругать тебя за это. Игрушка в руках ребенка. Кукла. Я делал вид, что недоволен. Ты же обнимал меня своими лапищами, и я беспомощно утыкался носом тебе в грудь. — Хён, ты обслюнявил мне футболку, айщ,— утром ты недовольно рассматривал огромное пятно на ткани и уходил стирать свою футболку. Ты даже не представляешь, что это были далеко не слюни. Твой крепкий сон не позволял услышать мои всхлипы. Это к лучшему. Бэкхён падает коленями на асфальт и поднимает взгляд к небу. Красивое, как твои глаза. — Хён, почему ты так одет? Сейчас же не лето. Ты заботливо отдаешь мне свой шарф и сам же туго затягиваешь его на моей шее, чтобы я не простыл. Нельзя болеть. Петля на шее, сделанная тобой. Я, твой глупый хён, считал себя самым счастливым человеком, когда ты говорил, что скучаешь. Очень скучаешь по-своему хёну, когда нас разделяли километры. Почему ты никогда не берешь меня с собой? Твои глаза, улыбка… самая искренняя из всех, что я когда-либо видел. Я не мог оторвать от тебя глаз, стоило тебе улыбнуться или округлить свои и без того огромные глаза. Я просто не мог. Ты странно на меня смотрел и спрашивал, все ли нормально. Я говорил, что просто задумался и отмахивался дежурной улыбкой. Не надо показывать свою боль. Всем все ровно. Ведь так?

У Бэкхёна нет сил смотреть на небо. Ему холодно. Его сердце покрылось льдом. Заснеженная земля раскрывает свои объятья, и Хён проваливается в эту пучину. Так спокойнее. Уже не холодно. Ему кажется, что температура тела достигла нулевой отметки.

— Чанёль, ну хватит, пожал-у-у-у..ах-ха-ха-ха, — Чанёль и не слышит мольбы о помиловании, и все так же продолжает щекотать еле живого от смеха хёна. У меня щемит сердце, когда я вижу так близко твою улыбку. Улыбку, вызванную мной. Что может быть прекраснее твоей улыбки? Пустота моего сердца. Сердца, которого больше нет.

—Я хочу забыть все, что связано с тобой. Но... но почему я не могу? Почему? — оледенелыми губами шепчет Бэкхён в пустоту. Пар… Надо же, он все еще живой. — Слабак…Как бы не хотел… не могу.

Я готов вечно жить воспоминаниями о тебе. Где нам хорошо. Мне. Сегодня ты пришел пьяный. Почему? Ты скучал по своей семье. — Хён, я… я люблю тебя! – заплетающимся языком шептал ты, обнимая меня так сильно, что еще немного и по комнате раздастся хруст моих ребер.— Ты знаешь, как дорог мне? Не смогу никогда расстаться с тобой. Спасибо, что всегда рядом. Я ласково гладил его по голове и тихо глотал слезы. Я знал, что это другая любовь, она отличается от моей. От этого еще больнее. И ты засыпаешь. В обнимку со мной. А я, прикладывая большие усилия, пытаюсь доволочить твое тело до кровати. На диване неудобно. У тебя будет болеть спина.

— Надеюсь, в другой жизни я не буду помнить тебя, — губы уже почти не шевелятся. Они синие. Синие, как все тело. — Нет-нет, я хочу помнить, помнить тебя…— последняя слеза маленькой льдинкой замерзает на щеке.

Так вот она какая — пустота. Сегодня ты был сам не свой. Я боялся к тебе подойти и узнать, что случилось. Мне больно видеть тебя таким. Мы редко говорили о твоих душевных проблемах. Ты все время уходил от разговора. Сегодня, видимо, у тебя не осталось выдержки. Ты сломлен. — Понимаешь, я не знаю… ты не мой человек, хён. Мне показалось, что звон от моего разбившегося сердца слышали все. Даже остановившаяся планета. Или это остановилась моя жизнь? — Но я никогда не откажусь от тебя, слышишь? — нет, я не слышу. Вакуум моей разбившейся жизни поглощает все вокруг меня. Нечем дышать Ты опять лег со мной вместе и быстро уснул. У тебя было чисто на душе. Ребенок наигрался. А я выбежал на улицу в своей пижаме. Мне было нечего терять. Спасибо, что дал мне ненадолго ощутить себя счастливым. Любой проведенный час с тобой, был равен одной секунде. Это так мало. Мало для меня. Спасибо, что дал возможность испытать это прекрасное чувство — любовь. ... «Тело молодого юноши было найдено в 7:00 в районе…. Сильное обморожение, врачам не удалось спасти его. Пожалуйста, будьте осторожнее и теплее одевайтесь. Теперь к другим новостям...» Слишком. Чанёль сидел рядом с бездыханным телом и смотрел в пустоту. Ему не хватало смелости последний раз посмотреть на своего хёна. Глупый хён никогда не узнает, что на самом деле тогда пытался сказать Чанёль. Его большой ребенок с самой искренней улыбкой и большими глазам.