Кто возьмёт, того и будет

На Гумешках, видишь, в ту пору видимое богатство поверху лежало, — к нему и подбирались. Добрались, конечно. Народу нагнали, завод установили, немцев каких-то навезли, а не пошло дело. П. Бажов, "Две ящерки"

— Разумеется, господин граф, мы сделайт... сделайем всё, как нужно. Мои мастеры есть самый лучшие. Во всём мире нет лучше, я могу это вам обещайт. Щеголеватый немец с лихо закрученными усами говорил так уверенно, словно бы ни на миг не допускал, что может ошибиться. Само собою, такие люди, как Николай Петрович, не верили в эти побасенки. Но отвечать немцу следовало вежливо. Пусть работает, как-никак, каменья самоцветные да руда тут, почитай, на земле валяются, управиться легко. — Рад это слышать, господин Бигершоф. Уверен, вы исполните свою работу наилучшим образом, и государь будет доволен вами, равно как и вашими товарищами. А если выйдет иначе, мы других навезём, делов-то. Или кому из местных продадим землицу, Демидовым там, Строгановым. Но лучше самим доход с неё поиметь. Казне нужны богатые земли. Немец в своих силах был уверен. Избавившись от присмотра русского графа, который ни в руде, ни в камнях не понимал ничего, а думал лишь о деньгах и похвале государя, новый управляющий Гумешевских рудников послал за своими мастерами. — И вежливо попроси их прийти, понял, Дитрих? Вежливо! Обидишь — сгною! Бородатые мастера, все как один низкорослые, с цепкими взглядами и похожими широкими приплюснутыми носами, зашли неспешно, словно делали большое одолжение. — Чего хочешь опять? — спросил старший из них, тёмно-рыжий, по всему широкому поясу обвешанным диковинным инструментом. — Место ты нам показал, правда, сулил гору, а горы и нет никакой, но камень есть и руда есть. — Как нет горы? — опешил Бигершоф. — А вот так. Гора — это что такое? Это гвоздь, вбитый из неба в землю. И мы, хозяева горы, между небом и землёй ходим, богатства земные небесными узорами изукрашаем. А тут словно бы пальцем с неба ткнули: здесь, — а гвоздь не вбили. Нет горы. Только камни в землю уходят, медью оплетённые. Так чего хотел-то? — Чертежи показать, которые русские привезли. Завод по руде — это одно, а из здешних камней украшений хотят, не поглядите ли? — А и давай, поглядим. Едва ли не с поклоном Бигершоф подал старшому листы с чертежами. Тот поглядел, фыркнул пренебрежительно, передал остальным. — Пустое, нечего делать, — ответил, не глядя, как его товарищи разбирают листы. — Камни на это дольше искать, чем делать. Ещё чего? — Русские хотят, чтобы к концу года первые прибыли пошли, это возможно? Старшой усмехнулся. — Ты места эти видал? Богатство тут под ногами лежит, кто возьмёт, того и будет. Будут им прибыли. Денег русские не жалели. Завод отстроили хороший, большой, людей нагнали. Бигершофа бесили эти работнички — неумелые, ленивые, они постоянно твердили, что разрабатывать здесь нельзя, что какие-то местные хозяева не давали позволения. Приходилось принуждать, объясняя, кто теперь здесь хозяин. Ещё и мастера помалкивали, и не понять было, довольны они или нет, идёт ли у них дело... Наконец, через два месяца почти бесплодного труда Бигершоф снова попросил мастеров прийти, но они не откликнулись на его зов. Он заволновался, стал искать — и внезапно нашёл у себя в сундуке, до того заполненном лишь платьем, ларец, полный драгоценностей. Лишь увидев его, Бигершоф понял, что пропал. Альвы возвращали задаток. *** — Так а куда же немцы-от подевались? — Верно, в Немеччину свою. Там, видишь, как было: навезли они с собой особливых мастеров, не по-нашему они прозывались не то чверти, не то небеленькие — ну, то и правда, тёмныя али бурыя все как один, да и росточку невеликого, хоть и не в чвертину людского, а всё невелики. И вот стали они по горе-от похаживать да важничать. Всё тут, бают, наше теперь, и мы тут хозяева, всю руду как есть достанем, все самоцветы выточим. Ну, и осерчала Хозяйка. Вышла к ним и говорит так: пошто вы тут, у горы моей, ходите? Ежли входу ищете, так попроситесь вежественно, как положено. А небеленькие-от загордились перед нею, говорят — не твоё это, камень да руда земле принадлежат, кто возьмёт, того и будет. А она глядит так и отвечает: а ты возьми спервоначалу. И в камень ушла, не стала больше говорить. — И что дале, дедушка? — Ну, они походили-походили вкруг горы, а пройти-от и не смогли. Серчали очень, ногами топали, кричали: мы всех каменьев и всей руды хозяева! Ну, по-своему, вестимо, по-немецкому кричали, да были у нас тут толмачи, кто ведал по-ихнему. Ну, может, с каменьями они и мастера, да только не далась им гора-от. И они тогда плюнули, да и ушли. — Как — ушли? Ногами, что ли? — А кто ж их ведает. Старики бают, отошли от горы подале и в землю ушли, как Хозяйка в камень уходит. Больше их не видели. Опосля и немцы руками развели, дескать, не может сделать ничего, плохая гора, много пустой породы. А я тебе скажу, не в горе у нас пустая порода, а в тех мастерах, что Хозяйку-от уважить отказались. Не любит она того, Хозяйка. Старый мастер чуть улыбнулся, провёл рукой по камню, лежавшему у него на столе. На куске малахита словно бы взбиралась куда-то вверх ящерка, наполовину уходя в камень. Над её головой прожилки образовывали чётко различимую корону.