Когда алеет снег

— Леголас, иди в свои покои, — тревожный голос короля металлом режет холодный воздух. — Папа, что случилось? — Малыш, крепко ухватил отца за руку. В хрустально-чистых голубых глазах отражался испуг. Золотые волосы, точная копия отцовских, были перепутаны. Вплетенная зеленая ленточка, что удерживала тонкую косичку на затылке расплелась и грозилась совсем опасть наземь. — Немедленно, — владыка леса подхватил мальчика на руки и аккуратно передал одному из подошедших стражей, — Отведите его в комнату. Никого не впускать, пока я не вернусь. — Папа…? — Всхлипнул Леголас, прижимаясь к стражу. — Закройся изнутри, — Трандуил едва заметным жестом отправил стражу отправлять поручение. Все трое тут же отвесили легкие поклоны и, развернувшись, направились в покои принца. Еще с раннего утра день обещал быть прекрасным. Яркое зимнее солнце неспешно поднималось, разрисовывая небосклон изящными красками. Так начинался обычный день. Кто предложил идти на прогулку? Кажется, сама природа позвала их, молодую королевскую семью, насладится своими красотами. Красивая девушка, задорно улыбающаяся на встречу рассвету, вела за руку малыша с золотыми волосами, который улыбался в точности, как его мама. И король, трепетно держащий за руку своего единственного сына. — Я хочу кушать, — жалостливо проговорил Леголас, дергая за руку отца. — Тогда пора возвращаться, — Трандуил улыбнулся, подмигивая жене. — Милый, может ты отведешь Листочка во дворец? Я хочу еще немного прогуляться, — Девушка грустно посмотрела на мужа. — Все для вас, сударыня, — смеясь, произнес король, отвешивая шутливый полупоклон. Златовласый ребенок был подхвачен на руки и прокручен в воздухе, жена крепко обнята и поцелована в щеку. И Король с сыном отправились обратно. День пестрил красками, оба смеялись, оба были счастливы. Пока к ним не подбежал запыхавшийся страж. Похади неслись еще трое. Их перекошенные тревогой лица не скрылись ни от Трандуила, ни от Леголаса. — Поймали человека. Недалеко от дворца. С окровавленным мечем. С письмом, которое велит убить венценосную семью. И вот сейчас он отправил листочка в безопасное место, но где-то в животе затаился страх. Дикий, непреодолимый. Кончики пальцев заледенели, к горлу подступил ком, мешавший дыханию. Король поспешил обратно, грея смутную надежду. В саду было тихо. Слишком тихо. Снежинки вплетались в золото волос короля, опускались на алую мантию, окутывали ресницы владыки белоснежным покровом. Запели освобожденные от ножен кинжалы, блеснув в твердой руке короля. Эльфы уступали людям в силе и предпочитали кинжалы, хотя умело орудовали и мечем. Владыка Леса двинулся плавно, лишь легкий трепет мантии, ниспадающей на землю и пляшущей завораживающими изгибами, выдавал его. Он шел мимо деревьев, окутанных белоснежным одеялом, мимо величественных статуй, столь искусных, что они казались живыми, и лишь снежные шапки выдавали их вечный покой. Могучие ветви деревьев переплелись высоко в небе, образовав коридор, украшенный вечно зелеными растениями и цветами. Они пробивались через холод и мрак, их аромат был вечен, как само Зеленолесье и прекрасен, как сама природа. Только что распустившиеся бутоны светились глубоким цветом и своей внутренней силой, те же, что распустились давно, мягко опадали вниз в причудливом танце. Земля была устлана опавшими лепестками, покрывая чистый снег изящным узором. То была красота природы, нетронутой, не оскверненной. Эльфы стерегли и охраняли первозданную красоту мира, ибо верили, что лишь она должна по праву называться перворожденной, что лишь она главенствует во всем Средиземье. Король все так же стремительно пересек коридор деревьев. Венец на голове эльфа сверкал торжественно и гордо, под стать владыке. Изумрудные глаза застыли в тревожной тишине, выискивая малейшие признаки угрозы. И без того тонкие губы сжаты в линию. В руках крепко зажаты два кинжала, звеневшие от нетерпения. Первое, что ярко встало пред глазами, была кровь. Алый поток крови, на белом снегу казался еще ярче. В голове мелькает тяжелая мысль, что снег не окрашивается просто так. Холодок пробегает по позвоночнику, заставляя тело покрыться мурашками. Потом девушка. Темные прямые волосы в беспорядке окутались снегом, голубые глаза мертвенно смотрели вдаль. Тонкие руки, лежащие поверх небесно-голубого платья все еще сжимали рукоять небольшого кинжала. Дальше были глухой удар кинжалов оземь, напрасные поиски жизни, отчаянье, слезы в глазах, мокрые дорожки на щеках, бешено колотящееся сердце, какая-то слепящая пустота в душе, боль, струящаяся как водопад, забирающаяся во все уголки и заполняющая собой все пространство. Венценосный эльф рухнул на колени и склонил голову. Затерялся в снегу, украшенный каменьями убор короля. Как он пуст и ненужен, как холоден и мрачен… Дрожащей рукой провел по лицу, убирая прядки темных волос, и вздохнув, закрывая ей глаза. Он слишком хорошо знал смерть. Знал, что молить о жизни бесполезно, но губы сами шептали молитву, руки прижимали безвольное тело к груди. Кинжал выскользнул из руки девушки и тихо, словно скорбя, спрятался в белоснежном одеяле. Целовать ее губы и не чувствовать теплоты дыхания, обхватить руками ее тонкую шею и не ощущать биения сердца, смотреть ей в лицо и не замечать мягкой улыбки, лишь видеть алую кровь на платье, снегу и знать, что все кончено. Король бережно поднял ее на руки. Ослепленный слезами и болью, он шел ко дворцу, опустив голову и златые пряди поблекли, и глаза потускнели. На лице застыло отчаянье. Алая мантия по прежнему развивалась на ветру, но уже не торжественно, а скорбно. Снова коридор из ветвей. Зачем он сейчас? Такой пустой кажется красота на стыке со смертью. Такой серой и блеклой, бесполезной. В памяти всплыли те сердечные моменты, когда они вдвоем стояли в этом коридоре и разговаривали. Их первый поцелуй, осторожный и нежный, опыленные страстью объятия… Отчаянье новой волной захватило владыку. Он тонул в этой бездне боли, задыхался в сердечной муке. Горел и сгорал дотла, в любой миг готовый разлететься по воздуху темным пеплом скорби. Падал и срывался с высоты любви, резал себя осколками живой памяти, пуская потоками пустоту в свою душу. В каком-то бреду владыка добрался до королевской спальни. Бережно опустил девушку на кровать. Послал за лекарем, пряча где-то глубоко в себе отчаянную, глупую надежду, что ему показались те пустые глаза, алая кровь на снегу, бледнеющие с каждой секундой губы, молчаливо-ледяная неподвижность. Трандуил прислонился лицом к кровати, спина его задрожала от рыданий. Своей рукой он сжал бледную руку своей жены, преподнес к губам и горячо поцеловал. Жар его губ застыл льдом смерти. Вдалеке послышался детский плач. То были слезы принца Леголаса, и король сразу узнал их. Плач сына заполнял его пустоту до краев, замещая боль от потери любви. — Я буду защищать его, ценой своей жизни, клянусь тебе. Для него я должен быть сильным. Это последний раз, когда я допустил слабость и проливал слезы, клянусь тебе. Ты ведь знаешь, у листочка твои глаза… Король нагнулся и поцеловал девушку в губы, поднялся и утер слезы рукавом. Из дверей вышел другой, новый король. Холодное серое одеяние затмевалось золотым блеском волос и алой глубиной мантии. Гордая осанка и все те же изумрудные глаза, проникновенные и ледяные, сочувствующие и губящие. Легко скрыться в боли и молча рыдать, пряча осколки изъеденной души в складках мантии, но тяжело жить дальше с той же силой, не обретя ненависти и злобы. Не сломаться — значит жить дальше, значит верить в лучшее, не терять надежды и находить силы для борьбы. Он шел по изгибам коридоров каменного замка, шел к тому, кто помог ему обрести все. — Леголас? — Папа, — всхлипнув, поднял на отца заплаканное лицо принц. — Чего же ты, моя радость, плачешь? — Трандуил плавным движением вытер слезы на лице малыша. — Я испугался за тебя. Король не ответил, только подхватил сына на руки, бережно, как хрустальное солнце. — Ты знаешь о вечном сне?