я вылечу тебя одним лишь поцелуем

Эвен болеет уже третий день, и запрещает Исаку даже приближаться к своему дому, ведь «я знаю тебя, ты, как всегда, кинешься с поцелуями, а я не смогу тебе противостоять, потому что сам скучаю, и тогда ты заразишься тоже». Младший парень пропускает мимо ушей абсолютно каждое слово, кроме одной фразы, что настойчиво пульсирует в его голове, словно неугомонный колокол, и заставляет его позвоночник покрыться мурашками. «ты скучаешь по мне?» — лишь шепчет в телефонную трубку Исак, прижимая аппарат к уху. «нет!», — не слишком убедительно вскрикивают на другом конце телефонного провода, — «я вообще тебя ненавижу и не хочу видеть!». Исак улыбается, словно ребенок, которому купили сахарную вату и отвели в парк аттракционов. «ты — отвратительный лжец, Эвен», — игривым голосом говорит парень, — «я заеду к тебе после занятий». «я скажу маме, чтобы она тебя не впускала» «она никогда не сможет противостоять кому-то с такой же милой улыбкой, как у меня» «ты такой чертов эгоист, я скажу ей, что ты разбил мое сердце» «мы с ней в сговоре, и она никогда не поверит в эту чушь; особенно, если я занесу ей новый детектив, который прочел лишь пару дней назад, и поэтому могу обсудить его от первых до последних строк» «ты невыносим» «принести тебе что-нибудь, любовь моя?» «марихуану?» — голос на том конце звучит слегка неуверенно. «кто-то здесь решил быть плохим мальчиком?» — Исак поднимает бровь, абсолютно забыв, что собеседник не видит его лица сейчас. «я устал быть в четырех стенах, наедине с беспокоящейся матерью и без тебя» «я приду и расцелую твои пылающие от температуры щечки» «звучит не так круто, как если бы ты сказал, что принесешь косяк, который мы вместе скурим, лежа на моей кровати» — Эвен хихикает, заставляя Исака широко улыбнуться в ответ. «она вредит тебе, малыш» «она расслабляет меня» «готов поспорить, я могу делать своим ртом вещи, от которых ты точно расслабишься» «ох…» «до встречи, Эвен». «ты не можешь…» И юноша кладет трубку, оставляя старшего парня наедине с неприличными мыслями и образами, что наверняка возникают в его голове. Исак с нетерпением ждёт, когда занятия закончатся, потому что он хочет поскорее оказаться в любимых объятиях, увидеть таинственный блеск этих неземных голубых глаз, почувствовать нежные губы на своих собственных. Хочет увидеть улыбку, которой можно растопить все льды на планете, размягчить даже самого озлобленного на мир человека. Все эти дни Исак не находил себе места, он не привык так долго (да, три дня — это много для него) быть вдалеке от Эвена; пусть, они постоянно говорили по телефону, переписывались, даже слали глупые фотографии друг другу, но все это не спасало от мучительной скуки. Вальтерсен упустил тот момент, когда парень, что говорит сплошными загадками, прочно вошел в его жизнь, украл сердце и все-все мысли; он просто осознал однажды, что не хочет проводить даже минуты без этого человека. Он ощущал давящее на ребра чувство, которое росло с каждым днем, расцветая и обвиваясь цепкими стеблями об его кости: что-то внутри него, приносящее легкость и воодушевление. Его чувства преображали его, неизбежно делали из него совершенного другого человека — способного на искренность, на терпение, на преданность; он не понимал, куда делось его постоянное желание посещать вечеринки, быть в малознакомых компаниях, в один день он просто понял, что это ему не нужно все это. Он просто понял, что гораздо приятнее проводить вечера под теплым пледом в компании биполярного молодого человека, (Исак научился не переживать по этому поводу), за просмотром сопливых мелодрам, от которых они оба в любом случае рыдали. Он не был романтиком, не говорил красивых слов, просто не понимал, зачем все это нужно; но затем он встретил Эвена — и сердце начало биться по-другому, ему хотелось кричать о своей любви на весь мир, но в то же время он понимал, что это чувство — глубоко личное, даже интимное, поэтому он шептал неловкие признания лишь на ухо блондину, который отвечал такими же неловкими поцелуями куда-то в шею. «не могу думать ни о ком, кроме тебя» — отправляет он очередное сообщение своему парню во время биологии. «а я совсем о тебе не думаю:р» «правда?» «особенно после того, как ты пообещал сделать что-то своим ртом» — Исак покрывается легким румянцем. «так ты не хочешь проверить мои слова на себе?» «совсем в этом не заинтересован, знаешь, я думаю, ты совсем не в моем вкусе» «что ж, тогда прямо сейчас пойду и отсосу какому-нибудь красавчику в туалете» «Исак!» «…» «если ты не ответишь сейчас же, я расскажу тебе весь сезон 'Крика', и назову имена всех убийц» «ты умеешь быть убедительным» — Исак, убери телефон, ты на уроке! — разносится по кабинету, и парень вздрагивает. — Извините, — бурчит он. «мисс-я-никогда-не-ношу-лифчики только что сделала мне замечание из-за тебя» «о, ты, наверное, очень расстроен; и вообще — это ты написал мне первый» «о, заткнись, Эвен» Через пару часов он буквально бежит к дому своего парня, торопясь скорее очутиться в родных руках и остаться в них, по крайней мере, до конца вечера. В рюкзаке лежала книга для мамы его парня, а также диск с «Хорошо быть тихоней», Эвен видел этот фильм примерно шесть раз, но Исак понятия не имел, кто такой Логан Лерман, и знал Эмму Уотсон только по роли в «Гарри Поттере». Он не понимает, как выжил в эти дни без Эвена, потому что это кажется чем-то нереальным для него; он до такой степени привык, что они всегда вместе, будто одно целое, и разлука буквально убивала его. Мама Эвена встречает Исака с дружелюбной улыбкой, спрашивает о его делах, об учебе, а затем, видя его нетерпение, отправляет в комнату сына; уходя, юноша замечает ее влажные и счастливые глаза. Эвен сидит на своей кровати, закутавшись в одеяло, оставляя открытым лишь лицо, на котором играет смущенная улыбка. Окна прикрыты синими шторами, на которые Исак пролил красное вино пару недель назад, но тусклая полоска мрачно-желтого света падает на бледное, немного уставшее лицо, подчеркивая скулы и длинные ресницы. Ему плохо, но он продолжает улыбаться — в этом весь Эвен — думает про себя Вальтерсен. — Привет, — тихо говорит Исак. — Я говорил, что выгляжу ужасно. — Ты выглядишь прекрасно, — качает головой младший парень, подходя ближе, — просто немного бледен. Он делает шаг, чтобы наконец поцеловать эти пухлые губы. — Не смей прикасаться ко мне! Я заразный, и от меня пахнет лекарствами. — Ты не сможешь мне запретить. — Спорим? — парень быстро ложится на живот, и получается так, что перед Исаком предстает лишь непропорциональный кокон; он весь закутан в одеяло от головы до кончиков пальцев. — Ты такой ребёнок, — закатывает глаза младший, залезая на кровать. Он садится сверху на бёдра Эвена, чувствуя, как тот напрягся под одеялом; цепкие пальцы пытаются оттянуть ненужную ткань, и у него выходит. — Давай же, гусеница, вылезай из домика, — шепчет он, слегка щекоча парня сквозь покрывало. Эвен громко вздыхает и переворачивается, заглядывая в глаза сверху, и привычно помещает руки чуть выше согнутых коленей Исака. Это была одна из их поз: оба тут же вспомнили дождливые вечера, когда ненастье за окном билось в стекло, но в комнате было чересчур душно, когда толстовки и футболки были отброшены в сторону, и нежные ладони старшего парня поглаживали бедра Исака. — Доволен? — приподнимая бровь, спрашивает он. — До неприличия, — Исак ёрзает на бёдрах парня, игриво вертя задницей. — Перестань, — его пальцы медленно поглаживают кожу под футболкой Вальтерсена. — Перестать что? — наклоняется к пухлым губам, — я всего лишь пришёл тебя проведать, — шепчет в разгоряченную кожу своего парня, — но ты, кажется, совсем не рад меня видеть, — его голос такой чертовски соблазнительный, что юноша под ним буквально начинает дрожать, — я вылечу тебя одним лишь поцелуем, если позволишь. Эвен, не в силах больше сопротивляться, подаётся вперёд, сокращая сантиметры между их губами, и целует так мягко, как только может, вкладывая в поцелуй всего себя, всю горечь от разлуки и всю радость встречи, он больше не чувствует саднящей боли в горле, не чувствует дрожи от температуры и ломоты в костях. Он чувствует только тепло рук Исака, его чуть сухие губы и по-прежнему пахнущие карамелью волосы, старший парень готов поклясться, что юноша перед ним — совершенство, созданное богами и сошедшее с небес прямо в его объятия. Он хватается за него, будто за спасательный круг, и чувствует, что с каждой секундой поднимается все выше, ощущая, что счастье впитывается в каждую клеточку его тела. — Я обещал сделать кое-что для тебя, — произносит Вальтерсен, растягивая слова и хитро прищуривая глаза. Его указательный палец медленно отчерчивает пухлые губы, обводя их по контуру, скользит ниже по подбородку и шее, чуть царапает ключицы, ласкает грудь и напряженный живот, задерживаясь на резинке серых спортивных штанов Эвена. — Черт тебя побери, Исак, — хрипло шипит он, вызывая улыбку младшего парня. — Мне остановиться? — вскидывая бровь, говорит младший юноша. — Я умру, если ты не продолжишь. Исак покрывает крошечными поцелуями живот Эвена, проводит языком по разгоряченной коже, а затем одним движением сдергивает ненужные в данную секунду штаны; старший парень выгибается в спине, когда карамельные волосы щекочут его тазобедренные косточки, когда тонкие пальцы переплетаются с его собственными, когда он ощущает горячие влажные губы на себе. Он не в силах противостоять даже сотой доли того удовольствия, что приносит ему Исак; и он чувствует такую невероятную духовную связь с этим человеком, что, кажется, мог бы доверить ему свою жизнь, если это потребуется. Эвен приходит к ослепляющему финалу, теряясь в ощущениях и выстанывая любимое имя, растворяясь в собственном неразборчивом шепоте. — Я люблю тебя так сильно, Исак, — хрипло произносит он, когда младший парень вновь оказывается на его быстро вздымающейся груди, — ты делаешь мою жизнь такой невозможно счастливой, и я благодарен тебе за это. — Перестань смущать меня, романтик, — робко отвечает ему Вальтерсен, — я люблю тебя тоже, — он чмокает его в приоткрытые губы, а затем утыкается носом в мраморную шею. Они лежат в обнимку около получаса, слушая сердцебиения друг друга, наслаждаясь желанной близостью; Эвен кашляет каждые пять минут, а Исак бросает на него обеспокоенные взгляды, полные заботы и любви. Старший парень берет свой телефон и начинает улыбаться. — Мама прислала мне сообщение, чтобы напомнить, что пора принимать лекарство. — Почему бы ей просто не зайти сюда? — Исак недоуменно приподнимается на локте, заглядывая в голубые глаза напротив. — Наверное, она боялась застать нас за неприличными занятиями, — Эвен игриво улыбается, чмокая любимого в нос, а после в порозовевшие от смущения щеки. — Она… Слышала? Боже… Я не смогу взглянуть на нее. Никогда больше, — шепчет он, пряча пылающее лицо в острых ключицах блондина. — Перестань, Исак, она знает, что мы оба не девственники. — Серьезно? — охает юноша. Эвен заливается звонким смехом, прикрывая глаза и закидывая голову назад; так смеется только он, и никто на свете не выглядит также прекрасно. Его улыбка до боли ослепительна, и Исаку хочется улыбаться в ответ, когда он видит ее; он готов совершать подвиги, чтобы вызвать эту радостную искорку в глазах любимого. — Люблю, когда ты такой, — шепчет Вальтерсен. — А я люблю тебя, — робкий поцелуй в чуть приоткрытые губы, и сознание обоих наполняется переливающимися яркими пятнами и фейерверками, тугие узлы внизу живота вспыхивают и в одну секунду превращаются в невесомый серебристый пепел. — Слишком много признаний на сегодня, разлука так прекрасно действует на тебя. Пожалуй, я буду мучить тебя почаще, — он хитро улыбается. — В таком случае, я привяжу тебя к кровати, ты не оставляешь мне выбора. — Похоже на один фильм для взрослых, знаешь… — Исак! Парни хихикают, словно двенадцатилетние девочки, но им ни капельки не стыдно за эту минутную слабость. Но внезапно Исак громко чихает. — Я предупреждал тебя, — обеспокоенно говорит Эвен. — О чем? — О том, что ты заразишься. — У меня хороший иммунитет, перестань, это просто аллергия, — он молниеносно оглядывает комнату, в поисках оправдания, — вот! На эти лилии. — Твоя аллергия никогда не проявлялась раньше, и ты простываешь от любого дуновения ветра, — недовольно бормочет Эвен. — Но это того стоило. Я скучал по тебе так сильно, — он ложится на грудь парня, просунув руку под его свитер и разместив ее там, где нестройно бьется сердце; Эвен обвивает его спину, положив ладонь на поясницу, а другой рукой играет с волосами Исака. — Я тоже скучал, ты же знаешь. Я всегда рад тебя видеть, всегда хочу проводить время с тобой, просто я беспокоюсь за твое здоровье, впереди важные тесты, и тебе нельзя болеть, и… — Тихо, — Исак кладет палец на сухие губы, — я справлюсь. Они находят настоящих себя только в объятиях друг друга. Эвен растворяется в любимых глазах, находя в них все то, чего так давно не было в нем самом; он видит ту безграничную преданность, что Исак дарит ему каждую минуту, видит его искренность и жертвенность, любовь, которой он окутывает весь мир. У него внутри сотни секретов и вопросов, противоречий, недопониманий и боли, но стоит Исаку улыбнуться, Эвен будто бы оказывается в цистерне сахарной ваты, где так тихо, так спокойно и уютно, и он начинает думать, что это и есть настоящее счастье. Он обожает чувствовать его прикосновения на своей коже, обожает обвивать хрупкое тело своими руками, прижиматься носом к макушке и ощущать сладкий аромат шампуня. Иногда в его голове происходило что-то странное: появлялись навязчивые желания, воодушевление или, напротив, депрессивные мысли; и парень боялся самого себя иногда. Но Исак не испугался, он продолжал дарить свою любовь, улыбаясь каждый новый день все солнечнее, он был, будто луч света, что озаряет твое лицо после продолжительной зимы, и нет ничего дороже этого клочка теплоты. Эвен видит в Исаке того, кто способен спасти его, вытянуть из бездны мрачных мыслей и хмурых воспоминаний, он готов бороться за себя ради него.

***

Эвен просыпается к полудню и видит оповещения о новых сообщениях от Исака. «доброе утро» «в следующий раз напомни мне, что ты всегда прав» «это были не лилии» «я заболел.»