Индейцы

Дельце как будто подвертывалось выгодное. Но погодите, дайте я вам сначала расскажу. Мы были тогда с Кагами Тайгой на Юге, в штате Алабама. Там нас и осенила блестящая идея насчет похищения. Должно быть, как говаривал потом Тайга, «нашло временное помрачение ума», — только мы-то об этом догадались много позже. Есть там один городишко, плоский, как блин, и, конечно, называется Вершины. Живет в нем самая безобидная и всем довольная деревенщина, какой впору только плясать вокруг майского шеста. У нас с Кагами было в то время долларов шестьсот объединенного капитала, а требовалось нам еще ровно две тысячи на проведение жульнической спекуляции земельными участками в Западном Иллинойсе. Мы поговорили об этом, сидя на крыльце гостиницы. Чадолюбие, говорили мы, сильно развито в полудеревенских общинах; а поэтому, а также и по другим причинам план похищения легче будет осуществить здесь, чем в радиусе действия газет, которые поднимают в таких случаях шум, рассылая во все стороны переодетых корреспондентов. Мы знали, что городишко не может послать за нами в погоню ничего страшнее констеблей, да каких-нибудь сентиментальных ищеек, да двух-трех обличительных заметок в «Еженедельном бюджете фермера». Как будто получалось недурно. Мы выбрали нашей жертвой единственного сына самого видного из горожан, по имени Куроко Тецуя. Папаша был человек почтенный и прижимистый, любитель просроченных закладных, честный и неподкупный бизнесмен. Сынок был парень лет 17, с бездонными голубыми глазами и волосами приблизительно такого цвета, как чистое небо. Милях в двух от города есть невысокая гора, поросшая густым кедровником. В заднем склоне этой горы имеется пещера. Там мы сложили провизию. Однажды вечером, после захода солнца, мы проехались в шарабане мимо дома старика Мибу. Парнишка был на улице и гладил котенка, сидевшего на заборе. — Эй, парень! — говорил Кагами. — Хочешь получить пакетик леденцов и прокатиться? Мальчишка засветил Тайге в самый глаз обломком кирпича. — Это обойдется старику в лишних пятьсот долларов, — сказал Тайга, перелезая через колесо. Парень этот дрался, как бурый медведь среднего веса, но в конце концов мы его запихали на дно шарабана и поехали. Мы отвели его в пещеру, а лошадь я привязал в кедровнике. Когда стемнело, я отвез шарабан в деревушку, где мы его нанимали, милях в трех от нас, а оттуда прогулялся к горе пешком. Смотрю, Кагами заклеивает липким пластырем царапины и ссадины на своей физиономии. Позади большой скалы у входа в пещеру горит костер, и Тецуя с двумя ястребиными перьями в голубых волосах следит за кипящим кофейником. Подхожу я, а он нацелился в меня палкой и говорит: — А, темнокожий, как ты смеешь являться в лагерь Вождя Бледнокожих, грозы равнин? — Сейчас он еще ничего, — говорит Тайга, подворачивая штанину, что бы посмотреть ссадины на голенях.— Мы играем в индейцев. Цирк по сравнению с нами — просто виды Палестины в волшебном фонаре. Я старый охотник Хенк, пленник Вождя Бледнокожих, и на рассвете с меня снимут скальп. Святые мученики! И здоров же лягаться этот оболтус! Да, сэр, парнишка, видимо, веселился вовсю. Жить в пещере ему понравилось, он и думать забыл, что он сам пленник. Меня он тут же окрестил Змеиным Глазом и Соглядатаем и объявил, что, когда его храбрые воины вернутся из похода, я буду изжарен на костре, как только взойдет солнце. Потом мы сели ужинать, и Тецуя, набив рот рисом и рыбой начал болтать. Он произнес застольную речь в таком роде: — Мне тут здорово нравится. Я никогда еще не жил в лесу; зато у меня был один раз ручной опоссум, а в прошлый день рождения мне исполнилось 17 лет. Терпеть не могу ходить в школу. А настоящие индейцы тут в лесу есть? Я хочу еще риса. Ветер отчего дует? Оттого, что деревья качаются? У нас было пять штук щенят. Хенк, отчего у тебя нос такой красный? У моего отца денег видимо- невидимо. А звезды горячие? В субботу я два раза отлупил Кисе Рёту. Не люблю девчонок! Жабу не очень-то поймаешь, разве только на веревочку. Быки ревут или нет? Почему апельсины круглые? А кровати у вас в пещере есть? Каждые пять минут паренёк вспоминал, что он краснокожий, и, схватив палку, которую он называл ружьем, крался на цыпочках ко входу в пещеру выслеживать лазутчиков ненавистных темнокожих. Время от времени он испускал военный клич, от которого бросало в дрожь старого охотника Хенка, Тайгу этот мальчишка запугал с самого начала. — Вождь Бледнокожих, — говорю я ему, — а домой тебе разве не хочется? — А ну их, чего я там не видал? — говорит он. — Дома ничего нет интересного. В школу ходить я не люблю. Мне нравится жить в лесу. Ты ведь не отведешь меня домой. Змеиный Глаз? — Пока не собираюсь, — говорю я. — Мы еще поживем тут в пещере. — Ну ладно, — говорит он. — Вот здорово! Мне никогда в жизни не было так весело. Мы легли спать часов в одиннадцать. Расстелили на землю шерстяные и стеганые одеяла, посередине уложили Вождя Краснокожих, а сами легли с краю. Что он сбежит, мы не боялись. Часа три он, не давая нам спать, все вскакивал, хватал свое ружье; при каждом треске сучка и шорохе листьев, его юному воображению чудилось, будто к пещере подкрадывается шайка разбойников, и он верещал на ухо то мне, то Кагами: «Тише, приятель!» Под конец я заснул тревожным сном и во сне видел, будто меня похитил и приковал к дереву свирепый пират с рыжими волосами. На рассвете меня разбудил страшный визг Тайги. Не крики, или вопли, или вой, или рев, какого можно было бы ожидать от голосовых связок мужчины, — нет, прямо-таки неприличный, ужасающий, унизительный визг, каким визжат женщины, увидев привидение или гусеницу. Ужасно слышать, как на утренней заре в пещере визжит без умолку толстый, сильный, отчаянной храбрости мужчина. Я вскочил с постели посмотреть, что такое делается. Вождь Бледнокожих сидел на груди Кагами, вцепившись одной рукой ему в волосы. В другой руке он держал острый ножик, которым мы обыкновенно резали грудинку, и самым деловитым и недвусмысленным образом пытался снять с Кагами скальп, выполняя приговор, который вынес ему вчера вечером. Я отнял у Тецуи ножик и опять уложил его спать. Но с этой самой минуты дух Тайги был сломлен. Он улегся на своем краю постели, однако больше уже не сомкнул глаз за все то время, что мальчик был с нами. Я было задремал ненадолго, но к восходу солнца вдруг вспомнил, что Вождь Бледнокожих обещался сжечь меня на костре, как только взойдет солнце. Не то чтобы я нервничал или боялся, а все-таки сел, закурил трубку и прислонился к скале. — Чего ты поднялся в такую рань, Ахомине? — спросил меня Тайга. — Я? — говорю. — Что-то плечо ломит. Думаю, может легче станет, если посидеть немного. — Врешь ты, — говорит Кагами. — Ты боишься. Тебя он хотел сжечь на рассвете, и ты боишься, что он так и сделает, И сжег бы, если б нашел спички. Ведь это просто ужас, Ахомине. Уж не думаешь ли ты, что кто-нибудь станет платить деньги за то, чтобы такой дьяволенок вернулся домой? — Думаю, — говорю я. — Вот как раз таких-то хулиганов и обожают родители. А теперь вы с Вождем Бледнокожих вставайте и готовьте завтрак, а я поднимусь на гору и произведу разведку. Я взошел на вершину маленькой горы и обвел взглядом окрестности. В направлении города я ожидал увидеть дюжих фермеров, с косами и вилами рыскающих в поисках подлых похитителей. А вместо того я увидел мирный пейзаж, и оживлял его единственный человек, пахавший на сером муле. Никто не бродил с баграми вдоль реки; всадники не скакали взад и вперед и не сообщали безутешным родителям, что пока еще ничего не известно. Сонным спокойствием лесов веяло от той части Алабамы, которая простиралась перед моими глазами. — Может быть, — сказал я самому себе, — еще не обнаружено, что волки унесли ягненочка из загона. Помоги, Боже, волкам! — И я спустился с горы завтракать. Подхожу ближе к пещере и вижу, что Тайга стоит, прижавшись к стенке, и едва дышит, а Куроко собирается его ударить камнем чуть ли не с кокосовый орех величиной. — Он сунул мне за шиворот с пылу горячую картошку, — объяснил Кагами, — и раздавил ее ногой, а я его ударил. Ружье с тобой, Ахомине? Я отнял у парня камень и кое-как уладил это недоразумение. — Я тебе покажу! — говорит паренёк Кагами. — Еще ни один человек не ударил Вождя Бледнокожих, не поплатившись за это. Так что ты берегись! После завтрака парнишка достает из кармана кусок кожи, обмотанный бечевкой, и идет из пещеры, разматывая бечевку на ходу. — Что это он теперь затеял? — тревожно спрашивает Тайга. — Как ты думаешь, Ахомине, он не убежит домой? — Не бойся, — говорю я — Он, кажется, вовсе не такой уж домосед. Однако нам нужно придумать какой-то план насчет выкупа. Не видно, чтобы в городе особенно беспокоились из-за того, что он пропал, а может быть, еще не пронюхали насчет похищения. Родные, может, думают, что он остался ночевать у тети Момои или у кого-нибудь из соседей. Во всяком случае сегодня его должны хватиться. К вечеру мы пошлем его отцу письмо и потребуем две тысячи долларов выкупа. И тут мы услышали что-то вроде военного клича, какой, должно быть, испустил Давид, когда нокаутировал чемпиона Голиафа. Оказывается, Вождь Бледнокожих вытащил из кармана пращу и теперь крутил ее над головой. Я увернулся и услышал глухой тяжелый стук и что-то похожее на вздох лошади, когда с нее снимают седло. Черный камень величиной с яйцо стукнул Билла по голове как раз позади левого уха. Он сразу весь обмяк и упал головою в костер, прямо на кастрюлю с кипятком для мытья посуды. Я вытащил его из огня и целых полчаса поливал холодной водой. Понемножку Тайга пришел в себя, сел, пощупал за ухом и говорит: — Аомине-кун, знаешь, кто у меня любимый герой в Библии? — Ты погоди, — говорю я. — Мало-помалу придешь в чувство. — Царь Ирод, — говорит он. — Ты ведь не уйдешь, Аомине-кун, не оставишь меня одного? Я вышел из пещеры, поймал Тецую и начал так его трясти, что волосы пришли в полный беспорядок. — Если ты не будешь вести себя как следует, — говорю я, — я тебя сию минуту отправлю домой. Ну, будешь ты слушаться или нет? — Я ведь только пошутил, — сказал он надувшись. — Я не хотел обижать старика Хенка. А он зачем меня ударил? Я буду слушаться, Змеиный Глаз, только ты не отправляй меня домой и позволь мне сегодня играть в разведчиков. — Я этой игры не знаю, — сказал я. — Это уж вы решайте с Бакагами.Сегодня он будет с тобой играть. Я сейчас ухожу ненадолго по делу. Теперь ступай помирись с ним да попроси прощения за то, что ты его ушиб, а не то сейчас же отправишься домой. Я заставил их пожать друг другу руки, потом отвел Кагами в сторонку и сказал ему, что ухожу в деревушку Поплар-Ков, в трех милях от пещеры, и попробую узнать, как смотрят в городе на похищение парнишки. Кроме того, я думаю, что будет лучше в этот же день послать угрожающее письмо старику Мибу с требованием выкупа и наказом, как именно следует его уплатить. — Ты знаешь, Ахомине, — говорит Кагами, — я всегда был готов за тебя в огонь и воду, не моргнул глазом во время землетрясения, игры в покер, динамитных взрывов, полицейских облав, нападений на поезда и циклонов. Я никогда ничего не боялся, пока мы не украли эту двуногую ракету. Он меня доконал. Ты ведь не оставишь меня с ним надолго, Ахомине? — Я вернусь к вечеру, что-нибудь около этого, — говорю я. — Твое дело занимать и успокаивать его, пока я не вернусь. А сейчас мы с тобой напишем письмо старику Мибу. Мы с Тайгой взяли бумагу и карандаш и стали сочинять письмо, а Вождь Бледнокожих тем временем расхаживал взад и вперед, закутавшись в одеяло и охраняя вход в пещеру. Тайга со слезами просил меня назначить выкуп в полторы тысячи долларов вместо двух. — Я вовсе не пытаюсь унизить прославленную, с моральной точки зрения, родительскую любовь, но ведь мы имеем дело с людьми, а какой же человек нашел бы в себе силы заплатить две тысячи долларов за эту веснушчатую дикую кошку! Я согласен рискнуть: пускай будет полторы тысячи долларов. Разницу можешь отнести на мой счет. Чтобы утешить Тайгу, я согласился, и мы с ним вместе состряпали такое письмо: «Мибу Куроко, эсквайру. Мы спрятали вашего сына в надежном месте, далеко от города. Не только вы, но даже самые ловкие сыщики напрасно будут его искать. Окончательные, единственные условия, на которых вы можете получить его обратно, следующие: мы требуем за его возвращение полторы тысячи долларов; деньги должны быть оставлены сегодня в полночь на том же месте и в той же коробочке, что и ваш ответ, — где именно, будет сказано ниже. Если вы согласны на эти условия, пришлите ответ в письменном виде с кем-нибудь одним к половине девятого. За бродом через Совиный ручей по дороге к Тополевой роще растут три больших дерева на расстоянии ста ярдов одно от другого, у самой изгороди, что идет мимо пшеничного поля, с правой стороны. Под столбом этой изгороди, напротив третьего дерева, ваш посланный найдет небольшую картонную коробку. Он должен положить ответ в эту коробку и немедленно вернуться в город. Если вы попытаетесь выдать нас или не выполнить наших требований, как сказано, вы никогда больше не увидите вашего сына. Если вы уплатите деньги, как сказано, он будет вам возвращен целым и невредимым в течение трех часов. Эти условия окончательны, и, если вы на них не согласитесь, всякие дальнейшие сообщения будут прерваны. Два злодея». Я надписал адрес Мибу и положил письмо в карман. Когда я уже собрался в путь, парень подходит ко мне и говорит: — Змеиный Глаз, ты сказал, что мне можно играть в разведчика, пока тебя не будет. — Играй, конечно, — говорю я. — Вот Бакагами с тобой поиграет. А что это за игра такая? — Я разведчик, — говорит Вождь Бледнокожих, — и должен скакать на заставу, предупредить поселенцев, что индейцы идут. Мне надоело самому быть индейцем. Я хочу быть разведчиком. — Ну, ладно, — говорю я. — По-моему, вреда от этого не будет. Бакагами поможет тебе отразить нападение свирепых дикарей. — А что мне надо делать? — спрашивает Кагами, подозрительно глядя на парнишку. — Ты будешь конь, — говорит разведчик. — Становись на четвереньки. А то как же я доскачу до заставы без коня? — Ты уж лучше займи его, — сказал я, — пока наш план не будет приведен в действие. Порезвись немножко. Тайга становится на четвереньки, и в глазах у него появляется такое выражение, как у кролика, попавшего в западню. — Далеко ли до заставы, разведчик? — спрашивает он довольно-таки хриплым голосом. — Девяносто миль, — отвечает разведчик. — И тебе придется поторопиться, чтобы попасть туда вовремя. Ну пошел! Разведчик вскакивает Тайге на спину и вонзает пятки ему в бока. — Ради бога, — говорит Кагами, — возвращайся, Ахомине, как можно скорее! Жалко, что мы назначили такой выкуп, надо бы не больше тысячи. Слушай, ты перестань меня лягать, а не то я вскочу и огрею тебя как следует! Я отправился в Поплар-Ков, заглянул на почту и в лавку, посидел там, поговорил с фермерами, которые приходили за покупками. Один бородач слышал, будто бы весь город переполошился из-за того, что у Мибу Куроко пропал или украден сынок. Это-то мне и нужно было знать. Я купил табаку, справился мимоходом, почем нынче горох, незаметно опустил письмо в ящик и ушел. Почтмейстер сказал мне, что через час проедет мимо почтальон и заберет городскую почту. Когда я вернулся в пещеру, ни Кагами, ни Тецуи нигде не было видно. Я произвел разведку в окрестностях пещеры, отважился раза два аукнуть, но мне никто не ответил. Я закурил трубку и уселся на моховую кочку ожидать дальнейших событий. Приблизительно через полчаса в кустах зашелестело, и Тайга выкатился на полянку перед пещерой. За ним крался парень, ступая бесшумно, как разведчик, и ухмыляясь во всю ширь своей физиономии. Кагами остановился, снял шляпу и вытер лицо красным платком. паренёк остановился футах в восьми позади него. —Ахомине, — говорит Кагами, — пожалуй, ты сочтешь меня предателем, но я просто не мог терпеть. Я взрослый человек, способен к самозащите, и привычки у меня мужественные, однако бывают случаи, когда все идет прахом — и самомнение и самообладание. Парниша ушел. Я отослал его домой. Все кончено. Бывали мученики в старое время, которые скорее были готовы принять смерть, чем расстаться с любимой профессией. Но никто из них не подвергался таким сверхъестественным пыткам, как я. Мне хотелось остаться верным нашему грабительскому уставу, но сил не хватило. — Что такое случилось, Бакагами? — спрашиваю я. — Я проскакал все девяносто миль до заставы, ни дюймом меньше, — отвечает Кагами. — Потом, когда поселенцы были спасены, мне дали овса. Песок — неважная замена овсу. А потом я битый час должен был объяснять, почему в дырках ничего нету, зачем дорога идет в обе стороны и отчего трава зеленая. Говорю тебе, Ахомине, есть предел человеческому терпению. Хватаю Тецую за шиворот и тащу с горы вниз. По дороге он меня лягает, все ноги от колен книзу у меня в синяках; два-три укуса в руку и в большой палец мне придется прижечь. Зато он ушел, — продолжает Тайга, — ушел домой. Я показал ему дорогу в город, да еще и подшвырнул его пинком футов на восемь вперед. Жалко, что выкуп мы теряем, ну, да ведь либо это, либо мне отправляться в сумасшедший дом. Тайга пыхтит и отдувается, но его ярко-розовая физиономия выражает неизъяснимый мир и полное довольство. — Бакагами, — говорю я, — у вас в семье ведь нет сердечных болезней? — Нет, — говорит Кагами, — ничего такого хронического, кроме малярии и несчастных случаев. А что? — Тогда можешь обернуться, — говорю я, — и поглядеть, что у тебя за спиной. Тот оборачивается, видит Куроко, разом бледнеет, плюхается на землю и начинает бессмысленно хвататься за траву и мелкие щепочки. Целый час я опасался за его рассудок. После этого я сказал ему, что, по-моему, надо кончать это дело моментально и что мы успеем получить выкуп и смыться еще до полуночи, если старик Мибу согласится на наше предложение. Так что Тайга немного подбодрился, настолько даже, что через силу улыбнулся мальчишке и пообещал ему изображать русских в войне с японцами, как только ему станет чуточку полегче. Я придумал, как получить выкуп без всякого риска быть захваченным противной стороной, и мой план одобрил бы всякий профессиональный похититель. Дерево, под которое должны были положить ответ, а потом и деньги, стояло у самой дороги; вдоль дороги была изгородь, а за ней с обеих сторон — большие голые поля. Если бы того, кто придет за письмом, подстерегала шайка констеблей, его увидели бы издалека на дороге или посреди поля. Так нет же, голубчики! В половине девятого я уже сидел на этом дереве, спрятавшись не хуже древесной лягушки, и поджидал, когда появится посланный. Ровно в назначенный час подъезжает на велосипеде мальчишка-подросток, находит картонную коробку под столбом, засовывает в нее сложенную бумажку и укатывает обратно в город. Я подождал еще час, пока не уверился, что подвоха тут нет. Слез с дерева, достал записку из коробки, прокрался вдоль изгороди до самого леса и через полчаса был уже в пещере. Там я вскрыл записку, подсел поближе к фонарю и прочел ее Кагами. Она была написана чернилами, очень неразборчиво, и самая суть ее заключалась в следующем: «Двум злодеям. Джентльмены, с сегодняшней почтой я получил ваше письмо насчет выкупа, который вы просите за то, чтобы вернуть мне сына. Думаю, что вы запрашиваете лишнее, а потому делаю вам со своей стороны контрпредложение и полагаю, что вы его примете. Вы приводите Тецую домой и платите мне двести пятьдесят долларов наличными, а я соглашаюсь взять его у вас с рук долой. Лучше приходите ночью, а то соседи думают, что он пропал без вести, и я не отвечаю за то, что они сделают с человеком, который приведет Тецую домой. С совершенным почтением Куроко Мибу». — Великие пираты! — говорю я! — Да ведь этакой наглости… Но тут я взглянул на Тайгу и замолчал. У него в глазах я заметил такое умоляющее выражение, какого не видел прежде ни у бессловесных, ни у говорящих животных. — Ахомине, — говорит он, — что такое двести пятьдесят долларов в конце концов? Деньги у нас есть. Еще одна ночь с этим парнем, и придется меня свезти в сумасшедший дом. Кроме того, что Куроко настоящий джентльмен, он, по-моему, еще и расточитель, если делает нам такое великодушное предложение. Ведь ты не собираешься упускать такой случай, а? — Сказать тебе по правде, Бакагами, — говорю я, — это сокровище что-то и мне действует на нервы! Мы отвезем его домой, заплатим выкуп и смоемся куда-нибудь подальше. В ту же ночь мы отвезли парнишу домой. Мы его уговорили-наплели, будто бы отец купил ему винтовку с серебряной насечкой и мокасины и будто бы завтра мы с ним поедем охотиться на медведя. Было ровно двенадцать часов ночи, когда мы постучались в парадную дверь Куроко. Как раз в ту самую минуту, когда я должен был извлекать полторы тысячи долларов из коробки под деревом, Кагами отсчитывал двести пятьдесят долларов в руку Мибу. Как только Тецуя обнаружил, что мы собираемся оставить его дома, он поднял вой не хуже пароходной сирены и вцепился в ногу Кагами, словно пиявка. Отец отдирал его от ноги, как липкий пластырь. — Сколько времени вы сможете его держать? — спрашивает Тайга. — Силы у меня уж не те, что прежде, — говорит старик Мибу, — но думаю, что за десять минут могу вам ручаться. — Этого довольно, — говорит Тайга. — В десять минут я пересеку Центральные, Южные и Среднезападные штаты и свободно успею добежать до канадской границы. Хотя ночь была очень темная, Тайга очень уставший, а я умел очень быстро бегать, я нагнал его только в полутора милях от города.