Следы твоих улыбок

      Апрель начался с обильного снегопада, превратившегося в несмелые капли дождя. Кажется, погода шутила. Но нет. Это жизнь над кем-то (предположительно, надо мной) смеялась нещадно.       Помню, под бой курантов мы искренне верили, что две тысячи семнадцатый вернёт нам то, что в шестнадцатом, казалось, бесследно каждый из нас потерял, расставит всё по своим местам. Мне либо места он ещё не нашёл, либо я в расчётах перепутала долготу с широтой. То ли география подвела, то ли математика, то ли физика с биологией, подведя нас друг к другу, чтобы затем развести, разнеся в щепки остатки души. Кажется, сеть, что нас связала, просто-напросто хотела переплетениями своими меня удушить. Но я зачем-то всё ещё дышу, проживая день за днём оставшиеся от двенадцати девять месяцев зимы.       «Нет, это не мы», - думалось мне в морозном, сводящем с ума феврале, вспоминая наш светлый, похожий на лето декабрь. Промах первый: когда врать себе рад. Мы – это мы. Хорошие-плохие, добрые-злые, счастливые-несчастные. Ты в своих смелых высказываниях прямолинейна, а мне после них в обиде не хочется ничего с тобой обсуждать. И на упрёк о детской природе обиды той обижусь вдвойне. С каждой секундой я для тебя всё младше, и нам уже друг друга не понять, не принять, не простить. Промах второй: самолюбие и гордость поставить выше минувшей нас теплоты. В темноте приходит мне мысль, что я тебя не знаю совсем. На рассвете возникнет чёткое ощущение, что и ты меня не знала ни капли. Пробуждаюсь за три часа до будильника ровно в тот момент, когда совпадают наши здесь даты. Да, ты, мне кажется, это ты зовёшь меня и ждёшь в прямоугольном экране, что теперь забываю я заряжать. Промах третий: думать, что думаешь ты обо мне с той же частотой, что и я. «На что сегодня жалуемся?» - спросит врач. Но я не жалуюсь вовсе, просто никак не утихнет кашель. Она продлевает больничный, не предполагая, что диагноз наполовину ложен. Пациент всего лишь встревожен невозможностью растопить на сердце, в котором всё ещё некто под знаком Стрельца живёт, лёд. В любимый мною чай они добавят ненавидимый мёд, обещая, что тогда всё пройдёт. Пройдёт, если мне повезёт. Промах четвёртый: когда тебе никогда не везёт.       Знаешь, письма подобного характера пишутся будто бы в пустоту. Но я знаю, кому оно, и ты тоже знаешь, вот только не понимаю, зачем его я пишу, а ты не понимаешь, зачем читаешь. Наверное, это дело привычки. Наверное, это пройдёт. Наверное, однажды я вовсе перестану писать, как и слушать целыми днями постоянно цитируемые нами песни. Наверное, однажды я всё же удалю все страницы, чтобы не видеть, как ты теряешь строчку за строчкой. Ты, кстати, была права: этот сервис мало смыслит в отношениях. Да я и сама ничего в них не смыслю больше.       Позже я обязательно пойму, зачем ты здесь была и зачем я всё ещё бережно твой образ внутри храню, надевая на себя броню. А раньше ведь твердила, что защищаться не нужно, пока ты точила ножи якобы на всякий случай. Видимо, случай настал, вот только никак не могу вспомнить: то ли ненароком проткнуло насквозь, когда неосторожно и близко к тебе я подошла; то ли сама я лезвия из твоих рук вырвала, не смея больше терпеть слишком медленную смерть. В принципе, уже не важно, а, возможно, никогда и не было.       Важно другое. Ты там спишь? Кушаешь? Улыбаешься? Просто кивни, только, пожалуйста, не ври.       Улыбайся. Если не всегда, то очень часто. Всем проезжающим мимо, особенно тем, у кого во внутренних карманах билеты на поезда и самолёты. Улыбайся им своей самой искренней и чистой улыбкой. Улыбайся так, чтобы они запомнили и от одного к другому передали следы твоих улыбок, что затем соберу я, как пазл, и обязательно улыбнусь тебе в ответ.