Ожидание смерти

«Что-же ночь такая долгая? Все - хватит. Двое суток подряд – это уже перебор. Раньше дежурил – и ничего, засыпал, как только представлялась возможность. А тут – фига.Голова тяжелая, спать вроде хочется, но сон никак не победит. Сколько же времени сейчас?» - надо открыть глаза, чтобы увидеть зеленые цифры часов, а веки так тяжелы, - «уже четвертый час – скоро рассвет». Кажется, он все-таки уснул, даже не заметил - когда. Будильник противным электронным голосом начал свой отсчет: «время шесть часов ноль-ноль минут, время шесть часов ноль-ноль минут ….»,«время шесть часов ноль-одна минута». И так до третьей минуты. «Встаю! Холодно, однако. Сколько там - на градуснике за окном? Эх, минус семь – лихо. Обязательно поддеть кофтенку. Интересно, что меня ждет на дежурстве? Сегодня дежурство в родной больнице, я был там четверо суток назад. Все поменялось. Хотел же ночью подцепиться к рабочему компу и глянуть сколько там пациентов в реанимации, все равно же не спал. Ладно, приеду и узнаю. Сейчас не полезу, коллегу напугаю, он сейчас ночные дневники печатает». В электричке, как всегда, было не по делу жарко. Хотя пассажиров немного, суббота же. «Ещё этот завтрак.Заглотил, не поняв никакого вкуса, теперь катается в такт дыханию булыжник в желудке, даже подташнивает. Ничего, ехать всего полчаса, а там улица, холодный ветер и снег с дождем, очнусь», - думал он, глядя в окно, наполовину залепленное снегом. А потом он точно знал, стоило переступить порог больницы, как все станет по-другому. Он станет быстрее двигаться, мозг переключится в многозадачный режим, и потечет его дежурство. Так получалось уже много лет, даже болячки отступали. В ординаторской никого не было. Дежурант ушел на доклад к главному, а заведующий, как всегда, задерживается. «Сейчас переоденемся, и вперед».Экран компьютера демонстрировал отчет за прошедшие сутки, из которого свидетельствовало, что пациентов у него будет пять. Вернее, их было шесть, но против одного крупным шрифтом было написано: СМЕРТЬ в 2-45. «Ясно. Дежурант быстро не отчитается, и пятиминутка обратится минимум в полчаса, - подумал он, – люди часто умирают в это время. Час Быка, кажется, называется. Пойду - посмотрю, что там в палате». В палате было тихо, свет притушен, работали только бактерицидные лампы. Отработавшая смена выполнила все назначения, намыла больных и в сестринской комнате шумно делилась впечатлениями и новостями с вновь пришедшими медсестрами. На посту за столом сидела санитарка. - Привет, Светик, ты сегодня со мной ночуешь? - Ну да. Здравствуйте. Там еще Ольга с Танюшей пришли, дежурство принимают, а меня сюда на пост посадили. Сказали, что все больные сегодня тяжелые. «Да. Работа меня любит». В палате почему-то было холоднее, чем в коридоре, хотя должно было быть наоборот. Кто-то смотрел на него из полутемного угла. Он присмотрелся. Ну да, старая знакомая. Вернее это была молодая женщина. ОНА спокойно стояла в углу и смотрела на него, еле различимая на фоне зеленой стены, в свете ультрафиолетовых ламп. Он не удивился – такое уже бывало прежде. Это видение появилось лет семь-восемь назад. ОНА приходила перед чьей-нибудь смертью. Приходила по-разному. Иногда сразу проходила к изголовью больного и через час или даже меньше, не смотря на все наши старания, больной погибал, а ОНА спокойно уходила, оставляя за собой холодный воздушный шлейф. Другая тихо стояла в уголочке, как сейчас, и ждала своего часа. На памяти был случай, когда ОНА в какой-то момент исчезла, а больной потом выжил, и его перевели в кардиологию, кажется. «Но почему ОНА сейчас в палате, умершего уже увезли, и кровать вновь заправили», - он повторно обошел больных, - ну вот, вот он. Вот за кем пришла ОНА. Работа меня любит». В палату вошел счастливый, сдавший дежурство коллега. - Привет. Мы тебе поднакидали тут, все, как на подбор. Этот вот нежилец, похоже. - Угу, - буркнул он, забыв поприветствовать коллегу, - слушай, а ты вон там никого не видишь? Он метнулся к выключателям и врубил все освещение. - Вон, смотри! Женщина по-прежнему стояла у стены и внимательно смотрела на них. Светло-русая, лицо чистое, красивое. Большие темно-серые глаза. На НЕЙ был какой-то легкий плащ с капюшоном, под ним что-то вроде короткой ночнушки, ноги были босы, руки полностью скрывали широкие, длинные рукава.Он отчетливо ее рассмотрел при свете. - Ты че, братан, бухал вчера, или опять с работы - на работу всю неделю катался? - Да нет. Шуткую, я. Просто настраиваюсь на сумасшедшее дежурство. Я тут всех уже глянул, разобрался, так что иди - переодевайся и домой. А у меня сегодня день свиданий. «Итак, он ничего не увидел... И что теперь? Не пил я уже давненько, все некогда было. Может я действительно загнал себя дежурствами, мне уже не 30 и не 40 даже. Получается галюники у меня, наяву, при полной ориентации в остальном. Ладно, пойду делать назначения, просмотрю, что успели налабораторить, наузюкать и нарентгенить». «Никуда не уходи. Подожди меня, ладно?»– сказал он в неопределенном направлении и удостоился удивленных взглядов, входящих в палату медсестричек. Он просмотрел все анализы, что успели наработать, прочел записи своего коллеги и консультантов, сформировал на компе листы назначений и распечатал их. Расписав в листах, что и когда выполнять, отнес назначения в палату и отдал сестричкам к исполнению. ОНА стояла на прежнем месте, только смотрела не вперед, а вниз, либо глаза ее были прикрыты. Он вернулся в ординаторскую. Приготовил себе зеленый чай и стал анализировать произошедшее. Получалось плохо. По любому выходило, что надо подойти и попробовать заговорить. «Рисковое мероприятие, если кто увидит – точно психом сочтут. Почему раньше мне не приходило в голову разобраться с этим? Видений было немного, если навскидку, только в этой больнице раза четыре, точно. Боялся? Возможно», - размышлял он, отхлебывая горячий чай. – Может потому, что последнее время мысли о смерти стали приходить все чаще». Но сегодня ему решительно хотелось с этим разобраться. «Сейчас медсестры расставят капельницы, выполнят первые назначения, померяют пульс, давление, температуру. Запишут все в лист наблюдения и, наверняка, пойдут пить чай. Часика этак через два это «окошко» у них будет». Он откинулся на спинку дивана и тут же заснул. Его разбудила тишина. За многие годы работы он привык к определенному набору шумов и звуков, и когда что-то выпадало из этой какофонии, он тут же это замечал. В палате было тихо только на первый взгляд, когда он прислушался, то услышал работу вентиляторов озонатора, бульканье кислородных увлажнителей, редкое попискивание мониторов. Чего-то явно не хватало. Вдруг о подоконник зашаркали вертикальные жалюзи, а по ногам прошелся холодок. Дверь ординаторской была открыта, и он отчетливо увидел, как коридором к выходу из отделения прошла ОНА. Он пулей рванул в палату, выкрикивая на ходу имена медсестер и проклятья: «Нешто не слышите – монитор замолчал!» Так и есть - прямая линия на мониторе самого безнадежного. Вот и познакомились, вот и поговорили. Описывать, как пытались реанимировать больного, нет смысла. Вещь протокольная, и действия всегда выглядят примерно одинаково. Но главное,он знал точно,что, если ОНА ушла, значит и жизнь не вернуть. - Как Вы услышали, Вы же спали, я заглядывала, за пять минут, буквально? – спросила, тяжело дыша, Ольга. - Опыт, - сухо ответил он. -Разбирайте тут все, оформляйте журналы. Я оформляю историю болезни и лист наблюдения.Он вернулся в ординаторскую, бросил на стол бумаги и вышел из отделения. В коридорах никого не было, стояла полная тишина. Суббота. «Что-же – остается ждать другой встречи», - он уже знал, что теперь будет ждать, как бы глупо это не звучало. Он желал этой встречи. Проходили дни. Они не летели, не шли, а тянулись, как советские ириски,прилипая, друг к другу, превращаясь в сплошную ленту дежурств. Но больных было заметно меньше, чем зимой, и жизнь не казалась особо трудной. В конце весны и все лето люди прекращали обращаться к врачам, предпочитая умирать на дачах между грядок, в далеких деревеньках.Отделение работало в штатном режиме, выхаживая в основном послеоперационных больных. Просыпаясь рано, он каждое утро перед дежурством, связывался с рабочим компьютером и просматривал сведения о больных, что находились в отделении. «И хорошо, отлично просто, - успокаивал он себя. Но ждать не переставал. В памяти понемногу стирался образ красивой, босоногой женщины. Какие-то черты он дорисовал в своем сознании, другие потерялись или изменились в памяти, и он уже не знал, точно ли представляет ЕЕ себе. Лето промчалось быстро, как всегда. Отпуск оставил после себя лишь фотографии, ощущение отдыха исчезло уже после первых трех-четырех дежурств. Отделение быстро наполнялось и наполнялось все более тяжелыми больными. Люди вновь начали болеть, вернулись диабеты, стенокардии, словом, все хроническое вдруг обострилось. После длительной огородно-садовой эпопеи созрели инфаркты, кризы, инсульты. Спасти удавалось не всех. В его дежурство за последний месяц умерли трое, но видение не приходило. Может быть больше ничего не будет. Конечно, ОНА прочитала его мысли и больше не покажется. «Бред. Вот это уж точно бред. И прежде был бред, пить надо меньше, как говориться». Реклама, колдуны, медиумы, экстрасенсы. Интернет, телевидение. Вот и показалось ему, будто видит то, что другим не дано. «Ну что за наказание, опять у меня все субботы дежурные. Целый месяц без бани, в душе разве отмоешься», - бубнил он, поднимаясь на платформу. Электричка со свистом пролетела метров на пятьдесят вперед, пришлось догонять. В электричке было очень жарко. Из-под сидений дул горячий воздух. «Ещё этот завтрак. Заглотил, не поняв никакого вкуса, теперь катается в такт дыханию булыжник в желудке, даже подташнивает. Ничего, ехать всего полчаса, а там улица, холодный ветер и снег с дождем, очнусь, - думал он, глядя в окно, наполовину залепленное снегом. - Где-то такое со мной уже было». В ординаторской стоял привычный рабочий шум. Заведующий уже прибыл и за что-то отчитывал предыдущего дежуранта. Оказалось, что работа любила понемногу всех, и за сутки в отделение поступило четверо пациентов. Все койки были заняты и, поступившего под утро еще одного, достойного реанимационной койки пациента, поместили в терапию. Из криков заведующего было понятно, что последний поступивший более тяжелый, чем находящиеся в реанимации, и дежурант, должен был кого-то перевести, а его поместить в реанимацию. На столе надрывался телефон, на который никто не обращал внимания. «Лихо денек начинается, - подумал он, - слушаю! На другом конце провода надрывался терапевт, требуя срочно забрать тяжеленного, с его слов, больного. - Я пойду - гляну, пока не переобулся. - Я с тобой, - сказал заведующий, - может не все так плохо. Оформим консилиум, распишем лечение и оставим на месте. - А мне чего, - засуетился дежурант. - А ты дописывай историю, исправь косяки, что я тебе показал и можешь быть свободен, - через плечо бросил заведующий. В терапевтической палате было холодно и пахло табаком. Терапевт быстро выставил ходячих в коридор и подвел реаниматологов к больному. - Да, рокировка –лучшее решение, - сказал после осмотра заведующий, - иначе задницу надерут. - Может быть, может быть. Только он и в реанимации недолго протянет. А пока мы их рокируем, второй затяжелеет, придется его снова тащить в реанимацию. Может, как ты предлагал – консилиум, а я его через час снова осмотрю, и запись оставлю, и лечение с терапевтом подправим, а? - Пошли в ординаторскую, историю болезни посмотрим, что там ночной терапевт наваял. Заведующий с терапевтом удалились в ординаторскую. В палату стали возвращаться больные, и тут появилась ОНА. ОНА вошла вместе с ними и, пройдя к окну, встала на фоне темно-синей тяжелой шторы. В накидке с капюшоном, примерно того же цвета, что и штора, короткой ночнушке и босиком, на темно-синем фоне хорошо были видны стройные белые ноги. Лица он почти не видел, лицо скрывал капюшон. Как ужаленный он влетел в ординаторскую. - Братцы, я лучше заберу его, зачем упираться, есть еще изолятор. - И останешься без запаса вовсе, ты че, брат, да и койка в изоляторе у нас как бы не числится, - воспротивился заведующий. - Я поколдую часа два-три и кого-нибудь смогу перевести в профильное отделение. Там астматик есть, за пару часов я его точно раздышу и отдам пульмонологам, палата с кислородом у них есть, все получится. - Ладно,- согласился заведующий, - я тебе еще нужен, а то меня уже гинекологи разыскивают, кто-то поступил у них? - Нет, справлюсь. Я в реанимацию, готовить место и ребяток лечить, - ответил он и, накинув куртку, побежал в реанимацию.Долго писал назначения, потом толковал медсестре, что, да, как и в какой последовательности делать. Пациента давно перевели. Медсестра постоянно заглядывала в изолятор. ОНА тоже была здесь. Он понял это по холодку, который ощущал всякий раз, проходя мимо дверей изолятора. Ему действительно удалось за несколько часов стабилизировать астматика и перевести его в пульмонологию. Но изолятор освобождать он не спешил, там проще было встретиться с НЕЙ. Медсестра уже не первый раз предлагала перевести больного из изолятора в общую палату, ей было неудобно вести наблюдение за ним. - Давайте уже переезжать, - тараторила она, - пусть они все у меня на виду будут, да и со шприцами туда таскаться надоело. - Хорошо, хорошо. Иди, попей чайку, я посмотрю за ним минут пять-десять и переедем, - ответил он и скрылся за дверью изолятора. Почему-то сердце заметно спешило и давило в висках. «Чей-то я?» - подумал он. ОНА стояла неподвижно в самом удаленном углу и смотрела на больного. - Я тебя вижу, - сказал он, неожиданно осипшим голосом, - и в прошлый раз видел. - Я знаю, но тогда была другая. Он подошел вплотную и смотрел прямо в лицо. Да, что-то было не так. - Мы все немного похожи, и в каждой есть что-то от родного нам человека, - тихо сказала ОНА, снимая капюшон.- Мы одно целое, и мы разделены. Что знаю я – знают все. Мы все женщины. У каждого человека есть такая женщина. Она рождается с ним в одну секунду и всегда с ним, и после смерти с ним. С тобой рядом тоже… - Что тоже? Я никого не вижу, или надо быть при смерти? - Захочет – покажется. Ты же, поди, вопросами завалишь, а уж про судьбу и смерти час все спрашивают. Мы не все знаем, а иногда просто объяснить не можем, не ученые мы, как ты, например. В твоей то голове, вон каша какая. - Да, тут ты права. Про смерть мою, мне может и не интересно, а вот других вопросов очень много. Ты вот своего, скоро заберешь, стоит отсюда переезжать. - Нет, не стоит. Нам уже пора. С минуты на минуту. Он стоял и смотрел, как на экране монитора выпрямилась сердечная кривая. Его женщина наклонилась ко лбу, то ли поцеловала, то ли прошептала что-то и ушла. Вбежала медсестра, услышав сработавшую тревогу монитора. - Остановка! Реанимируем, доктор? - Нет. Он умер. Совсем умер.