Последняя надежда.

— Дим, скажи, что на сегодня всё, а? — долговязый парнишка плюхнулся на диванчик в комнате отдыха и потёр ладонями собственные колени, устало вздыхая. — Не-а, — администратор покачал головой, — через час твой любимчик. Всё как обычно, общий и рефлекторный на стопы. А вот потом ты свободен. — Точно, сегодня же суббота, — почти хнычет Шастун, закрывая глаза, — Дим, может, можно его куда-нибудь сбагрить? Я так устал. Вон, Оксана сегодня полдня без дела. Давай я его ей уступлю? — Ты же знаешь, он кроме тебя ни к кому не хочет. Так что терпи, Шаст. У тебя завтра выходной, так что давай, последний рывок. Обычная суббота, обычный рабочий день. Всё как обычно, ничегошеньки не меняется. Шастун уже привык. Более того, ему его работа очень даже импонировала. На первых порах, когда он только устроился в этот салон, ему отдавали всех подряд, но вскоре парень обзавёлся своей группой «постоянщиков», плавно перейдя из разряда «на подхвате при запаре» в категорию «я только к нему», и тогда дела пошли совсем хорошо. Собственно, это было ожидаемо. Симпатичный молодой парнишка с руками от Бога, как выразился его преподаватель, — Антон быстро находил подход к каждому клиенту, чем завоёвывал сердце любого, кто попадал к нему на стол. От тонкокожих неженок до тучных непрошибаемых спортсменов. Часы показывали без десяти шесть, когда в приёмную вошёл высокий темноволосый мужчина, улыбаясь администратору: — Добрый вечер, я к Антону, на восемнадцать, — Дима улыбается в ответ, протягивая клиенту ключ от его кабинки. — Добрый вечер, проходите, раздевайтесь, Антон подойдёт через несколько минут. *** Арсений листает уже до дыр заученный прейскурант, пока Антон расстилает на столе чистую простыню и достаёт из ящика нужные тюбики, выкладывая их на высокий массажный стол. — Сегодня всё как обычно? — всё же уточняет Шаст, растирая руки и улыбаясь, кивая клиенту на стол. — Да, всё как всегда, — взгляд актёра в самый последний момент цепляется за любопытную строчку, которую он и раньше уже видел, но всё не доходило спросить, что это. «Массаж лингама — 2000р/30мин. Массаж йони — 3000р/30мин.», — слушай, а что это за странные техники. Лин-га-ма и йо-ни? — Это виды… интимного массажа, — Шаст чуть улыбается, дожидаясь, пока Арсений скинет халат и устроится на столе. — Интимного? Как интересно, — Арсений расслабленно прикрывает глаза, ощущая, как на его пятую точку укладывается полотенце, — никогда не пробовал. Антон только пожимает плечами, приступая к сеансу. Реплика клиента была скорее риторической в его понимании, потому он отбросил её в сторону, сосредоточившись на том, что было привычно. Изящные длинные пальцы растирают в ладонях массажное масло, согревая его, прежде чем прикоснуться к светлой коже с узором родинок. Арсений красивый, ухоженный. К нему приятно прикасаться, с ним приятно работать. Потому что чаще всего тот молчит или блаженно урчит, как большой кот. Арсению нравится то, что делает с ним молодой массажист. Антон видит это по реакции тела, по улыбке. И потому Шаст всегда старается, выкладываясь на максимум. Лёгкие, первые прикосновения, круговые поглаживания спины. Блондин прислушивается к реакциям, ощущая, как под пальцами отзывчиво перекатываются мышцы, понимая, что в этот раз актёр не так расслаблен, как обычно: — Продуло? Или растянули? — парень хмурится, ощупывая особенно напряжённый участок спины. — Новая постановка предполагает, что я таскаю на руках одну даму весьма приличных размеров, — фыркает Попов, чуть повернув голову вбок, чтобы было удобнее. — Хм. В таком случае стоит прибегнуть к помощи фиксирующего пояса. Пока не всё так страшно, но мышцы реагируют даже на разогрев, дальше может быть хуже, — Шастун всё делает осторожно, надавливая так, чтобы расслабить потревоженные мышцы, дать им свободу и лёгкость, он всё же в первую очередь врач, — я напишу вам название мази, купите и натирайтесь на ночь. — Как скажешь, Склихософской (так задумано! Прим. авт.), — чуть морщится Арс, но всё же улыбается, ощущая себя киселём. Антон имел на него странное влияние. Точнее сказать — влияние имели умелые руки Антона. Они всегда оказывались там, где нужно и когда нужно. То едва касались кожи, дразня, пробуждая все нервные окончания, разгоняя кровь и табун мурашек, то сжимали уверенно и крепко, заставляя тело расслабляться после каждой такой хватки, заставляя кровь разгонять по мышцам тепло и кислород. Арсений давно искал себе хорошего массажиста, и потому когда наткнулся на Антона, то почти влюбился в его руки. Хотя с виду парень совсем не производил впечатление хорошего мастера. Слишком молод, слишком худ и нескладен. Однако Арсений быстро понял, как обманчива бывает внешность. Длинные пальцы оказались чуткими и проворными, способными добраться до самых труднодоступных участков; растирали, разминали и растягивали во все стороны так, что после сеанса хотелось просто лежать и ничего не делать. Вот и сейчас, несмотря на боль, мужчина кайфовал, прикрыв глаза и почти засыпая, только иногда чуть морща лоб, ощущая, как острое ребро ладони проходится по напряжённым мышцам, пересчитывает рёбра и разминает лопатки. Антон снова выкладывался по полной, отдаваясь работе, заставляя своего клиента блаженно мычать. — А ты давно вообще работаешь массажистом? — неожиданно для парня интересуется Арсений, ощутив, как умелые руки скользнули вниз по спине, разминая бёдра, массируя нежную кожу, вызывая табун мурашек. — Два года с дипломом. И почти пять практикую, — охотно отвечает Шаст, проходясь пальцами по подтянутым ногам, добавляя на ладони масла, — правда раньше я работал в стрип-баре, пока не закончил учёбу. — Вот это поворот! — Мужчина удивлённо обернулся через плечо, а до Антона дошло, как прозвучало подобное высказывание. — Да нет! Не в этом смысле, — рассмеялся он, на минуту отвлекаясь, переводя дух и локтем убирая чёлку со лба, — я при стрип-клубе подрабатывал штатным костоправом, как они это называли. Кто где потянул мышцу, вывихи там вправить, разогреть или расслабить девочек перед выступлением, — он вскидывает палец, заметив хитрый блеск в глазах Попова, — нет! Не так, как вы подумали. Массажистом я там был. Сами понимаете, сфера травмоопасная, так сказать. А мне опыт нужно было нарабатывать. Да и вообще, кушать тоже хотелось. — Понимаю, да, — усмехнулся Арсений, всё ещё разглядывая долговязого мальчика, — а скажи, ты и этот самый интимный массаж практикуешь? Антон смущённо улыбнулся, кивая, скользя ладонями по икрам клиента, ощущая на себе всё тот же заинтересованно-любопытный взгляд. — А если я попрошу — сделаешь? — в шутку спрашивает Арс, заметив смущение молодого мальчика, решив немного поразвлечься. — Вы тут клиент. Что просите, то я и делаю, — Шаст нервно облизал губы, а мужчина почувствовал, как дрогнули пальцы юноши, растирающие его ноги, — работа у меня такая. — Ну, тогда приступай, — ещё шире улыбнулся Арсений, забавляясь реакцией парня. Шастун вскидывает голову, удивлённо моргая, не в силах скрыть своего смущения. Нет, безусловно, когда он устраивался в салон, его предупреждали, что клиенты бывают разные, и запросы у многих порой просто космические. Но вот чтобы так… Чтобы один из самых любимых клиентов вдруг выкинул такой фентель! В голове всплыл контракт, в котором чёрным по белому было прописано, что отказывать клиенту он не может. Разве что в откровенном интиме. А вот всё, что прописано в прейскуранте — обязанность. И даже несмотря на то, что чаще всего о подобных услугах просят девушек, с него никто не снимал обязанностей, однако… — Уверены, что хотите именно меня? — уточнил он робко, быстро поправляя формулировку, краснея ещё больше, — Ну в смысле в качестве массажиста. У нас есть прекрасный специалист, Окс… — Тебя-тебя, — смущение Шастуна только ещё больше подначивало Арса, было забавно наблюдать за тем, как краснеют кончики больших ушей, как по скулам разливается румянец, — кому, как не мужчине, доверять такое! — Тогда… — Антон выдохнул и взял себя в руки, — тогда перелягте, пожалуйста, на спину и сползите вниз по столу. Я сейчас всё подготовлю. *** Арсений всё ещё улыбается, лёжа на спине, на массажном столе, абсолютно обнажённый и совершенно расслабленный. Но где-то внутри логика и здравый смысл орут, что он сошёл с ума. Всё это должно было быть просто шуткой. Банальной, безобидной шуткой. Кто же знал, что Шастун так серьёзно воспримет всё это. Краем глаза Попов замечает, что парень долго копается в шкафчике, приглушает свет, потом моет руки, только после этого возвращаясь к столу, предварительно подложив под его голову подушку. Только сейчас Арс замечает, что теперь в кабинете тихонько играет музыка. Он не лгал, когда говорил, что не пробовал ничего подобного. Потому сейчас стало даже интересно. Слишком уж всё это походило на банальную дрочку. — Массаж лингама, — тихо заговорил Шаст, усаживаясь на высокий стул, стоящий в ногах у Арса, так, чтобы оказаться ровно между его ног, — древняя Восточная практика, иначе его называют тантрический массаж. В простонародье массаж пениса или же эротический. Оргазм не является конечной целью данной практики, это скорее приятный побочный эффект. Длинные руки скользнули по рельефному животу, оглаживая, расслабляя. По комнате поплыл запах иланг-иланга. Арсений не открывает глаз, слушает, наблюдает. А ещё ощущает, что руки у массажиста дрожат, да и сам парень заметно напряжён и смущён. Однако почему-то останавливать его не хотелось. Завораживающий голос вкупе с нежными прикосновениями заставлял довериться и посмотреть, что же будет дальше. — Постарайтесь максимально расслабиться. Данная практика имеет скорее психологический и рефлексивный характер, также на теле члена располагается большое количество активных точек, отвеч… — Антон, просто делай, хорошо? — перебивает Арсений, понимая, что быстрее кончит от этого голоса, чем от таких сумасшедших и умелых прикосновений. — Хорошо, — дрожь в длинных пальцах усилилась, проходя приятной вибрацией по самому низу живота Попова, вызывая у него тихий вздох, — если почувствуете что-то неприятное — скажите. Он замолкает, прикусывая внутреннюю сторону щеки, продолжая оглаживать живот, медленно спускаясь ниже. Красивый, аккуратный член, достаточно крупный, но не массивный и не выглядящий грубо. Надо же, даже в этой части Арсений был красив. Антон краснеет от этой мысли ещё сильнее, складывая ладони лодочкой на мошонке, мягко оглаживая её, вспоминая всё то, чему их учили на тренинге. «…Начинать массаж следует не с главного его объекта, а с живота, груди, ног и рук клиента. Затем следует аккуратно начать гладить и массировать пенис мужчины, обязательно уделяя внимание мошонке, яичкам и головке полового члена…» Шастун невольно облизывается, стараясь унять нервное напряжение, стараясь взять себя в руки. В руки, которые — чёрт побери! — заняты чужим, оживающим как по волшебству, членом! Он только однажды применял свои знания на практике. На экзамене по защите курса! И тогда перед ним был совсем не такой красивый мужчина. Сейчас же требовалось максимальное сосредоточение. Ибо потерять такого клиента из-за оплошности будет позором. Арсений отводит глаза, уставившись в потолок, расслабляясь, ощущая, как приятное, привычное тепло скручивается в самом низу живота в пружину. Пока не слишком тугую, пока не слишком острую. Это просто лёгкое возбуждение, которое частенько случается при виде красивой дамы с глубоким декольте или соблазнительной, округлой попки симпатичного парня. Не более того. Это просто массаж — ну ему так Антон сказал — и значит, всё в порядке. Именно так он думает, уже почти закрывая глаза, отдаваясь в руки своего зеленоглазого чудотворца с волшебными пальцами. Ровно до той секунды, пока эти пальцы, чуть дрожащие, но всё такие же уверенные, тёплые, не обхватывают его член уверенным кольцом, сомкнувшимся где-то над головкой. Антон вздрагивает, когда слышит судорожный вдох, чуть ослабляет хватку и смотрит. Смотрит в лицо клиента. По идее, во время подобного массажа, мужчина должен быть совершенно расслаблен и спокоен. Но брюнет таковым не выглядит. Скорее, он похож на того, к кому впервые прикасаются ТАК. — Продолжай, — слышится тихий голос Попова, заметившего неуверенность массажиста. И Шаст кивает сам себе, осторожно капая смазку на головку, накрывая её следом второй ладонью, чтобы через секунду начать танец пальцев на вмиг окрепшей, горячей плоти. «…Важным в данном массаже является тот аспект, что всё делается с большим количеством массажного масла или смазки. Ваши руки и пенис партнера всегда должны быть обильно смазаны. Ни в коем случае не допускайте ни малейшего трения или неудобства для клиента…» В какой момент эта игра зашла так далеко? Арсений смотрит. Неотрывно смотрит в лицо парня, сидящего между его разведённых и согнутых в коленях ног. Кажется, Антон и в самом деле знает, что делает. Во всяком случае, профессионализм его никуда не делся. Те же пальцы, что всё это время разминали натруженную спину, сейчас скользили по пенису. И это не было похоже на дрочку от слова совсем. Это именно массаж. Арс вдруг понимает, что его в самом деле не лапают, не ублажают, нет! Это массаж, только немного более… эротичный? Приносящий больше удовольствия? Взгляд синих глаз соскальзывает на ладони Шаста. Длинные, изящные пальцы, гибкие кисти, светлая кожа. В полумраке комнаты они так маняще сверкают от обилия смазки. Антон сосредоточен, серьёзен и всё ещё смущён. Это видно по розоватому оттенку острых скул. Но руки! Его руки больше не дрожат. Он словно бы успокоился. Антон дышит ровно, изредка бросая взгляды на Арсения. По идее, в такой практике невероятно важен зрительный контакт, эмоциональная связь. Вот только как установить эмоциональную связь мужчине с мужчиной? Так или иначе, но подобный массаж всё же несёт в себе подтекст обмена сексуальной энергией. Арс не дослушал, а Антон теперь полностью углубился лишь в профессиональную часть, вспоминая почти смешные названия определённых движений, определённых техник. «…Все мужчины — визуалы. И им всем нравится техника под названием „бабочка“. Она очень похожа на „крест“, который мы рассмотрели ранее, но в данной технике пальцы напряжены и разведены в стороны. При движении кистей рук это будет напоминать крылья бабочки. Головка члена зажимается между ладоней по боковым поверхностям так, чтобы вы ощущали её всей кожей, пальцы при этом не касаются ни тела члена, ни головки на протяжении всей траектории движения…» Шаст облизывается, добавляя немного смазки на ладони, вспоминая все тонкости тренинга. Это действительно красиво. Он видел, как его коллега с ярким маникюром практиковалась на резиновой игрушке. Вот и сейчас в своей голове он воспроизводит последовательность движений, зажимая крупную, блестящую от смазки головку между своих ладоней, напрягая растопыренные пальцы. Движения ладоней вниз, чуть по спирали, так чтоб из вертикальной позиции расположить ладони поперёк возбуждённой плоти, и вот член уже зажат по передней и задней поверхности меж ладоней, а пальцы и в самом деле похожи на крылья гигантской бабочки. Ещё одно плавное движение, только теперь вверх, к головке, чтобы перекрутить ладони, вернуть их в исходное положение и повторить всё сначала. Он смотрит в глаза, забывается, ловит эмоции, стараясь понять, что же испытывает Арсений. Стараясь понять, правильно ли он делает, что соглашается на всё это. Попов же почти забывает, как дышать. Потому что эти нереальные пальцы не касаются его, они парят вокруг, дразнят, в то время как изящные кисти скрещиваются вокруг его члена, чуть сжимают, оглаживают, дарят наслаждение. В его синих глазах огонь. Настоящий, живой, искренний. Он ловит себя на мысли, что ни один из его многочисленных любовников не делал для него подобного. Это не секс, не пошлятина. Это — танец. Танец изящных, длинных пальцев, танец ласковых ладоней. Танец, который Антон танцует для него одного. Танец, от которого пружина в животе скручивается практически в кольцо. — Это называется «бабочка», — еле слышно выдыхает Антон, заметив, как изменился взгляд мужчины, заметив, как тот напряженно приподнял плечи и шею, наблюдая за движениями его ладоней, — вам нравится? — Очень, — низкий, хриплый бархат голоса, который даже сам Арсений узнаёт с трудом, а Антон так и вовсе выдыхает шумно, вздрагивая всем телом. Их взгляды снова пересекаются. Лазурь и малахит. Гладь озера и прибрежные заросли камыша. Шастун старается дышать ровнее. «…Не забывайте, что этот массаж должен приносить удовольствие обоим партнерам…» Только сейчас Антон смог в полной мере понять, что значила эта фраза. Только сейчас он понимает, как крупно попал. Потому что на тренинге не рассказывали, что ты сам можешь возбудиться, потому что на тренинге не было такой яркой реакции. Ещё бы, резиновые фаллосы, прицепленные липучками к столешнице, совсем не обладали эмоциями, да и отдачи от них не было. Это была механика, попытка научить профессионалов чему-то более утончённому, изощрённому. И никто не рассказывал им в подробностях, что же должен чувствовать массажист во время сеанса. Плавные движения ладоней сменяются чуть более уверенным, пошлым кольцом пальцев. Антон перебирает от основания до головки, считая в своей голове до тысячи. Только бы не выдать себя ещё больше. Он и так смущён, он и так обескуражен. А если ещё и его клиент поймёт, что что-то пошло не по плану… Это будет верх непрофессионализма. «…Не стоит применять более двух-трёх техник за один сеанс. Это может сбить клиента с толку, заставляя его наблюдать за сменой движений, отвлекаясь от ощущений. А цель всё же не в этом…» Антон поглаживает член, успокаивая, расслабляя снова, снимая напряжение, осознавая одну простую вещь: ему не нужно говорить с Арсом, чтобы понять, что тот близок к финалу. Он тоже мужчина, он знает все признаки и все знаки. Потому сейчас минимизирует стимуляцию, касаясь пальцами едва-едва, устраивая тот самый «пальчиковый дождь», который показался ему совершенно бесполезным во время обучения. Попов прикусывает губы, закрывает глаза, ощущая, что вот-вот сорвётся, ещё пара таких уверенных движений, и он не выдержит. Но что-то неуловимо меняется, от напористых движений остаётся лишь лёгкое, невесомое постукивание, головка больше не пылает и не пульсирует так бешено. И он понимает, что его оргазм был нагло оттянут, остановлен на самом пике. Он разочарованно выдыхает тихий стон, чуть выгибаясь, словно стараясь поймать лёгкие стучащие движения пальцев. — При полноценном сеансе клиент доходит до грани шесть раз, — сбившимся голосом поясняет Шаст, улавливая все ответные движения, ловя стон Арсения, — а кончить может только на седьмой. Обычно это занимает порядка полутора часов. Прошу прощения, но столько у нас сегодня нет… Он сожалеет? Или это просто возбуждение в голову ударило? Шастун не узнаёт самого себя. Смущение вперемешку с возбуждением. Желание сбежать, подкреплённое желанием довести до самого крышесносного оргазма. Его пальцы снова начинают подрагивать, когда он оттягивает крайнюю плоть на максимум, сжимает член у основания, накрывая взбухшую головку второй рукой, упираясь ладонью и начиная мягко вращать кистью, пальцами обхватив член, словно щупальцами сверху вниз. «Домик» или «Осьминожка». Одно название звучнее другого. Он готов был бы провалиться под землю. Прямо сейчас. Пальцы Антона так умело и ловко возобновляют свою игру. Теперь это не танец. Теперь это что-то вроде игры на музыкальном инструменте. Когда исполнитель полностью сливается со своим инструментом, становится с ним одним целым. Арсений ощущает это. Ощущает себя роялем или же гитарой. Потому что такие переборы, такие переходы невозможны на чём-то менее чувственном. Шастун снова дрожит, теперь не только пальцами. Арс видит, что Антон весь в напряжении, посматривает куда-то на стену, дрожа всем телом. Антон снова переходит на уровень профессионала, а не живого человека. Он действительно играет пальцами, но теперь в этом нет того количества души, что было ещё пару минут назад, когда парень словно очнулся, не позволяя клиенту сорваться в пучину оргазма. *** Всё происходит почти мгновенно. Шастун не успевает остановиться. Только ощущает, как в его ладонь вязкими каплями падает чужое удовольствие, а до слуха долетает тихое, восторженно-хриплое: — Антон! И Шасту нестерпимо хочется прикоснуться к себе, сжать собственную, изнывающую без внимания, плоть у самого основания и с силой двинуться пальцами от основания к головке, большим пальцем подразнить уздечку и позорно кончить, уткнувшись носом в живот собственного клиента. Он почти готов хныкать от тяжести в паху, от болезненного возбуждения. Но вместо этого тянется за полотенцем, бережно вытирая живот и пах Арсения, а потом и собственную ладонь, прежде чем подняться на ноги и дойти до раковины. «…По окончании массажа дайте клиенту отдохнуть и полежать еще некоторое время, чтобы продлить полученное удовольствие…» Текст лекции буквально по цитатам въелся в голову. Антон любит свою работу, отдаётся ей от и до. Но он и понятия не имел, что с ним может произойти такое! У него стоит так, как никогда не стоял на Нину, или на Иру. У него стоит так, что даже свободные форменные штаны натягиваются в причинном месте слишком откровенно. Он замирает у раковины, упираясь в края руками, опуская лицо и стараясь отдышаться, стараясь успокоить взбесившийся организм. Антон настолько уходит в себя, что не сразу замечает возникшего позади него мужчину, который стоит вплотную. Так близко, как только можно. Смотрит в его лицо через отражение в зеркале и улыбается. Арсений не идиот. Арсению давно за тридцать, и он прекрасно ознакомлен с мужской физиологией. Ему хватило одного короткого взгляда, чтобы понять всё. Этот мальчик, что танцевал для него сейчас, мальчик, готовый исполнить любое желание клиента, пусть и самое дурацкое, был на грани почти нервного срыва. Кажется, на него всё это произвело ничуть не меньше впечатления, чем на самого клиента. Ладонь Арсения скользит по длинному, тонкому бедру вверх, перебирается к паху, а потом сжимает. Крепко, резко, вышибая весь воздух из лёгких. Шастун выгибает спину, не сдержав стона. Это неправильно, так быть не должно. Клиент не должен думать о комфорте того, к кому приходит за удовлетворением своих потребностей. — Тшшш, — брюнет прижимает дернувшееся было в сторону тело к себе, ощущает, насколько на самом деле худ Антон, — тише, малыш. Не бойся. — Не нужно… вы… — дышать почти невозможно, а ноги отказываются держать его, и, если бы не крепкие объятия Арсения, Антон бы уже съехал на пол, — вы не обязаны… — Тише, Антон, тише, — хрипло урчит Арсений, прижимаясь губами к взмокшему загривку, пробираясь рукой под резинку штанов и белья, прикасаясь к горячей, влажной плоти пальцами, — какой ты жаркий, малыш. Тебе говорили, что у тебя потрясающие руки? М? У Шаста перед глазами круги, а сам он невольно подаётся бёдрами навстречу ласковой руке, что так по-хозяйски ласкала его. Это не массаж. Это дрочка. Грубая, жёсткая. Необходимая. — Шикарные, — продолжает шептать Арсений в алеющее ухо блондина, всё так же глядя на его отражение в зеркале, наблюдая за тем, как собственная рука, скрытая под слоями одежды, резко ходит вдоль крепкого члена, — такие красивые, такие сильные! И такие нежные. Я бы поцеловал каждый твой палец, облизал, запоминая вкус, запоминая ощущения. Я бы с удовольствием изучил твои запястья. Такие узкие, почти девичьи. И эта сетка вен! — он восторженно хрипит, ощущая, как Шаст дёргается в его руках в предоргазменной судороге, чуть напрягаясь, откидывая затылок на его плечо, прижимаясь всем телом, — Ты вообще в курсе, насколько ты сексуален? Ты знаешь? Скажи мне, Тоша, скажи! Ты знаешь, что ты — совершенство? — горячие губы Арсения скользят по нежной коже на шее парня, чуть прихватывая, дразня, а после — касаются уха, целуя так нежно, как только возможно в подобной ситуации. И Антон срывается. Стонет громче, прогибается всем телом, обмякая в руках своего умопомрачительного клиента, отдаваясь на его суд окончательно и бесповоротно, ощущая, как земля улетает из-под ног, когда на мгновение он встречается взглядом с горящими глазами цвета индиго. Арсений пожирает его, впитывает, запоминает. Арсений держит так крепко, что останутся синяки. Арсений… любуется им? И в этот момент Попов понимает, что его мальчику — теперь уже точно его — не обязательно знать подробности. Не обязательно знать, что эта шуточная просьба была его — Арсения — последней надеждой.