Ураган

Хаято злился. Небесная принцесса Тсунаеши никогда не брала его с собой на прогулку, а ведь он значился ее Правой рукой. Она была такой прекрасной, такой воздушной, он подхватил бы ее на руки и пронес по всему свету, показывая ей ее же собственные владения, он бы слушал серебристый смех колокольчиками, он бы напевал ей протяжные песни, он бы любил ее так, чтобы она не знала бед, но… Она никогда не брала его с собой. В дни покоя и радости Тсунаеши выбирала для прогулок Рехея. Эти двое так гармонично смотрелись между собой, что Хаято мог только скрипеть зубами от ярости и отправляться в другую часть света, чтобы вымещать свою злобу на крышах домов, на кронах деревьев и фонарных столбах, на зазевавшихся людях и слишком легких автомобилях. Это портило настроение принцессе, и она отсылала от себя Рехея, но Хаято она не желала видеть после такого еще долгое время. Когда принцессе требовалось побыть одной, она приглашала к себе Кею. Этот напыщенный болван с каменным лицом всегда являлся ко двору принцессы с таким видом, словно делал ей одолжение. Он смел брать ее под руку и вести за собой по свету, а она послушно следовала за ним, пряча лицо в его плечо. Хаято бесился, но мог лишь бессильно завывать в заточении, поскольку наглец Кея не выпускал его на волю. Когда принцессе хотелось пошалить, она звала с собой Ламбо. Эти двое радостно кувыркались меж облаков, пронзали землю молниями, хохотали так, что на земле содрогались стекла и срабатывали автомобильные сигнализации. Хаято каждый раз с жадностью думал о том, как мог бы взять принцессу за руку и кружиться с ней под звонкий смех Ламбо, сколько бы счастья он мог отдать своей госпоже, как много получил бы взамен… В такие дни Хаято хотелось плакать. Если принцессе было грустно, к ней приходил Такеши. Этот парень не дожидался вызова, он просто чувствовал настроение Тсунаеши, обнимал ее, прижимал к себе, прятал от целого мира за тонкими полосками нескончаемого ливня. Принцесса плакала и смеялась, мило вытирала слезы длинными рукавами, а Такеши ласково улыбался ей, показывая на свежую, ожившую зелень, на веселых детей, бегающих по лужам, на потемневший асфальт, на котором собрались радужные лужи — и принцесса снова улыбалась, весело и легко. Хаято не видел этого, но так ярко представлял себе, что ему хотелось разметать весь дождь Такеши. Редко, очень редко Тсунаеши призывала к себе Мукуро. Этот скользкий тип пробирался в покои принцессы, пряча ее от посторонних глаз, пряча от нее самой ее владения, пряча от нее всех, кто был дорог Тсунаеши. О чем эти двое разговаривали за плотной пеленой тумана, никто не знал, как никто не знал и того, что Мукуро нашептывает принцессе, но после таких встреч Тсунаеши выглядела больной и предпочитала спать в объятиях Хибари. Хаято бесновался, не находил себе места, творил на земле и небе такое, отчего ему и самому было страшно, пока однажды принцесса не поняла, отчего страдает самый мятежный ее подданный. Она пришла к нему сама, босая и с распущенными волосами, в легкой накидке, плавно окутавшей тонкий стан. Хаято не смел верить своим глазам, но принцесса протянула ему руку и позволила унести себя далеко-далеко. Держа ее в объятьях, наслаждаясь звонким смехом, Хаято не замечал, что его полет больше не наносит живущим внизу людям прежних повреждений. Трепетали флаги, воздушным куполом взмывали вверх юбки девушек, звонко смеялись дети, надувая куртки парусом, когда над землей пролетал укрощенный ураган, нежно сжимая в объятьях свою принцессу.