Sangwoo Knows It

      В тесной кухне размером, с трудом насчитывающим пять на пять метров, не было окон. Возможно, если бы ЮнБум имел менее чуткий слух, он бы точно не знал, что на улице битый час льет как из ведра. Капли дождя, мерно и однотонно бьющиеся об старый шифер крыши, словно секундомер, отсчитывали что-то. Что именно, думал про себя Бум. Как долго еще я буду здесь сидеть, думал Бум в кромешной тьме, ожидая возвращения Того-Чье-Имя-Нельзя-Называть. Это было что-то вроде табу между ним и холодными стенами кухни, откуда он практически не вылезал. Кап-кап-кап… слабо доносится из-за двери парадной. Казалось бы, прокати уже сраное кресло вперед, за линию, за эту черту, ту самую, что делает из тебя практически животное на поводке, и можно быть свободным. Свободным ли? Юн Бум знал, уже плавал. Уже не раз больной и без того разум подкидывал картины большой и чистой любви с тридцатисантиметровым ножом в руке, замахивающимся над головой несчастного Бума. Замахивающегося над переломанными, смотрящими в разные стороны ногами, как у ветвей старой Ивы недалеко от дома, где Бум когда-то жил. Дома ли? В его голове было так много вопросов без ответов. Каждый раз прокручивая возможные пути побега из этого проклятого места, он снова натыкался на себя в грязи, ползущего в дождь под издевательский, пробирающий до самых костей смех Сану. Этот смех, казалось, он слышал даже в шуме разбивающихся капель дождя о кафель ступенек. Где-то про себя, сбившись почти на одной тысяче триста шестидесяти семи, Бум считал и ждал. Вздрагивал от каждого скрипа железных рекламный панелей об обшарпанные столбы, от каждой проезжающей мимо машины. Наверное, наполненной людьми, в конце-то концов, думал Бум. Как же их ему не хватало тогда! В грязной подворотне, где Сану, кричавший и звавший на помощь, был и то громче. Наверное, если бы там были люди, побежали бы они к нему, такому… вылизанному. Сану, без единого изъяна на светлой, молодой коже, с модной укладкой даже под ливнем, сохранявшей свою небрежность. Так все думал Бум. Ему больше ничего не оставалось. Ему, кроме рассмотрения полосатых тряпок на костлявом теле и грязных, свисающих с лодыжек бинтов, не оставалось уже ничего. Суп, благополучно подгоревший пару раз на газовой плите, казался съедобным, и это долгое, томительное ожидание практически выводило Бума из себя. Он рад был бы потеряться во времени, но размеренное тиканье часов вело его по сто пятнадцатому кругу. Кругу ада, хах, все думал Бум, разглядывая стены, опираясь подбородком на руки. Он уже давно привык к жёстким, тонким рукам, больше похожих по ощущению на кости, обтянутые кожей, подпирающих голову на старом столе. Спасибо, что хоть не на том обрубке, каждый раз думал он, когда Сану уходил, разрешив остаться наверху. Для Бума теперь же сидеть внизу, было почти что тем же самым, что сидеть в конуре. Где-то внутри себя, он чувствовал, что давно уже выше этого. Выше того, чтобы быть просто…жертвой. Бум даже не раз пытался посчитать, сколько еще было людей после него. Сколько неизвестно откуда взявшихся футболок Бум вытаскивал из корзины для белья? Три...? Или, может, пять...? Одну красную, разрисованную Дональдом Даком зомби футболку, две зеленые, почти одинаковые, майки, с английским «Gofuckyourself» и «AM». Еще был розовый в кружевах лифчик. Да, правильней будет сказать, что Бум не хотел бы знать, сколько их было. Резкий порыв ветра сильно ударил по старой раме окна в комнате Сану, и в ту же секунду капли дождя стали бить по крыше сильнее. Боже, сколько еще будут его черти носить? Буму казалось, что он в консервной банке, почти что в криокамере, случайно проснулся раньше положенного времени. Он даже не раз успел прокрутить сценарий их встречи сегодня за столом. Сану, как обычно, не спеша и тихо, словно боясь кого-то разбудить, зайдет в прихожую, невзначай стряхивая с рукавов влагу и шурша пакетами. Там, как и обычно, будет пара консервов и любимый им почти до безумства белый хлеб… Ха, до безумства — улыбнулся Бум. Куда уж тут.… Ну, так вот, он скинет обувь неаккуратно, оставив разбросанными позади, но затем несомненно вернется снова к двери и поставит их на место. Педантичность в нем была всегда. Всегда? Да, всегда, пока здесь был Бум. Разве это нельзя назвать «всегда?» Сану кинет пакет обязательно рядом с раковиной и, подмигнув, пойдет переодеваться. Пока он будет мыть руки, менять джинсы с рубашкой на домашнюю футболки и потертые хлопковые штаны, которые Бум успел погладить много-много раз, утыканный лицом в эти же самые ненавистные штаны неслабой рукой Сану, потому что «Сучка, ты что, никогда не ухаживала ни за кем? Так нельзя, переделай, пожалуйста» нежно говорил Сану, надавливая на затылок сильнее.… Бум так и будет сидеть за столом. — Эй, соня, — резко прерывая раздумья Бума, холодный, мокрый пакет мажет по щеке. Быстро провести рукой, не поднимая глаз, кивнуть, взять пакет и повернуться к столешнице, доставая фасоль. — Я не спал, — совсем тихо, главное, все также смотреть вниз. Смотреть куда-нибудь еще, но только не на карие глаза Сану, взявшегося из ниоткуда перед носом Бума. Он сидит на корточках, и его колени больно впиваются в шишку на правой ноге — Ну, я вижу. Что, поесть сделал, да? Прямо мамочка, — довольно тормошит грязную макушку и уходит к себе. Буму послышалось, что он сказал «Тебя давно пора помыть». Еще десять минут Бум сидит, разглядывая состав фасоли. Еще где-то через три Сану появляется в проеме. — А ты что, поесть накладывать не собираешься? — он лениво опирается руками об косяк и небрежно машет рукой в сторону плиты. Кивнуть. — Он теплый, — все так же тихо под нос, откладывая банку в сторону и хватая лежавший рядом испачканный в пленке жира половник. — Тогда я жду, Бум, — исподлобья. Он почти всегда так смотрит, если недоволен. Ему точно не нравится ждать. Но сколько же Буму доставляет это удовольствия! Хотя бы немного, невзначай, просто потому, что он такой нерасторопный, просто потому, что он боится, просто потому, что несмелый, просто чтобы побесить, просто чтобы гаденькое чувство справедливости запищало хотя бы от этого, просто чтобы…. заставить ждать. О, этот момент его любимый. — Чего улыбаешься? — обрывает. Ждет, смотрит за каждым движением руки у плиты. — Нет, я просто… рад, что ты пришел, — улыбнуться еще шире и обернуться всем лицом к нему. Пусть посмотрит, пусть думает, что так оно и есть, пусть верит. Бум готов поверить сам. Сану не верит. Бум это знает. Сану громко вздыхает, подходит к креслу и быстро выхватывает тарелку из худощавых пальцев. За мгновенье наливает себе, ставит на стол, наливает еще порцию и ставит рядом, за маленький деревянный поломанный столик. Не рядом. Бум кривится. Бум знает, что если посмотреть еще жалостливей, то он будет есть за обеденным столом. — Что ты так смотришь? — удивленно брови вверх, оборачивается к столику. — Тебе что, не хочется есть там, где ели мы с мамочкой? — невинно улыбается, будто просит одолжить сигарету. Бум молчит. Бум все еще кажется себе выше, чем шавка в углу.       Сану же нравится показывать шавке своё место.