Чёртовы дети

Флёр много чего знает. Выплёвывает свои слова прямо в лицо противнику или же, подобно крысе, сбегает от тяжёлой лапы, ложащейся на её тело в ударе. Слизывает язычком выступившую кровь и смеётся заливисто и громко. Он тоже считает её крысой — вульгарной приятно пахнущей крысой. Крысой красивой до безумия и сексуальной до зуда. Ухмыляется и спокойно без стыда и смущения смотрит на практически обнажённую грудь и стройные ноги, открытые благодаря вырезам на платье. Флёр — девушка без какой-либо стеснительности, что присуще всем милым особам. Только вот она никакая не милая. — Не милая, — хрипит с шипящим смехом Курохеби. Она знает тайну его имени — знает его настоящего, настолько прогнившего, словно падаль для хищных кричащих птиц. Флёр знает многие тайны и пользуется слабыми местами, считая себя такой же… гнилой? Но прекрасной — красной. Больная женщина, которой он рассекает губу. Она плюёт ему в лицо и иронично замечает, что он вовсе не мужчина — руку на представителя слабого пола поднимает. Ей немного плевать. Лишь бы волос не трогали. Ненастоящее имя шипит, подобно пескам в пустыне — он сам рассыпается и теряет подлинное тело, превращаясь в мельчайшие крупицы. Флёр редко зовёт кого-то по имени, называя по-своему, — а его имя потеряно для всех, кроме него. Зовёт так, как он хочет — Курохеби. Потому что такая же фальшивка. Флёр не удивится, если от него останется пустота или же рассыпчатый камень. Она не удивится, если он скроется в буре и пропадёт навечно. Ещё она не будет скучать. Курохеби ненавидит её волосы — он вообще ненавидит всё то, что кому-то важно. Из-за этого ломает и портит, крошит на кусочки и смеётся шипяще подобно ядовитой змее. Поэтому каждую ночь он проводит пальцами сквозь пряди и тянет на себя со всей силы, когда Флёр закидывает ноги на его бёдра. Ему нравится, когда она злится — шипит и ёрзает под ним, царапая длинными ноготками, покрытыми красным лаком, по груди через ткань тёмной кофты. Курохеби никому не позволяет причинить себе вред… кроме неё. Чувствует родственную прогнившую душу и дышит ей. У Флёр отличный вкус — от неё всегда приятно пахнет дорогими духами. Курохеби задёргивает длинную юбку открытого красного платья и отмечает, что на девушке опять нет нижнего белья. — И ты так дерёшься? — скалясь-улыбаясь, шипит он. — Заткнись! Флёр не терпит вопросов к себе — она вообще мало что терпит. Но приходится. Это относится к ударам со стороны мастера Ивана, прогнившего целиком и полностью, однако имеющего проблески света в душе из-за своей на самом деле «фейской» души. А они вороны, парящие над падалью и цепляющиеся хоть за что-нибудь. С выдернутыми перьями и больными шрамами. Скалятся и противятся даже ветру. Смотрят и шагают в темноту, цепляясь за край света. Замаливают грехи и проливают кровь. Портят Рвут. Уничтожают. Убивают. Чёртовы дети больной кукушки. Курохеби проводит языком по синяку на ноге и тут же кусает это место, упиваясь криком. Флёр знает тайну его имени и молчит, прикусив губу. Выгибается навстречу горячему языку, когда Курохеби проводит им по животу, очерчивая пупок. Флёр кричит проклятия в каком-то ненормальном бреду. Она сама яркий бред. Они многое друг о друге знают и скрывают это даже от мастера. От других членов тёмной гильдии. Флёр думает, что её душу ещё можно спасти. Она думает об этом даже в те моменты, когда Курохеби целует до крови её губы и проводит языком по зубам. Флёр часто думает и считает про себя; рассчитывает на прощение. — Ты… — Что? У него шершавые руки, неприятно скользящие по телу и вырывающие красные пряди. Курохеби водит по знаку гильдии и мнёт грудь, поглядывая на безумные глаза Короны. Чуть ли не сплёвывает от негодования — Корона? Как звучно и одновременно низко, потому что не оправдывает громогласности фамилии. — … Флёр Роттен* — насмехается он. Флёр не терпит такого обращения — бьёт рукой по впалым щекам, царапает шею длинными ногтями и придаёт волосам ту форму, которую она захочет. Волком прогрызает дыру на кофте и штанах, яркой иглой рисует символы на спине и смеётся заливисто и громко, чтобы у него перепонки лопнули. — Мудак, — выплёвывает она. Её раздражают его руки, его будто нарисованная чёрная улыбка-ухмылка. Вороны не в силах скалиться — смертоносные птички в силе слетаться и выдёргивать волосы, подбирать падаль и смотреть, заглядывая в душу, прокалывая клювом дыру. Корона, которая Роттен, раздвигает ноги, коленями опираясь на кровать, располагаясь по сторонам от ног Курохеби. Тянется за поцелуем и обнимает за шею. Курохеби, который фальшивый и сам по себе — по своему желанию — сжимает ягодицы девушки и кусает вновь её болящие губы. Водит шершавыми руками по телу и смеётся над её ветреностью. — Уверен, ты скоро умрёшь, Корона. А пока ты нужна мастеру. — Мастеру? — иронично тянет она. — Только ему… — прижимаясь к нему грудью, тянет Флёр. — Я люблю уничтожать то, что дорого. И он убивает медленно тягу к «гнилой» женщине. Курохеби уничтожает себя. * С английского Rotten — «гнилой», «испорченный».