Последняя.

      Позвольте не слушать всё это опять. Уважаемым не надоедает каждый раз повторять одно и то же.? Веста сидит на стуле в своей комнате и слушает упрёки своих родителей. Она слышала не раз, какая она плохая; и что поведение её оставляет желать лучшего, тоже знала, но, поверьте, есть дети многим хуже, чем она. На глаза навернулись слёзы, когда к её щеке приложились ладонью довольно грубо. Почему они считают себя правыми, когда прибегают к рукоприкладству.? Родители, швырнув в сторону Весты ещё несколько весьма нелестных слов, удалились. Девушка поймала своим чутким слухом несколько фраз из-за двери: — Почему я должна это терпеть? — женский голос. — Пусть катится отсюда ко всем чертям; и мне спокойнее, и ей никто не помешает жить! — Всё верно! Хамство терпеть нельзя! — этот человек никогда не имел собственного мнения. Только и умеет, что поддакивать. Веста усмехнулась сквозь слёзы. Это глупо. Будто она станет внезапно другим человеком. — Как я жалею, что ей ещё не 18 лет… Девушка в отчаянии поджала ноги на стуле и зарыдала в голос. Им всё равно. Может, и правда, было бы лучше, если бы она не рождалась.? Наконец Веста успокоилась более или менее. По крайней мере, её руки перестали дрожать, а лицо перестало гореть то ли от слёз выплаканных, то ли от того, что с ней обошлись весьма невежественно с точки зрения человека, проведшего всю сознательную жизнь на сцене. Голоса смолкли. Что ж. Если они так желают её отсутствия, то — пожалуйста, будьте так любезны. Веста нащупала в кармане рюкзака несколько таблеток парацетамола. Разорвала упаковку и высыпала всё на стол. Пересчитаем… 15 штук. Как раз, если они по 500 мг… Так точно, именно. На 1 кг веса смертельная доза парацетамола — 150 мг. Прекрасно, этого хватит. Девушка принялась глотать по 2 таблетки, запивая их чаем. Вот уже 10 таблеток исчезли с поверхности стола. Дальше по одной — Веста не знала, что её может ожидать, потому и боялась. Двенадцатая, тринадцатая, четырнадцатая таблетки исчезли со стола. Что ж… последняя. Веста медлила. То ли по причине слабохарактерности своей, то ли из-за неизвестности, пугающей своей неизбежностью. Снова голоса. Боже, за что они ТАК её ненавидят.? А ведь виновата даже не она… Её спровоцировали и всё выставили таким образом, чтобы с любого ракурса Веста выглядела крайне отрицательно. Что ж… по крайней мере, она умрёт, не дожив до глубокой старости, как и хотела. Хоть что-то позитивное. Девушка включила любимую песню и поставила на повтор. Терять уже, в общем и целом, нечего. А может, не надо всё же… Шрамы на руке напоминали о прошлой ссоре и о том, как всё было печально, и как быстро всё затянулось. Она уже оставила было затею глотать последнюю таблетку, но… Полощут словами, будто ножом, открывая всё новые раны и заставляя кровь сочиться быстрее. Чего ждать, если уже ничего не изменишь.? Веста медлила, когда клала таблетку в рот. Медлила, когда подносила чашку к губам, чтобы сделать свой последний глоток. Вслушивалась в слова песни, чтобы оттянуть момент. Пыталась подпевать, разговаривать — делать всё, чтобы отсрочить момент глотательного рефлекса. Но вскоре дальше медлить было некуда. Веста медленно набрала в рот сладкого чая. Поставила чашку. Потушила свечу. И проглотила.