Любовь для одного

Яшамару был немного неловким, самую малость растерянным и возможно капельку неуклюжим. Об этом свидетельствовали его приоткрытые глаза, незаметно подрагивающие пальцы рук и четко выделяемый на его бледном и осунувшемся лице румянец. Смотря на него мутным взглядом, пропитанный противоречивыми эмоциями, на глазах раз за разом спонтанным вихрем проносились все новые и новые воспоминания, что отдавались едва заметной болью на виску. Первое воспоминания пошло стоило мне только пересечься с теплым миндалевым взглядом, который аккуратно и уютно обволакивал едва ли не все естество. Вспомнилось, как он глядел точно таким же взглядом стоило «мне» лишь подойти к нему и спросить по детски и до ужаса глупый вопрос. Ответ так и не последовал, так как краснота щек и ярое смущение отражавшее на его лице, ясно дала понять, что в таком состоянии пробудет он весьма долго. И если сначала я буквально не успевала отлипнуть от сдерживающего меня смеха, то вот дальше. Неожиданно, но взгляд начал становиться все расплывчатее, а жар растекший еще до этого, разгораться сильней. Были предположения насчет того, что воспоминаний стало просто слишком много, но додумать данную мысль мне так и не удалось. Резкая боль в голове и очередное воспоминание чуть ли не добило меня в самый конец. — Мицуро… -- чужие губы беззвучно шевелятся, образовываясь в одно единое слово. Кто это? Бессвязно что-то изо всех сил хриплю, пытаясь повторить свои мысли в слух. Губы шевелятся на удивление до тошности медленно, заставляя напрягать все извилины, чтобы связать хоть один звук. Странно. И неприятно. Тело наваливается тяжким свинцом стоило только увидеть мутновато зеленое свечение вблизи. Руки у Яшамару довольно теплые, таких наверное никогда бы не хотелось отпускать. Яшамару очень уютный и добрый. *** Следующее мое пробуждение было встречено легкой прохладой, облегченной улыбкой на устах и витающим в воздухе раскаленным песком и белых лилий запахом. По крайне мере я пока не теряю сознание и то радость. Решив все же открыть глаза, я неудовлетворённо вздохнула, увидев перед собой лишь расплывчатые образы, главным фоном которых был один белый цвет. Честное слово, в лучшем случае могли бы предоставить какие-нибудь другие цвета, тогда не было бы так невесело. Откидываясь на небольшую подушку сзади, я невольно вспомнила об отце и маме, что наверное уже извелись от нервов и страха за меня. Переживания или хотя бы маленькую долю сочувствия к ним я почему-то не испытывала, отчего не на шутку забеспокоилась. С каких пор я стала настолько черствой? Несильно закусив нижнюю губу, я нервно сжала несчастную простынь в своих пальцах. Родителей любила сильно, стараясь не доводить до срывов или чего похуже, хотя должна признать не сильно-то это и помогало. Поэтому столь резкая смена чувств казалась мне несколько странной и немного пугающей. Может с этим замешано мое «попадание»? С одной стороны это даже хорошо, хоть и все также обидно, моя семья мне действительно дорога и я была готова ради нее на все что угодно, так как искренне верила и знала, что также поступят и они. Папа слишком упрямый, чтобы отпустить свою «непоседу» в другой мир, при этом как следует не надавать пинка и еще несколько по башке, так сказать для «профилактики». Мама же просто через чур любит, чтобы отпустить, по простому конечно, но чем черт не шутит. Из-за моих увлечений с мечтаниями о «перерождениях и других мирах», мама не на шутку забеспокоилась и стала все чаще повторять одну и ту же фразу о том, что просто умрет без своей так называемой «глупой простофили». Хотелось протяжно взвыть и как следует зарывшись в одеяло, спрятаться ото всех проблем и невероятно затруднительных решениях, что обязательно навлекут за собой занудную ответственность, которая не перестанет напоминать о себе во всех смыслах. — Мицуро тебе уже лучше? — робко и в тоже время твердо спросил неизвестно откуда появившееся оранжевый силуэт, при этом аккуратно придержая за руку. Вздрагиваю чуть ли не всем телом как только слышу потусторонний звук в помещении и тут же расслабляюсь стоит только ощутить большую и все такую же теплую ладонь. Яшамару. Удивлённо округляю глаза стоило только осознать, что на губах расплылась мягкая и наверняка глуповатая улыбка. Из-за чего тут же недовольно хмурюсь, резко отдергивая руку к себе, понимая, что все эти чувства явно не мои. Хоть видеть я все также практически не могла, представить как его ласковая улыбка стремительно увядает было до ужаса легче, чем я думала. Обеспокоенный голос с нарастающей усталостью не заставил себя ждать: — Тебе плохо? — на некоторое время замолчал, очевидно приглядываясь на наличие каких-либо повреждений, -- глаза. Тело напрягается само по себе стоило только знакомому свечению с оттенком теплоты его рук осторожно окутать весь видимый мной на тот момент фон. На глазах начинает неприятно колоть, отчего непрошенные слезинки поспешно накапливаются в уголках, заставляя меня недовольно поджать губы. Отчаянно не хотелось падать в его миндалевых глазах еще сильней, поэтому можно и потерпеть, а боль…она скоро уйдет. Конечно, настолько хорошие мысли о едва ли незнакомому мне персонажу, а точнее человеку, немного напрягают, но все равно не настолько сильно, чтобы я начинала разводить истерику на чуть ли не пустом месте. Просто, возможно неприятно. Просто, это не я. Просто, все слишком сложно. — Теперь все будет хорошо… -- нежная, даже в какой-то степени женская ручка, ласково ерошит волосы на затылке и бережно прижимает к себе, позволяя вздохнуть «родной» запах соленного послевкусия раскаленного песка на солнце. Руки сами непроизвольно тянуться крепко обнять его, чему я не сильно препятствую, окунаясь в такую близкую, уютную и как нельзя теплую ласку родной семьи. Можно закрыть глаза на то, что в этом мире мне никто не семья. Можно закрыть глаза на то, что я притворяюсь чужой девчушкой. Можно закрыть глаза на все, но только пока. Глаза уже не так расплывчато глядят на пространство, показывая мне совсем иную реальность происходящего. Мир был непривычным, воздух чужим, а тело…другим. От столь болезненной картины хочется как можно скорее зарыться в рубашку отвернувшегося Яшамару, чтобы забыть это. На душе почему-то горько, а кончик языка как никогда ощущает эту чужеродную остроту в сердце. Представляла я определенно не этого, ни в мечтах, ни в реальности… — Мицу, ты в порядке? — взволнованный детский голосок неприятно резанул по ушам, заставляя меня поморщиться еще сильнее. С виду сузившиеся темные глаза будущего масочника смотрят до нелепости трогательно, из-за чего губы сами собой тянутся в тонкую улыбку, выражая мое отношение к неожиданной заботе. Удивление или каких-либо ярких эмоций я не испытывала, разве что внутренняя радость, что свободно и юрко с удовольствием растекалась по всему телу. В сознании начал крутиться затрудненный и очень интересный на тот момент вопрос. — Канкуро… -- обреченный, полный уверенности в бестолковости собственного брата, голос слышался приглушенно, несмотря на то, что их обладательница находилась прямо здесь. Сердце все не уставало пархать бабочкой, принося мне еще больше счастья и радости от нахождения со своей такой заветной и в тоже время далекой мечтой. Словно сказка ожившая со старых страниц потрепанной книжки. Невозможно, но мне нравиться. Что тут сказать? Маленькой, порядком избалованной вертихвостке по имени Мицуро повезло иметь семью, о которой я могла разве, что грезить днями и ночами да молиться пред рассветом. Безумно повезло. Это вызвало тонкую злость и темную зависть. Неприметная, глиняная ваза в углу комода была замечена только под утро, лилии имели робкий и крайне осторожный запах для цветка. А я еще и гадала, почему Яшамару так неловко улыбался стоило ему лишь глянуть назад. Вопрос, что остался без ответа, мучал до сих пор. Ни в воспоминаниях, ни возле окон я так и не увидела так желанного сердцу персонажа, что очевидно заставляло недовольно хмуриться.