Иди... ллия

Я сидел в кресле, время от времени трогая длинный шрам на груди. Даже странно, почему он болит именно в июне? Между пятым и седьмым числом я готов был на стену влезть, настолько мне припекал этот след, он разом чесался и не давал к себе прикоснуться. Сегодня было еще четвертое, так что эту ночь я еще мог провести в относительном покое. Самым обидным было то, что я совершенно не помнил, как именно я его получил, при каких обстоятельствах. Вообще, о том, что случилось три года назад, я имел весьма смутное представление. Кажется, мы поехали за город, в родительский дом, решив устроить вечеринку. По какому поводу? Не знаю. Мои воспоминания начинаются с момента белого потолка палаты, боли в груди и заплаканных глаз матери. — Они все погибли, Арти. Хорошо, что ты очнулся. Пять тел, шестой умудрился выжить. Наверное, меня можно было даже назвать везунчиком, если бы не то обстоятельство, что мои друзья мертвы, теперь я на пляж не могу выйти толком, даже летом вынужден носить рубашки с длинным рукавом, и из моей памяти начисто выбит год жизни, как раз тот, в котором я получил этот шрам. Помню Рождество две тысячи одиннадцатого, помню его первую половину, дальше провал. С июня две тысячи двенадцатого до июня две тысячи тринадцатого о своей жизни я не имею ни малейшего представления. Кого ни спрашивал, говорят, что я себя странно вел, ни с кем не хотел общаться, все время уверял, что нашел личную жизнь, с которой скоро всех познакомлю. Вот и познакомил… Надеюсь только, это не моя личная жизнь уделала всю комнату кровью. Полиция меня долго допрашивала, наконец, поймали какого-то психа с топором и все успокоились. То, что лезвием топора такую длинную рану не нанести, все предпочли умолчать. А я? Что я? Я вообще не хочу вспоминать о той ночи. Мне хватает и странных снов, которые я не запоминаю, но после которых просыпаюсь с немалым трудом. Потому что там хорошо, там со мной рядом кто-то есть, кого я не хочу отпускать. Но я ничего не помню по пробуждении. Это самое обидное, наверное. И было еще кое-что. Зеркало. Огромное зеркало в мой рост в резной деревянной раме. Оно было пустым. В смысле, рама была, а зеркала в ней уже не наблюдалось. И осколков на полу тоже не было. Наверное, это обстоятельство меня напугало сильнее всего — какому психу надо вытаскивать и уносить тяжеленное зеркало? — А вдруг оно пришло как раз из зеркала? — сказала как-то мне Нэнси, моя сестра. И ее слова так на меня подействовали, что я выкинул из квартиры все зеркала. И вообще, каждый раз, когда я видел их, меня охватывала странная паника, я начинал задыхаться, орать, закатывать глаза. С витринами, кстати, не срабатывает, проверял. С карманными зеркальцами вроде бы тоже. В общем, чем больше зеркало, тем мне хуже. Но выяснять опытным путем, какие размеры зеркал для меня приемлемы, я не хочу. Нэнси меня успокаивать не спешила, только загадочно ухмылялась каждый раз. До сих пор уверен: она что-то знает, но не рассказывает. Потрясти ее, что ли? Так она секреты хранить умеет на ура, ей по должности положено. Моя дорогая младшая сестра работает в государственной структуре, где на всякий случай в секрете держат даже расположение служебных туалетов. В общем, из Нэнси вытаскивать информацию бесполезно. Шрам снова зачесался, я принялся ожесточенно его тереть массажной щеткой. Он никогда не кровоточил, только краснел под почесыванием и зудел еще больше. Но терпеть это у меня никаких сил не было. Не помогали крема, припарки, холодная вода, бинтование, таблетки. Боль и чесотка, яростная чесотка и дикая боль. Дверной звонок залился переливчатой мелодией. Я поплелся открывать, надеясь, что там какой-нибудь убийца с пилой, который отрежет мне руки, чтобы я не чесался. Лучше б это был убийца с пилой — на пороге стояла Нэнси. — Привет, братец, — она улыбнулась мне так радушно, что я приуныл. Так она улыбалась только в двух случаях: первый — она улетает невесть куда, неизвестно насколько, не скажет, зачем. Второй — она что-то задумала относительно меня, например, выбрить на моей голове ирокез, покрасить его в ядовито-синий цвет и повести меня на концерт классической музыки. В общем, если сестра улыбалась, это сулило грандиозные неприятности, плохие новости и прочее. — И что ты опять задумала? — Мы с тобой сейчас кое-куда поедем. — Куда это? — Тебе не понравится. Одевайся. Я попытался было возражать, но безуспешно. Нэнси заявила, что если я сейчас не оденусь, то она сама возьмет в шкафу мою одежду и вытащит меня наружу, а одеваться мне придется в машине. Пришлось срочно натягивать джинсы, чистую футболку и носки. И то, второй надевать пришлось под ее шипение. — Дай хоть обуться, тиран! — взмолился я. Хорошо, что мои кроссовки достаточно легко натягиваются, зашнуровать можно и потом. — Все, садись, пристегивайся. Водит Нэнси машину так, что после поездки с ней я на американских горках хихикаю, как умалишенный, не понимая, чего это другие так боятся, подумаешь, вагончики вверх-вниз ездят. А уж на переднем пассажирском, когда все вокруг сливается в одну сплошную размытую полосу, а в полуметре от моего носа то и дело пролетает бок тяжелого грузовика — хорошо, что я платиновый блондин, даже если и поседею, будет не видно. Куда мы летим, я понял слишком поздно, когда машина пошла юзом после вжатого тормоза, развернулась боком аккурат к крыльцу. Тот самый загородный дом. — Вылезай, приехали. — Ты же меня тут не оставишь одного? — запаниковал я. — Нет, конечно. Нэнси выбралась из машины, заперла ее и направилась к дому первая. Я внимательно осмотрел окна. Нет, никто не смотрит, никакие смутные тени не мелькают и вообще, никакой холодок по спине не бегает. Да, немного неприятно, но не более. — А зачем мы сюда приехали? — Должен же ты сюда вернуться хоть когда-то? Может, память пробудится. Она открыла дверь. Вошла, я последовал за ней. По рукам пробежала дрожь, шрам заныл. Я сглотнул и посмотрел на лестницу, ведущую наверх, там, на втором этаже есть подъем на чердак. Где это все и случилось. Всегда любил чердак, он мне казался таким таинственным, полным загадок. Вот и допрыгался, там моих друзей и перебили всех до единого. Почему мы пошли именно на чердак — я, разумеется, не помню. — Может, хоть на кухню зайдем? — заикнулся я. — Попью воды. — Сперва на чердак. И тут над нашими головами раздались шаги, которые направлялись аккурат к лестнице. Я похолодел. Нэнси приложила палец к губам, толкнула меня под лестницу, нырнула туда же сама. Шаги все приближались, прозвучали над нашими головами, остановились. Нэнси откинула полу пиджака, расстегнула кобуру. Я постарался стать незаметным и маленьким, как мышонок. Нэн вылетела из укрытия как стрела, раздался вскрик и ее голос: — Что за черт? Что ты тут делаешь, па? Я выбрался из укрытия. Отец стоял, подняв руки, в лоб ему упирался пистолет. — Привет, — сказал он, усмехнулся. — Па, — я обрадовался было, но Нэнси остановила меня жестом руки. — Ты чего? — удивился я. — Па, а как ты тут оказался? — обманчиво ласково поинтересовалась она. — Машины-то нет. — Я все объясню, милая леди, — сказал он каким-то чужим голосом. Его облик потек, меняясь, я стоял, замерев, Нэнси, казалось, этому ничуть не удивилась, пистолет, правда, убрала. А потом я его узнал. Или не узнал. Но мне этот парень показался каким-то знакомым, хотя выглядел он не так, как люди, к которым я привык. Начать с того, что у него изо лба росли рога, маленькие, правда, загнутые назад рожки, тонкие, явно никакой функции, кроме декоративной, не несущие. Еще у него были серебряные глаза. И я очень надеялся, что на нем плащ, а не сложенные крылья. — Нэн, ущипни меня, — пискляво сказал я. — Я опять сплю. Сестра меня сразу же ухватила повыше локтя, выкрутила кожу, я взвыл, принялся тереть пострадавшее место. Рогатый никуда при этом не девался, терпеливо ждал. — Наверное, мне надо представиться заново? — полувопросительно сказал он, глядя на меня. Его взгляды мне не понравились, виноватые какие-то. Надеюсь, это не ему я обязан шрамом. А то даже не посмотрю, что он демон или что-то такое, отобью все рога. — Представляйся, — разрешил я. — Анаир. — Джеймс, — я решил вспомнить про вежливость. Нэнси, что самое интересное, этому Анаиру не представилась. — Это твой друг, вумен-ин-блэк? — я решил все прояснить. Кто их знает, там, где она работает, такие экземпляры, может, стаями шастают. — Нет, твой, — она спокойно стала удаляться в сторону кухни. Я помчался за ней, не желая оставаться в компании этого чудика-перевертыша. Шрам, что самое странное, чесаться перестал. — А объяснить, что тут происходит, ты не хочешь, случаем? Сестра налила себе воды, устроилась за столом. — Пусть он объясняет, это он тут все учудил. — Не все. И Джея я спас, — возразил Анаир. — Ладно. Я — маг. Из другого мира. У меня что-то заныло в висках, потом мир стал раскачиваться. Вернула ему ясность и четкость Нэнси своей недопитой водой, выплеснутой мне в лицо. — Я не учел, что надо было закрыть за собой дверь. У вас настолько слабый магически мир, что я даже не подумал о том, что кто-то может явиться вслед за мной. Потом было слишком поздно, мне оставалось только увести их за собой. И запечатать портал. Со своей стороны. — А теперь с самого начала, — потребовал я. — Ну, однажды из ничего появился мир… — Анаир опасливо покосился на Нэнси и благоразумно заткнулся: сестра как раз наливала воду из тяжеленного кувшина-фильтра. — Я маг-исследователь, все время в лаборатории. Личной жизни никакой. Однажды ради любопытства я решил использовать заклинание поиска пары. Им никто не пользуется, оно громоздкое, сложное, да и срабатывать перестало уже давно, когда магические плетения изменились. Но зеркало засветилось, показав тебя. Я с вожделением посмотрел на кувшин, Анаир зачастил. — Я за тобой наблюдал несколько месяцев, потом решил показаться. Так мы и познакомились. Двусторонний портал мне позволил выходить к тебе. Мы год встречались. Потом ты решил познакомить меня со своими друзьями… Но я не подумал, что из портала могу выйти не только я, в нашем мире магия охраняет их так, чтобы враждебные существа не смогли проникнуть вслед за магом. Но портал между мирами не обладает такой защитой. И две гарпии выбрались наружу. Я слишком поздно подоспел, твоих друзей было не спасти, а ты умирал. Я отдал тебе всю свою силу. Но я не мог больше здесь оставаться, а когда маг без силы проходит через портал, он рушит его. — Зеркало, — сообразил я. — Вот почему не было осколков. — Я восстанавливал силу, пытался снова тебя найти. Но не мог, тебя не было ни в одном зеркале. Тогда я решил попытаться найти хотя бы кого-то из твоей семьи, надеялся, что смогу наладить контакт с ними. — И в зеркале нашлась я, — Нэнси поставила стакан на стол. — В зеркале примерочной магазина нижнего белья. Анаир почему-то опасливо потрогал глаз. Я примерно догадывался, как может отреагировать Нэнси, когда перед ней в зеркале появляется рогатый парень, до которого можно дотянуться ногой. — В общем, твоя сестра помогла мне выбраться. И пообещала привезти тебя сюда, чтобы мы поговорили. — А вернуть мне память ты сможешь? Анаир подошел ко мне вплотную, сгреб в охапку и принялся целовать. Память пока что не вернулась, но было здорово. Я прикрыл глаза, наслаждаясь, в мозгу замелькали какие-то смутные образы и картинки, постепенно складываясь в даты, словно кто-то листал в обратную сторону календарь. Чем дольше длился поцелуй, тем больше я вспоминал все: от первой встречи до последнего дня, когда на меня внезапно обрушилась вонючая клекочущая тварь, распахала мне грудь и живот. — И никогда больше не смей уходить! — я стукнул Анаира в плечо. — И рога свои идиотские спили! — Я за эту модификацию три тысячи отдал! — Да мне плевать. Спиливай! — Идиллия, — вполголоса прокомментировала Нэнси, удаляясь из кухни. Во всяком случае, надеюсь, что она сказала именно "идиллия", а не "идиоты".