— Я так скучал по тебе! — Юрий целует брата в щеку, крепко-крепко обнимая. Блондин легко миновал некрутую лестницу и буквально упал в объятья старшего, глупо запнувшись о свою же ногу. Юри неловко улыбается, отпуская не такой тяжелый чемодан. Парень обнимает повисшего на нем блондина в ответ, приподнимая от пола. — Юри-и! — юноша старается ухватиться за его пояс ногами, но из-за пальто ножки соскальзывают. — Ты так быстро растешь, — Кацуки хихикает и тискает его, прикрыв глаза. Брюнет гладит брата по голове и отпускает, поправляя пальто. — Ну, что, пустишь? — японец погладил Юру по угловатым и худым плечам. И не выдержав, заворчал, словно кот, и точно также сгреб его обратно в охапку, издавая странные умиленные звуки. Он искренне скучал!
***
Юре было тринадцать, когда Юри уехал учится в Детройт. Далекая Америка сразу же стала ужаснейшей страной на свете, но недолюбливал он эту страну молча. Просто, мама с папой вряд ли бы отнеслись к этому серьезно, а светящегося радостью от приглашения на учебу Юри мог бы расстроиться. Юре не хотелось его расстраивать — уж больно редко брат радовался так сильно, так ярко и так неприкрыто по-детски, со всей искренностью. Блондин с детства любил Юри немного больше, чем кого-либо еще. В его воспоминаниях не так много четких, «достоверных» картинок, но фотографии, видеокассеты и рассказы мамы все же проясняют даже мутные куски прошлого. Мама не раз говорила, что причесываться Юрий сам отказывался, а маму не подпускал: та дергала да затягивала косички на ночь так сильно, что потом болела голова! Тогда мальчишке было без малого четыре года, и волосы были до плеч, как у девочек. К слову, родители особо не обращали внимание на длину волос — если ребенку нравится, стоит ли насильно стричь, тем более, что они не доставляют проблем? Ну, почти: вечерние процедуры сразу же сопровождались громкими истериками, и Юра изо всех сил старался выпутаться из рук мамы, или же выбить расческу-дергалку. Наверное, многие помнят пластиковые расчески с колючими зубьями. Они действительно напоминают не массажную расческу, а просто щетку. Иногда Юру брали хитростью, но упадок сил Евгении, его матери, сказывался и на психическом здоровье — недомогание усиливалось, ведь свои первые роды она перенесла очень трудно. Юрий… Юрий, наверное, уже не родившись казался ей каким-то трудным ребенком, пусть и говорит она это с легкой улыбкой, не стремясь обидеть или обвинить, ибо на помощь всегда шел Юри. Она не смогла заменить ему маму, но он подружились. Юри часто обращается к ней на «ты», пусть и зовя ее полным именем. То ли привыкнув, что у нее под рукой всегда есть Юри, что очень ждал появление брата, то ли скатываясь в естественную для женщин депрессию она доверяла ему немного больше, чем даже супругу. Тошия не очень любил совсем маленьких детей, и повозиться с Юрой ему было сложно, так что отцовского внимания в детстве было не так много, да и перепадало оно обычно Юри, чтобы тот не чувствовал себя обделенным. Юри без труда причесывал Юру даже тогда, когда на его голове был глуповатый «горшок», а челка падала на глаза. Тот сам шел к нему — взяв гребень, детский в окраске тигра, он нелепой походке шел к брату и уперто требовал своего. А Юри не отказывал, да и как отказать? Лишь сажал себе на колени и принимался вычесывать те «узлы», что Юрий невесть как отлежал и заработал в процессе беготни от мамы. Юре казалось, что Юри не делал больно: то ли титаническое терпение брата давило Юрия раньше, чем он успевал ощутить легкую боль, то ли Юри слишком хорошо убеждал его в том, что «не больно». Хотя, иногда бывало очень неприятно от этой пытки и Юрий вот-вот хотел бы расплакаться, но Юри целовал его в макушку и убирал руки, давая тому возможность слезть. Этим, конечно же, Юра не пользовался. Лишь запрокидывал голову назад и тыкал себе пальцем в лоб, намекая на еще один поцелуй. Мальчики становились старше, и вопреки лазурным представлениям родителей, внезапно стали ссориться. Чем такое было обусловлено — непонятно, ибо даже в книгах найти ответа было будто нереально! Юрию восемь, Юри — шестнадцать, и парень слишком много сидел за своими «ненужными экзаменами», совсем переставая уделять младшему внимание, что было просто необходимо. Наверное, подобное поймут братья и сестры — когда тебе нужно чтобы это сделал, или сделала, непременно старший брат или сестра, а не мама с папой. Когда тебе принципиально необходима яичница не от мамы или папы. Юрий приносил много проблем в тот период и правда мешал: Юри нервничал, очень переживал за свою успеваемость и все чаще выгонял блондина, чаще одергивал, даже «смел» ставить в угол! Их привычные еще с детства «минуты вместе» исчезли — так Юри называл время перед сном, когда впечатлительный Юрий не мог уснуть, и Юри приходилось успокаивать его чем-то монотонным. Чтением или выдумкой на ходу — неважно. Это работало, и вскоре сказки на ночь стали заменяться разговорами, и почти на все вопросы Юри находил ответ. Даже на детский вопрос — «Почему небо голубое?» Юри отвечал также по-детски, но очень убедительно — «Потому что небо это море, по которому плывут облака». Это продолжалось с год — во время каникул, что наступили после сдачи переводного теста, Юри долго не мог прийти в себя. Психологи часто зовут это «эмоциональным перенапряжением» — абсолютно здоровый юноша внезапно стал температурить, потерял аппетит и плохо спал, если вообще ему удавалось это сделать. Евгения старалась заботиться о подростке: они часто сидели в кухне вдвоем, пили ромашковый чай и раскрашивали спорно помогающие антистресс-картинки, попутно обмениваясь какими-то случаями из жизни, порою просто философствуя. Юри старался расслабляться, но надолго это не работало: он по натуре интроверт, и иногда ему необходимо было быть только с самим собой, ну и может быть, с кем-то «избранным». Просто молчать. Не смея произнести ни слова. Как ни странно, Юрий убеждал в этом маму — перестать тянуть из Юри слова, перестать его трясти, но кто послушает мальчика девяти лет? «Ты еще маленький, — повторял Тошия, снисходительно гладя его по голове, — а Юри взрослый, мы можем ему помочь.» Это автоматическое «списание со счетов» выводило и без того взрывного Юру из себя! Юра сперва молчал, стараясь переваривать эту агрессию в себе, но иногда не выдерживал и говорил, что «кроме меня Юри здесь никто не знает!» И в принципе, так и было: Юри не был близок ни с Тошией, ни с Евгенией, хотя их отношения были хорошими, даже очень теплые и семейные. Но этот барьер меж ними так и не упал окончательно: они с отцом трудно пережили смерть мамы, трудно сходились друг с другом будто заново, трудно было привыкнуть к новому члену семьи, к мачехе. В отчаянии мужчина позволял себе говорить, что если бы Юри вел себя достойно, если бы не вел себя так «по-больному», — перестал бы делать все те вещи в пять лет, что обычно и делают пятилетние дети — то быть может, Хироко была бы жива. Она бы не рассорилась с супругом, не ушла бы к матери за советом, где и случился инцидент. На то время прошло целых одиннадцать лет, но… Стоит следить за тем, что произносишь в гибкий детский мозг. Когда родился Юрий, Юри сперва боялся его. Боялся, что тоже причинит ему вред, но Евгения позволяла не только наблюдать, но и трогать, проявлять интерес. Взаимодействовать: с возрастом этого становилось больше, связь укреплялась простыми играми, простым временем вместе. Даже в какой-то мере ссорами, коих особо-то и не было. Юри стал воспринимать Юрия едва ли не как своего собственного ребенка, слишком трепетно к нему относясь и неприкрыто ревнуя, когда папа или мама «переманивали» мальчика на свою сторону. Юрий был и наверное останется самым близким человеком для брюнета, тем, кто понимал его даже в таком детском возрасте. Стыдно, наверное, быть подростком и немного зависеть от младшего брата-школьника, но иногда так хочется, чтобы его понимали с полуслова. То, что казалось взрослым панацеей от этого «периода восстановления» Юри, действовало не так хорошо, как могло бы. Юрию казалось, что брату становится все хуже, и неспокойный мальчишка решил не уговаривать маму перестать так делать, тянуть к себе, а просто. Просто действовать: она сама говорила, что если чего-то хочется, то стоит прикладывать все усилия, чтобы это стало твоим. Ну, или явью: Юрий точно не помнит ее фразу, но это смысл — «встань и сделай» — он впитал будто губка. После отбоя Юрий не спал: папа обычно двери не закрывает, и мальчишка легко вышел из комнаты и прошел к гостиную, минуя его кабинет. Он раздражался, когда Юрий нарушал режим. Мальчишка в забавной пижаме с тигриным принтом уверенно вошел в кухню, где Юри лениво шкрябал цветной ручкой бумагу, и легко стукнул по столу. Оба взрослых дернулись, обращая внимание на него, смотря с неким удивлением. — Разве ты не должен спать, Юра? — мать склонила к плечу голову, оставив карандаш. — Ты идешь со мной. — даже грубовато сказал мальчик, дергая брата за рукав. — Вставай и пошли. Уже поздно. Спать. — Юрий, я… — Юри поджал губы, стараясь для мамы выглядеть серьезно, но этот жест Юрия одновременно и как-то успокоил его, и даже умилил. Тот о нем заботился! Приятно. -…устал и хочу спать. — якобы закончив за него фразу, блондин наглейшим образом шлепнул его по бедру. — Вставай, кому сказал! — «злой» Юрий был слишком милым из-за несколько кукольно-девичьего лица, и агрессивничать в ответ мало кто мог. В частности, у Юри не получалось. Кивнув маме, мол, «все нормально», Юри последовал за братом. Вышел из кухни, миновал вместе с ним кабинет отца и поднял на руки, сразу как дверь в комнату старшего закрылась. — Я принес тебе еще вчера свой ночник со звездочками. — Юрий погладил брата по голове, как это обычно делала мама, и нехотя слез с его рук, включая простенький ночник. Обычная вещица из IKEA стоила копейки, а светила ярко и долго: на улице уже было темно, но чтобы фонари не раздражали и не проникали в помещение, Юри опускает жалюзи, наблюдает за тем, с каким важным видом Юрий включает ночник. — Но сегодня увидел, что ты его даже не включал, поэтому принес обратно. И тебя позвал. — Чтобы я на него посмотрел? — Юри потер нос и присел на низенькую детскую постель. Она была довольно широкая, но «коротковата» — даже довольно невысокий Юри, всего-то метр семьдесят три, — сгибал колени посильнее, чтобы ноги просто не свисали. Он ведь не так миниатюрен, как Юрий. — Да. Звездочки приносят радость и счастье. А тебе оно нужно, — Юра ставит ночник на прикроватную тумбочку, что тоже была невысокой и служила больше как малый гардероб, и давит брату на плечи. — Ложись. Сейчас они будут плавать по стенкам, — блондин хмыкнул и лег рядом, обняв Юри ножкой за пояс. Он примостил голову на руке брата, что молча уставился в стену — когда ночник «разгорелся», по стенам действительно поплыли звездочки и множество лун. — Спасибо, — брюнет улыбается, устало и вымученно. Очки он снял, оставив их рядом с ночником, и глубоко вздохнул. Не нужны ему были эти раскраски и философские суждения на извечные темы. Нужен был лишь плед, которым Юра сейчас пытался укрыть «слишком огромного» брата, эти детские звездочки на стенах и размеренное, минут через двадцать, сопение в ухо.***
Родственная близость, как правило, достигается путем боли и радости. Близость — ничто иное, как постоянная боль и постоянное страдание. Мамы страдают от волнения, от переживания за своих детей, что задерживаются с прогулки, болеют, терпят переходный возраст, получают «неуды» в табели; дети страдают от ссор мамы и папы, страдают от собственных решений, что расстраивают маму и папу, страдают от того, что часто в переходном возрасте отвергают их протянутые руки; отцы страдают от собственных убеждений — он защитник, добытчик, стена, за которой ребенок и хрупкая жена могут спрятаться даже при самом сильном шторме, страдают от того, что когда оступаются — не со зла, но отвергают, не со зла оскорбляют, больно кусают обеспокоенных близких. Все полученные раны, все кровоточащие дыры заживают дольше. Дольше, покалывающе, словно иглой или тату-машинкой. Заживают словами прощения, искренности, любви, сожаления и раскаяния. Словами признаний, честности, нитями поддержки и узлами поступков. Больнее, и в то же время счастливее сделают только самые близкие. Тем, кому легко доверить сердце и разум. В переходный возраст Юрию это сделать сложнее. Любовь матери и уважение отца подкупают, заставляют перевести дух и только потом выйти из комнаты, чтобы снова не укусить отца за его «излишнюю занятость», не ударить маму вечным «ты меня достала!» и «перестань меня опекать!», что провоцировали не только чужие, но и собственные чернильные слезы. Он чувствует за своей спиной крупные родительские ладони, но между лопаток, в месте, куда если воткнуть длинное копье, непременно заденешь сердце, не хватало еще одной. Чуть смуглее своей, чуть больше и с всегда аккуратными ногтями. Когда Юри уехал, Юра ощутил пустоту. Когда с глаз сошла пелена собственных чувств, от обиды до радости, и когда атмосфера в доме пережила исчезновение еще одного основания, Юра ощутил, что тут пусто. Родители работали с восьми до шести, в то время как занятия Юрия кончались в три: оставаясь на считанные часы один с большом доме, казалось, что чего-то тут нет. Не мамы и папы — из запах, их вещи, их, кхм, продукты и личные вещи были на месте. В воздухе витала эта непонятная дымка присутствия. Не было Юри. С возрастом их отношения немного видоизменились, и стали теснее: когда Юра в первый раз выиграл олимпиаду по математике, он отправил первую же смс-ку Юри. Когда Юра получил первую четверку среди троек по естествознанию, что давалось ему не так просто, Юри узнал об этом первый. Когда Юре приглянулась одноклассница, симпатичная, но пищащая Мэри, Юри узнал об это первый. Мама и папа уходили на второй план, пусть и оставались очень близко в сердце. И как бы они не старались, заполнить собою пустоту, закрыть своими руками эту «дырку» — у них не получалось. То у них разнились взгляды от «мала до велика», то у них совсем не совпадали интересы. То поговорить не получалось из-за занятости, из-за обстоятельств. Что-то всегда останавливало, как-то рушило начальные потуги к новому шагу. И рушил, скорее всего, их сам Юрий, просто не понимающий, как на место Юри он внезапно поставит маму, или папу, которых тоже очень любил. Мама посоветовала сблизиться с каким-то другом, которому Юра доверяет больше всего. И он бы сблизился, если бы этот друг не жил сейчас в Детройте. Нет, и здесь, в Ванкувере у него тоже есть друзья — например, он хорошо общается пусть и с самодовольным, но добрым Жаном и его девчонкой, Беллой. У него неплохие отношения с флегматично-веселыми братьями Чхве из Южной Кореи, что приезжают сюда на учебу дважды в год на месяц. Неплохим другом кажется еще и Отабек, но Юра со скепсисом относится к его влюбленности в Милу — странную рыжую девчонку из параллельного класса. Как же так — окруженный людьми и все равно чувствующий пустоту?***
— Я уже хочу домой, — взвыл Пхичит, потирая нос. Он переворачивается на другой бок, подпирая голову скрученным одеялом. Парень смотрит на соседа по комнате, что лениво листает страницы учебника. — Юри? А ты не хочешь домой? — Хочу. — односложно отвечает брюнет, даже не поднимая глаз от книги. — Но я стараюсь об этом не думать. Иначе буду лежать и выть, как ты. А выть, на самом деле, хотелось. Несмотря на то, что учеба в Университете Уэйна* является едва ли не манной божьей, иногда Юри это тяготило. Конечно, не в смысле финансов и чего-то иного материального — парню крупно повезло, и он просто прошел по очень либеральной программе поддержки иностранных студентов, благодаря которой он платит ровно столько же, сколько и местные студенты. Ну, не он, а его семья, но все же… Груз ответственности не ломал чужие плечи — лишь сердце дергалось каждый раз, когда скука и тоска изводила уставшего от учебы парня. В первые месяцы было не менее трудно — еще не отвыкший от того, что он далеко от своей семьи Юри частенько списывался с братом через социальные сети, нередко они даже говорили до самого детройтского утра, и Юри едва не спал на парах. Ну, а потом полегчало — шумный Пхичит, сын иммигрантов, способностями конечно был силен, но притом парень был легкомысленным и каким-то даже незаинтересованным в учебе. Юри было странно видеть подобного человека, но даже несмотря на такую несовместимость, они, по крайней мере, не дерутся. Пхичит один из немногих знакомых в университете знает о глубокой привязанности японца к семье. Сперва тот находил это чем-то странным, так как в принципе Пхичит довольно автономен, а потом даже посочувствовал. Ему было непросто расставаться, разве что, с домашними питомцами, что также были близки его сердцу, как Юри близком его «мелкий». Конечно, Юри зовет Юру «мелким» только в разговоре с кем-то, и то, пока блондин не слышит: тот обычно сразу бесится и словно стараясь, показывает, что явно уже вырос из этого «мелкого» возраста. Юри объяснял свою тоску другу просто — «непривычно». Практически все время они с братом были вместе, а теперь даже часовые пояса разнятся! Хотя, впрочем, в этом нет ничего страшного: по утрам, когда Юри уходит на пары, младший все равно видит уже десятый сон, и тревожить им друг друга уже не нужно. Не получилось бы, кхм. Впрочем, желание поскорее оказаться дома неплохо сказывалось на успеваемости Юри. Он старался учиться без хвостов, и сдавать все вовремя, чтобы просто не терять один-два дня каникул, и провести дома побольше времени. Рождественские каникулы для Юри будут длиться едва ли не целый месяц, просто потому что пересдавать экзамены ему не нужно. Пхичит относился к этому немного скептично, и даже, наверное, не верил, что такое простое стремление к дому может спровоцировать такой резкий скачок отметок в табеле. И в принципе, нет ничего «такого», что первокурсник яростно желает вернуться домой хотя бы на недельку-другую. Тем более, что Юри и без того проводил там не так много времени: после школы он поступил в негосударственный колледж, и наверное, больше для оправдания ожиданий отца, и учиться там приходилось усерднее, хотя и стимула большого не было. Заветное письмо с Детройта Юри не ждал, хотя в последний «канадский» год парень учился много усерднее, чем раньше: его колледж подписал какой-то-там важный контракт по переводу, который гласил о снижении цены на обучение студентов этого колледжа там, в Детройте, даже если те предпочтут иную специальность. Собственно, это и была та самая «либеральная программа для того-то-то». Конечно, и там есть свои подводные камни, о которых Юри узнал очень поздно, что поделать. Несмотря на то, что Юри пригласили как довольно способного студента юридического, он предпочел уйти в более точные науки, в которых юноша был чуть лучше, нежели в гуманитарных. Это, наверное, немного парадоксально, но несмотря на школьные олимпиады, Юрий неплохо так «плавает» в точных, нежели в гуманитарных. Кажется, брюнет слишком часто вспоминает светловолосое недоразумение.***
Сейчас середина ноября, и многие старшие курсы уже начали сдавать экзамены. Преподаватели, едва ли уставшие с первого полугодия учебы, еще были в светлом разуме, и поэтому сдать некоторые предметы представлялось слишком простой задачей. Юри пересекался с Дэнни, девушкой с последнего курса его факультета, и та поделилась с ним «настроением» некоторых преподавателей, что вообще упростило Юри существование. Необходимость ежемесячного посыла денег была совсем мала: его семья вполне хорошо тянула платную учебу, но притом склонный к некому накоплению Юри практически не тратил денег. Как-то, было не на что, так как все что нужно у него есть, и как-то не на кого: привыкший все же делиться, он был в легком замешательстве, когда так делать не пришлось снова. «Синдром старшего брата», — говорил Пхичит, когда Юри очевидно мешкался у прилавка. Поэтому, на его карточке лежит определенная сумма, которой он планирует располагать как минимум до конца каникул. Тем более, приехать домой без хоть какого-то подарка, или сувенира, не позволяла совесть и какое-то желание оставить дома хоть что-то от «себя». Фотографии, что висят на первом этаже их небольшого дома, не в счет. Все же, это что-то другое. …Сдача первого экзамена прошла легко и для Пхичита с Доминикой, их одногруппницы, что часто можно увидеть рядом с тайцем, и для Юри. Кацуки давно понял очевидную заинтересованность девушки в нем, но Пхичиту, видимо, хомяк в глаз попал, совсем ослепив к вниманию других. — До Рождества еще почти месяц, — говорит рыжая, потирая чуть вздернутый нос. Юри хмыкает и поправляет шарф, что Юра прислал ему пару недель назад. Пхичит ведь шутил, что была бы воля самого Кацуки — он бы в нем даже мылся, лишь бы не снимать. — Зачем тебе идти сейчас за подарками? Даже сезон не начался. — Именно, — кивает Юри и сунув в карманы руки. — Я не хочу покупать «рождественский подарок». Точнее, он будет как раз таки на Рождество, но без каких-то его признаков. Да. — Он хочет, чтобы подарок напоминал о нем, а не о Рождестве. — упростил мысль Пхичит, усмехнувшись. В принципе, он сам так поступал — какой смысл на Рождество дарить что-то Рождественское, прямо очень? Ведь потом эту вещицу как раз и вытаскивают только на Рождество… — Это мило, — констатировала факт девушка, улыбнувшись. — А ты придумал, что хочешь поискать? — Что-то кошачье. — односложно ответил брюнет, чуть зажмурившись. Несмотря на то, что в Детройте было особо-то не холодно, и при желании можно было б надеть обычный кардиган или свитер, ветер был неимоверный. — М-м… Но это только ориентировочно. Я правда не придумал, что именно кошачье я хочу, — Кацуки неловко хихикнул, понимая, что этот поход теперь растянется на целый день…***
Юри действительно провозился с подарком больше трех часов, остановившись на интересного вида ночнике. Кошачий ночник представлял собою «контур» кота, в котором была светодиодная лента, работающая от пультика и батареек. Доминике очень понравился такой котик, и поэтому вместе с Юри она взяла себе такой же — только не классический черный, а серовато-серебристый. — У-у-у. Я тоже хочу себе такого старшего брата, — Доминика вздохнула, подпирая голову рукой. Рядом с Юри стоит подарочная коробка, где лежал ночник и несколько мелких предметов-безделушек. Кацуки отпивает кофе, чуть улыбаясь. — У тебя их вроде вообще три, — скептично говорит Пхичит, делая очередную фотографию в инстаграмм. — Совсем что ли не дружите? — парень не очень разбирался в семейных отношениях такого плана, так как опыта не так много. — Иногда мне кажется, что Зак меня вообще ненавидит, — Ника закатила глаза, вспоминая брата-близнеца, что старше всего на тринадцать минут! — И ведет себя как пуп земли… — Помню, как Евгения беспокоилась, что мы с Юрой не сможем поладить, — задумчиво протянул Юри, вспоминая эти опасения мачехи. Да и чего греха таить — заметно нервничал и отец. — А теперь я беспокоюсь о нем как о своем сыне, — иронично хохотнул брюнет. Он действительно очень привязан к брату, тем более, что они друг другу отчего-то доверяют многие вещи, которые вслух неловко произносить! — Это же круто-о, — вздохнула Ника и улыбнулась, когда официант таки принес ее молочный коктейль. — А у вас есть совместные фотки? Ну хотя бы одна? Это нечестно, Пхичиту ты показывал, а мне — нет! — Я сам посмотрел, — Чуланонт улыбнулся, как-то горделиво. — У Юри на обойке в телефоне стоит их фотка, — кратко сказал парень и внезапно «взорвался» смехом. Ника ловко схватила чужой телефон, — Юри сотню раз говорил себе, что оставлять его на столе опасно, с такими друзьями-то! — и кое-как, правда, разблокировала. Девушка искала привычную кнопочку снизу или по бокам, и искренне удивилась, когда нужная ей кнопка оказалась вовсе под камерой сзади. — Ва! — девушка расплывается в улыбке: то ли от правда милой фотографии, то ли от того, что Юри стремительно краснеет, а после — его лицо вовсе окрашивается в какой-то пурпурный. — Очаровательно, — констатирует она, рассматривая обойку. Юри обнимает брата за плечо, в то время как тот показывает жест «мир» обеими руками, улыбаясь. Фото была сделана на телефон Кацуки в последнее совместное лето. Эта фотография всегда согревала, хотя бы просто тем, что тот день действительно был каким-то странным и невероятным на количество впечатлений! — Отдай. — пыхтит Кацуки и отбирает свой телефон, нарочито брезгливо протирая дисплей. Цокнув, девушка беззлобно фыркнула и внезапно переключила свое внимание на Пхичита, что с радостью стал «кусать» ее в ответ колкостями. Юри оставалось лишь наблюдать и тихо удивляться — у него никогда не получалось так остроумно и одновременно колко отвечать на вопросы и задавать их в ответ. И как они еще дружат?***
Юри сам не ожидал от себя такого предложения. И тем более, ответа на него. Несмотря на то, что сердце Доминики — к слову, довольно милой девушки и безмерно харизматичной — принадлежало Пхичиту, их отношения с Юри были неплохи. Очень теплы и крепки, из-за чего их действительно можно принять за пару: Доминика щедра на поцелуи, а Юри охотно тискает девичьи прелести, правда, больше в шутку и вызывая у подруги лишь прилив истеричного смеха. Она-то знала, что Юри не привлекает девичья грудь, и единственное, что в ней для него приятное существует — мягкость и возможность просто «пожамкать». Причем позволяла такое поведение Доминика лишь Юри, жестко отмахиваясь даже от возлюбленного. Мало ли, что в голову стукнет… — А твои родители точно не против? — А ничего, что мы уже едем? Юри пригласил Нику к себе на Рождество спонтанно. В приливе какой-то странной эйфории от последнего, черт возьми, сданного экзамена он готов был творить всякую ерунду и без грамма алкоголя в крови. Кацуки не безгрешен — выпить он вполне мог, разве что, имея четко установленную норму, свою. Возможно, он проникся к Нике неким сочувствием — все же, отношения в ее семье, как известно было Юри, оставляли желать лучшего; с другой же — Ника идеальный щит для отражения атаки отца. Тошия беспокоился за будущее сына, так он называл это дотошное действие, и частенько намекал на «девушку». Отцовскую спешку можно было объяснить его собственным браком, первым, в коем он и «выстругал себя чужими руками». Кацуки в принципе тоже не имел ничего против раннего собственного брака, но как-то не предпринимал попыток к его осуществлению. Да еще и умудрился гулять с мальчиком, что в шутку обещал на нем жениться. В шутку, кхм. Отношения с отцом у Юри неплохие, пусть и немного отдаленные. Он уже взрослый юноша, и стена, которой раньше был его отец и мачеха, стала более тонкой, позволяя Юри самому наращивать чертов кокон. Ну, и к тому же, они находятся далековато друг от друга. — Не обращай внимание на моего отца, — сразу предупредил Нику Юри, хмыкнув. — Хорошо? Девушка кивнула не сразу, как только уловила этот призрачный намек. Когда из мутного автобусного окошечка показались знакомые дома, очень, а вскоре — кровля его собственного, внезапно Юри ощутил прилив волнения. Предвкушения, да. Он прокашлялся, поерзал. Сжал девичью руку, что чуть отрезвляла своей прохладой и хрупковатостью в несуразной лапе японца. — Волнуешься, что ли? — Ника обеспокоенно взглянула на друга. Несмотря на хватку, что терзала ее руку, особой боли не было: ладони у Юри приятные, мягкие и теплые. — Да что-то внезапно стал, — Кацуки вздохнул и сунул руки в карманы, ища ключ. Все равно осталась одна чертова остановка. — Пойдем, вытащим наши вещи. Когда они достали не особо крупные чемоданы, и стали катить их по влажной кладке тротуара, Кацуки нахмурился, чуть приподнимая таким образом очки. Он так делал только в моменты сильного волнения, что несказанно умиляло Нику. Девушка остановилась, уже у почтового ящика, и чуть похлопала Юри по щекам. Парень растерялся, схватив подругу за запястья. Изумленный взгляд японца вскоре стал более осознанным, а Ника зафырчала, резко дернув руки. Все же, хватка у Юри… ну, не нежно-слабая. Когда Юри стал отпирать дверь, неловко мнясь у нее, Ника ткнула его в плечо пальчиком. Страшных длинных ногтей у нее не было, поэтому тычок был не особо ощутим сквозь накинутое пальто. Девушка похлопала его по плечу, как бы, придавая больше уверенности и подгоняя — она была в недлинном платье и колготках. Даже показалось, что через пусть и плотный, но капрон будет видно все ее мурашки и коротенькие отросшие волоски. — Я приехал! — крикнул Юри, не заметив на первом этаже никаких признаков людей. Кацуки даже подумал, что, ну, неужели и правда нет никого встретить? Возможно, могли подзабыть… Но эти мысли легко растворились от невероятно топота со второго этажа. Сердце непроизвольно сжалось, и почему-то хотелось надуть губы. — Я так скучал по тебе! — Юрий целует брата в щеку, крепко-крепко обнимая. Блондин легко миновал некрутую лестницу и буквально упал в объятья старшего, глупо запнувшись о свою же ногу. Юри неловко улыбается, отпуская не такой тяжелый чемодан. Парень обнимает повисшего на нем блондина в ответ, приподнимая от пола. — Юри-и! — юноша старается ухватиться за его пояс ногами, но из-за пальто ножки соскальзывают. — Ты так быстро растешь, — Кацуки хихикает и тискает его, прикрыв глаза. Брюнет гладит брата по голове и отпускает, поправляя пальто. — Ну, что, пустишь? — японец погладил Юру по угловатым и худым плечам. И не выдержав, заворчал, словно кот, и точно также сгреб его обратно в охапку, издавая странные умиленные звуки. Он искренне скучал! — Уже можно? — робко интересуется Доминика, что легко вкатила свой чемодан. Несмотря на то, что у Юри чемодан тоже с колесиками, он предпочел нести его за ручку. — Кто это? — сипло от объятий спросил Юрий, нахмурившись. Он, признаться, даже растерялся — подросток не ожидал кого-то второго. Совсем. Тем более, девушку… — Папа не сказал? — Юри удивленно вскинул брови. — Странно, — Кацуки почесал нос, хмыкая. — Это Доминика. Моя подруга. — парень отступил от брата, снимая с себя пальто и шапку, уголки которой напоминают кошачьи ушки. Тоже, кстати, подарок, только от Юры. Вдогонку к шарфу. — Привет! — здоровается она, скидывая куртку, чтобы была явно не по сезону. — Ты, видимо, Юра, да? Юри много говорил о тебе в дороге, — девушка протягивает руку, кою Юра неловко пожимает. Конечно он обескуражен! И странно, что мама с папой его действительно не предупредили… — Драстье. — прохладно бросает тот, наблюдая за тем, как Юри сперва вешает чужую курточку, а потом бросает девичий шарф не верхнюю полку, к таким же аксессуарам. — Да. Это я. — констатирует Юра ненужный факт, потирая нос рукавом длинного ему пуловера. Длинного потому, что он не совсем его — когда-то он был Юри, но тот каким-то образом слишком быстро забыл о нем. Не понравился, наверное. — Рада познакомиться, — Ника ощутила укол некой недоброжелательности. Юрий смотрит на нее словно на врага, и от этого взгляда у девушки бегут мурашки. — М-м… — Давай я покажу тебе комнату, — почуяв, что брат скорее всего вспыхнет — он как спичка, ей-Богу! — и нагрубит, а потом сам будет чувствовать себя нехорошо, Юри решил поскорее увести Нику в комнату. Не то, чтобы у них была прямо-таки комната. Гостевая спаленка больше годилась для некрупной детской, но обычно гости, остававшиеся там, были довольны крупной кроватью и скромным гардеробом, на котором стоял телевизор с проигрывателем. На всякий случай. — Я тогда поставлю чайник кипятиться, — Юрий почесал щеку, пребывая все еще в некой растерянности и, даже, разочарованной обиде. Хмыкнув, блондин утопал — именно утопал — в кухню, позволяя брату провести гостью в комнату. Ника закивала, как куколка, и засеменила за Юри, но почти сразу выгнав его из спаленки. Девушка хотела переодеться во что-то более теплое — она правда поступила глупо, не надев под куртку даже кофту, оставляя платье с открытыми плечами «без ничего» — и мягкое. Да и ей необходимо было сделать что-то «по-женскому», так что Юри лишь скромно сказал, где находится ванная с уборной, спеша уйти обратно вниз. Юри же испытывал легкое недовольство: он вообще не так представлял себе свой приезд! Он нечасто возвращался на каникулы домой, хотя бы по причине учебы, — не всегда получается закрывать сессию раньше, как было бы удобнее. Странно было то, что отец не предупредил Юрия о том, что он приезжает не один. А Евгения? Неужели она тоже не знает, или просто промолчала? На нее это не похоже… — Я думал, ты приедешь с другом, — хмыкнул Юрий, ставя на стол конфетницу и поднос с испеченными пирожками: все же, он-то ждал брата! — А не со своей… Девушкой. — парень был заметно расстроен и обижен — слишком уж тот «бесстрастно» старается говорить. — Доминика мой друг, — выдыхает Юри, подходя к своему маленькому недоразумению. Все-таки, он действительно знал о госте, но считал, что будет именно гость, а не гостья. Как же одно слово может поменять ситуацию… — Мы друзья. Понял? — Кацуки стискивает младшего и целует в щечку. Звонко так, притом стараясь удерживать вырывающегося Юру. Он походил на кота — своенравного, ибо страстно не любил поцелуев тогда, когда он этого не хотел! Кацуки даже шутил — мол, зачем Юрию кот, когда можно тому просто в зеркало посмотреть? — Отпусти, — засопев, Юрий прикусил губу. Недоверчиво так поглядывая на брата, парень потер нос. — Она красивая, милая, и всего-то — твой друг? Я что, на сопляка похож? Верить в такую дичь. Я же знаю, что ты это сказал для меня. Специально! — Если бы у меня появилась девушка, я бы сказал тебе об это сразу же. — Юри тискает брата, приподнимая того от пола. Парень висит в руках брата как просто очень «длинный» кот, да еще и по-комичному тот руки вперед выставил. Прямо, кхм, как коты. — Ника мой друг. Друг. Что тебе еще неясно в этом слове? — Бесишь. — Юрий стремительно краснеет, чувствуя свое «поражение». Парень извивается в руках брата и отскакивает в сторону, как кузнечик. Одернув края свитшота, Юрий обнял старшего, засопев тому в грудь. Иногда ему нравился свой рост — Юри был ненамного выше, в следствие чего его было удобно обнимать и тискать, ибо кроме Юри никто к Юре не может прикасаться таковым образом. Не то, чтобы Плисецкий вообще не любил объятья — он часто обнимал маму, когда на душе было особо плохо — подросток, что уж там, — и нехорошо, частенько тискался с близнецами Чхве из Южной Кореи, что приезжают сюда на пару месяцев по программе обмена уже четвертый год. Они неплохие, разве что, очень разные, что чуть конфузит Юрия. — Сменил гнев на милость, — Кацуки вздыхает и гладит его по голове. Характер Юрия был странен. Не раз Евгения писала ему в фейсбук о том, что Юрий ведет себя «как на пороховой бочке». Как бы, возраст таких эмоциональных качелей должен был завершиться, но масла в эту самую бочку добавляет темперамент Юрия, тем самым создавая невероятную взрывную смесь. — Юра. Мне кажется, что ты вообще не веришь, что я приехал. — Че-то да. — коротко ответил Юра, чуть отступив от брата. — Я тебя так долго ждал. — блондин усмехнулся. — А теперь ты здесь, а я не верю, что ты приехал. Наверное, к вечеру осознаю… Придурок. Ты чего хихикаешь? — Потому что, — также коротко и просто ответил Юри, мягко стиснув Юру вновь. Он очень скучал! Ближе Юрия у него правда никого нет, и иногда даже облегчить душу бывает куда проще в сообщения ему, нежели Пхичиту, что практически всегда рядом, и в его дружбе Юри еще ни разу не усомнился. — Юра, пообещай мне кое-что. Ладно? — Что? — блондин поднял голову, едва не закатив глаза. Обещания, почему-то, всегда тяготили подростка. — Подтвердишь маме и папе, что мы с Никой друзья? Я… Я беспокоюсь, что отец снова начнет давить, — брюнет не очень хорошо переживал чужое давление. То ли чувствительность к настроению других, то ли просто его неуверенность дает максимальный подъем? Не хотелось бы ставить Доминику в тяжелую ситуацию. Да и себя, как минимум. — Ладно, -пожав плечами, Юра на удивление быстро согласился на данную странную авантюру. Хотелось естественно покапризничать, попросив что-то взамен, но нахождение чужого человека в доме немного смущало. Юрию заметно не хватает старшего, с которым как раз таки он и капризничает — внезапно вместо острого на язык и агрессивного парня получается капризный юноша-цыпленок, которого внезапно нужно защищать даже от тени ветвей на стене! — Спасибо. — Кацуки улыбнулся и чмокнул его в лоб, снова прижав к себе покрепче. Теплый, мягкий, и пахнущий по-прежнему кофе и персиком. Странный шампунь, в самом деле. — Я там… Ох, — вошедшая Ника была немного удивлена таким трепетным объятьям, но лишь умиленно улыбнулась. И смущенно. — Ам, ну… Извините? — Все нормально, — фырчит Юрий, — будешь чай? Пирожки теплые, но если что, я поставлю в микроволновку. — его голос уже особо не разил резкой неприязнью, но… Но все же что-то такое еще было. Ника нахмурилась и поджала губы, сунув руки в карман свитера, на который и решила поменять платье. Конечно, лучше было бы наоборот, со свитера в платье, но что поделать! — Буду, — девушка чуть прокашлялась, неловко потоптавшись на месте. Она села за стол, на который кивнул Юри. — Помочь, может? — Не, не надо, — отмахнулся блондин, усадив и брата. Все же, не он с дороги! Да и девушка «внезапно» перестала казаться самым злейшим, отчего-то, врагом. — Если я сделаю тебе черный, нормально будет? — Да, нормально, — Доминика заметно сконфузилась: она поглядывала на конфетницу, как-то сжавшись. Ей всегда неудобно было ходить в гости — как никак, никогда не знаешь, какие люди тебя могут там ждать! — Я возьму? — она берет конфетку с кокосом, и почти не дождавшись ответа — а он вообще нужен? — стала его открывать.***
Родители приехали лишь поздним вечером. С недавнего времени они оба работают в одной фирме, и даже брак не мешает им соблюдать деловые отношения. На работе уж точно. Евгения радушно приняла Нику, с радостью утянув ее в приготовление пирога, который как раз к завтрашнему полднику будет безумно вкусным! Отец оценивающе поглядывал на девушку, странно не задавая вопросов. Юрий немного нервничал, отчего постоянно висел на брате — если бы отец не смотрел так тяжело, и не цокал, то Юри бы без проблем взял его к себе на колени, как в детстве. Они познакомились довольно быстро — время не позволяло подольше пообщаться, и к полуночи все улеглись в своих кроватях. Ну, почти все. — Я не знала, что у вас такие близкие отношения, — Доминика сидела на кровати, смывая легкий макияж. — Ты… хочешь сказать что-то? — Юри вздохнул. Он привык к тому, что кто-то принимает эту привязанность за нечто иное, о котором думать… Ну, неприятно было. Разве что щеки покрывались алыми пятнышками. — Мне кажется, что Юрий немного одинокий. — изрекла та с очень философским видом. Но вскоре продолжила: — Он так на тебя смотрит, что мне хочется его расцеловать! Как маленький, ей-Богу. — Не знаю, — изумленно говорит Юри, охнув. — Вроде бы, у него есть друзья, да и… — Юри-Юри! — говорит та, качая головой. — Поверь, иногда хорошие отношения с мамой и папой ничего не значат. И с тобой тоже. — девушка потерла чистое от косметики лицо ладонями. — Типа, поговори с ним. Мне правда жалко этого котенка, — Доминика надула губы. — Понимаешь… Ну, моя двоюродная сестра такая же. Этот взгляд… Она всегда на меня смотрит именно так, когда мы приезжаем на ее День рождения. Это нехорошо, на самом деле. Конечно, Шеннон, может, еще и маленькая, она только в младшей школе, но… Но все же. — Я сам разберусь, — критично заметил Кацуки, пересев к ней на постель. Старенькое креслице заскрипело, когда он поднялся с него. — Если хочешь о чем-то поговорить со мной, то давай завтра утром? Юрий обычно спит до полудня, а родители уедут на работу. — Спасибо. — говорит Ника и улыбается, обняв Юри за шею. — Повезло Юре с таким братом. — заворчала та, чмокнув японца в щечку. — Или парня. Такой хороший, — та мнет щеки брюнета, что издает странный, ворчащий звук. — Ой! А почему у вас фамилии… Разные? — за разговором Ника приметила то, как мистер Кацуки одернул Юрия по фамилии. Другой. — Все просто, — Кацуки улыбается. — Тогда наши имена были бы вообще не отличимы, да и Евгения… Попросила отца об этом. Не знаю, это их дело, и я туда не хочу лезть. — парень нахмурился, хмыкая. — Все? Доброй ночи, тогда. Уже поздно. — Юри заметно сконфузился, предпочитая покинуть комнату. Ника пробурчала что-то в ответ. Остановился Юри у комнаты брата. Чуть приоткрыв дверь, Юри увидел, как тот сидит на кровати, закинув ноги на декоративные подушки, и подсвечивает фонариком книгу. — Ты знаешь, что в темноте читать плохо? — японец хмурит брови и включает ночник, что благо работал от пульта. Старенький ночник светил не так ярко, но сносно для чтения. — Ага, — суховато отзывается Юрий, потянувшись. — Книжка интересная, представляешь? — Юрий особо не любил читать. Он не разделял любовь брата к книгам, предпочитая либо фильмы, либо визуальные компьютерные новеллы. — Про Вертера. — Ты был в моей комнате? — в комнате у Юри отведен целый шкаф для книг. Там были и на английском, и даже простейшие на японском — в основном, детские, но очень красиво выглядящие. Так и не получилось у парня освоить родной язык отца, несмотря на то, что и тот редко на нем говорит. — Я там спал, — без стыда сказал блондин, зевнув. — Пару ночей, пока мне тут окно вставляли. — спать в гостиной, когда есть целая комната? Зачем? А гостевая слишком неуютна… — Ну, хоть аккуратнее злиться будешь, — усмехнувшись, Юри сел к тому на кровать. — Ты сегодня весь вечер был плох. Отец снова злится? — Всегда он это делает, — Юрий усмехается. — Ты же знаешь, как он относится к танцам. — Не понимаю его, — качает головой старший, погладив Юру по руке. Парень потирает глаз. — Я пришел сказать спокойной ночи. — И тебе. — говорит Юрий, обняв того за шею, почти сразу же отстранившись. — Завтра днем у меня репетиция. Придете? Ну, с Никой. — не оставлять же незнакомку дома! — Почему нет? Хоть увижу в три-дэ, как ты задницей трясешь, — Кацуки хохотнул, вспоминая тот странный танец, что Юрий разучивал уже вторую неделю. Тот отсылал ему отрывки с репетиций, так что отчасти Юри имеет представление о хореографии. — Тебе бы лишь бы на мой зад посмотреть, — закатив глаза, Юрий сладко потянулся. — Джунсу также говорит, когда напрашивается в зал. — лениво тянет тот, сонно посмотрев на брата. — Джунсу? — Это долгая история… На-а, завтра расскажу, — недовольно протянул парень, поерзав. — Все? — Все. — Юри поджал губы, все же еще раз стиснув блондина. Слова Ники как-то заставили присмотреться получше к младшему. Может, у того правда есть какая-то…Проблема?