***
Он приходит в себя в зашторенной комнате. Ему нестерпимо больно, все тело сейчас это один большой ожог, его глаза с трудом открываются, будто веки просто прикипели к ним, он с трудом дышит. И он голоден, как никогда прежде. — Пожалуйста, — хрипит вампир. Его горло, похоже, пострадало неслабо. — Я голоден. Прэнсис надеется, что его сюда не просто помирать притащили. Но потом за дверью слышатся шаги и в комнату заводят собаку, на которую вампир набрасывается со всей жадностью. Когда он приканчивает свой небольшой, катастрофически небольшой, ужин его горлу становится легче, и он дает краткие инструкции Тюлип, у которой он, собственно, и поживет во время «лечения». Кэссиди предупреждает ее, чтобы она даже не думала заходить к нему сама, потому что его инстинкты вампира могут взять верх, и он ее просто съест. Она принимает инструкции, изредка задавая уточняющие вопросы. Ему хочется спросить ее, где все-таки Джесси, потому что только этот засранец (горячо любимый и, похоже, исцелившийся, слава виски) мог спасти его из того пекла. Но она опережает его. — Твоего героя-любовника повязали, но он улизнул и сейчас в бегах, — говорит Тюлип. — Он должен скоро прийти сюда. — Разве он не твой герой-любовник? — насмешливо отвечает вампир и думает, что если даже Тюлип смогла увидеть, как он смотрит на проповедника, то Джесси, определенно, либо слепой, либо ему все равно. И оба варианта довольно дерьмовые. — Он меня так, как тебя, на руках носил, когда мы вместе были. И был в такой панике, что мне его вырубить пришлось, чтобы тобой заняться. Так что, он всецело твой, — в той же манере, парирует девушка. — Я уезжаю завтра, за тобой Эмили присмотрит. — Едешь ловить своего Карлоса? — Именно. Пришлю вам с Джесси открытку из Альбукерке. Она уходит от его двери, оставляя Кэссиди в раздумьях. Падре, нет Джесси, нес его на руках, как гребанную принцессу, был в панике от того что Кэсс обгорел и Тюлип думает, что… Так, стоп. Тюлип могла неправильно все понять, да и вряд ли она когда-нибудь видела, как Джесси полусоженных людей на руках носит. А паника у пастыря вполне объяснима тем, что та, по его мнению, байка о том, что Кэссиди вампир, оказалась правдой. Вот и все. И не любит его Джесси, максимум, как о друге заботится. И не нужно забивать голову надеждами, что Джесси Кастеру нужен такой старый и грешный вампир-алкоголик, как Кэссиди. Так и жить будет проще. И отпустить потом, когда проповедник умрет. По крайней мере, Прэнсис надеется, что это так.***
Эмили подкидывает ему подарочек в виде мэра, и срок его поправки резко уменьшается до сегодняшней ночи, хоть отголоски вампирского инстинкта все еще бесконтрольны. Ну и отлично, валяться в комнате ему уже надоело. Кастер не появлялся и Кэссиди думает, что так даже лучше. Проповедник, скорее всего теперь просто видеть его не хочет из-за его сущности. Терять очередного любимого человека не хочется, но Прэнсису не привыкать, он справится. Вампир думает, как ему беспалевней свалить из города и где бы найти наркоты с бухлом, чтобы забыться на недельку, как дверь неожиданно открывается и в проеме появляется носитель глаз с затягивающей бездной, этот запах он узнает где угодно. Кэссиди не хочется его видеть. Он же только обдумывать и смиряться начал, ну какого хрена? Проповедник еще и порезался где-то, и его сладкая кровь пахнет просто великолепно и губительно маняще. Вампир сидит спиной к двери, уговаривает себя не оборачиваться и стискивает зубы, чтобы сдержаться и не кинуться на падре. — Уходи, — говорит вампир, все еще хриплым голосом. Тот не слушается и подходит ближе, тяжело дыша. В такие моменты Кэссиди жалеет, что не обладает Голосом, как у Джесси. — Кэссиди, — обращается к нему пастырь. И черт, вампир явно сошел с ума от своей любви, но его голос звучит так обеспокоенно и он так произносит его имя, что мурашки пробегают по заживающему телу. — Уходи, падре, для тебя здесь небезопасно. Уходи, уходи, уходи. Не заставляй смотреть на тебя и видеть отвращение на твоем лице. И рану перевяжи, черт возьми. Джесси по-прежнему молчит и подходит ближе. Кровать в комнате скрипит под тяжестью севшего на нее тела. — Боже. Ты убил мэра, — тихо шепчет проповедник и Кэссиди не выдерживает. — И тебя убью! — кричит он и резко поворачивается к Кастеру, почти сталкиваясь с ним, потому что он сидит очень близко к Прэнсису. Слишком близко. Джесси напряженно смотрит на него, изучает лицо. У него на лице смесь эмоций, которую Кэссиди не может разобрать. Уходи, так будет лучше и безопаснее для тебя. Я тебе не нужен, уходи. Вампир отводит взгляд в сторону и говорит уже спокойнее: — Я говорил тебе кто я. Теперь ты увидел, — Кэссиди отползает от пастыря обратно в свой угол. — Можешь уходить. Давай же. Я соберу себя опять, просто развернись и уходи. Я же съесть тебя могу, ты же видишь, как ты не… — Я никуда не пойду, — твердо и уверенно говорит Кастер, будто пресекая все мысли вампира, что он может даже подумать свалить от него. — Ты видел меня тоже, Кэссиди. Мою худшую сторону. И мне так жаль. Голос пастыря срывается на шепот в последнем предложении. И взгляд его черных глаз, направленных на Кэссиди, очень странно изменяется. Наполняется виной, сожалением и чем-то, что вампир не видел в чужих глазах очень давно. Но ошибаться нельзя и он спрашивает: — Джесси Кастер, с крутой подружкой и кунг-фу замашками. О чем ты жалеешь? — О многом, — отвечает пастырь. — Но сейчас я сожалею о том, что позволил тебе выйти на солнце из-за меня. Черт возьми, Кэсси, ты же мог умереть там! — он срывается на крик. — О чем ты думал, мать твою?! А если бы я тебя не потушил, что тогда, а?! — Но ты потушил, — прерывает его вампир. И черт, похоже, Джесси действительно беспокоился о нем. От этой мысли становится невообразимо приятно. — И достаточно быстро. Вот что важно. — Недостаточно быстро, — резко отвечает Кастер. — Я вообще не должен был этого допустить. Черт, мне так жаль, так жаль. Джесси трет ладонями лицо, потом смотрит на Кэссиди, но быстро отводит взгляд, который начинает блуждать по комнате. Словно пастырь смутился и не знает, что говорить дальше. Кэссиди решает разрядить обстановку и заодно сделать намек. Если что, то все можно будет обратить в шутку. — И что теперь? Хочешь потрахаться или пообниматься? — с улыбкой спрашивает он и понимает, что, похоже, перегнул. Потому что Джесси вдруг резко меняется в лице и теперь пристально смотрит на вампира. — Ты это серьезно? — спрашивает проповедник напряженным голосом. Кэссиди думает, что нужно сказать, что он шутит и пожурить Джесси отсутствием чувства юмора, но не может. Тон у того такой серьезный, да и шутки вампира он понимает, как никто. Так что Кэссиди решает рискнуть. — Да, — твердо говорит он. Джесси резко поднимается и вампир думает, что тот сейчас просто развернется и уйдет. Кинет что-нибудь про грязного извращенца и мужеложца или как там таких как Кэссиди в Библии кличут. Но нет. Проповедник обходит труп собаки, что валяется на полу, садится на колени и обнимает Кэссиди. — Ебанный Боже, Кэсси. Не делай так больше никогда, кровопиец хренов, — бормочет Джесси. — Что не делать? Тебя не обнимать что ли? — спрашивает Кэссиди и, немного в шоке, обнимает Кастера в ответ, прижимая того ближе к себе. — На солнце не лезь, дубина. — Так значит ты… — Да. — И как долго? — Думаю, все началось с фразы «Ужин стынет, милый». — Вот дерьмо. — Ты против? — с опаской спрашивает пастырь. — Ты че, с церкви рухнул, Джесс? Нет конечно, я отсосать у тебя еще с бара хочу, просто… — Просто что? — Ожоги только к ночи сойдут, с потрахаться придется подождать.