Ублюдки

      Бар мелок, темен и воняет дешевым табаком. Лис затягивается и добавляет еще одно облачко сигаретного дыма в здешний смрадный воздух. Курение, если честно, никогда не доставляло ему удовольствия — оно, скорее, часть имиджа и простейшее средство сосредоточится: работа такая, что пропуск малейшей детали, зачастую правды в огромном ушате лживого дерьма, может привести к нежелательным последствиям — смерти, например. Весьма нежелательно.              Он стряхивает пепел на стол и внимательно слушает разглагольствования мужика напротив: скользкий тип, но дело как раз для них — приходится терпеть. Мужик отхлебывает пива из алюминиевой банки — здесь даже разливного нет, что это за дыра? — и продолжает сыпать словами, как снег снаружи. Миннесота в январе — не самое приятное место.              Лис сидит в куртке, не расстегиваясь, и ему все равно холодно, несмотря на духоту бара. Зря он уехал из Калифорнии — сейчас бы гонял в шортах и майке и не знал бед. Может, даже работал бы адвокатишкой или на побегушках у какого-нибудь толстого продажного судьи, копил на дом и трахал девчонку с каким-нибудь типичным именем, типа Дженни или Джесси. Блять, хренов Джерико, чтоб он сдох!              Лис мнет губами фильтр сигареты и пропускает мимо ушей половину мужиковой тирады, потому что именно эта половина — ложь. По стенкам неоткупоренной банки светлого «Бада» стекают струйки конденсата — на поцарапанной столешнице образуется лужица, и Лис аккуратно подкладывает под банку салфетку и обрывает мужика на полуслове: он услышал достаточно.              — Сколько даешь, Тёрнер? — холодно спрашивает он. — Дельце-то непростое.              — Да брось! — Мужик ерзает на стуле и делает еще один глоток пива. — Всего-то нужно…              — Сколько ты даешь? — отрезает Лис и тушит сигарету о столешницу: Тёрнер его достал.              — Пять кусков.              — Серьезно? — Лис усмехается, но взгляд остается серьезным. — Джерико за такие бабки с места не сдвинется. А тебе, кажется, нужны мы оба.              Водянистые глаза мужика бегают по сторонам: явно прикидывает, сколько может накинуть сверху без убытка для своего кошелька. Лис хочет дать Тёрнеру в жирную рожу, но лишь постукивает пальцами по столу, мол, быстрее, часики тикают.              — Ладно, восемь, — наконец, говорит мужик. — Все, что могу.              — Тёрнер, Тёрнер, Тёрнер. — Высокий парень в похожей зимней куртке подходит и встает за спиной Лиса. Тот остается абсолютно спокойным. — Ничему тебя жизнь не учит. Наебать нас решил? Восемь кусков за вещицу, которую мы должны достать чуть ли не из задницы дьявола? Ты никак насмехаешься над нами?              — Джерико? — Тёрнер как-то сразу теряет в размерах, словно из трехсотфунтового надувного мяча резко вытащили затычку. Лис едва заметно приподнимает уголок губ: дурная слава брата бежит впереди него. — Не знал, что ты здесь, дружище.              — Не припомню, чтобы мы когда-нибудь были друзьями. — Джерико сдвигается влево и упирается рукой в стол. Лис видит его кисть с разбитыми костяшками и чувствует ладонь другой у себя на затылке: пальцы зарываются в волосы. — Разве тебя мама в детстве не учила, что обижать врагов опасно? А, мудак?              — Как ты можешь так обо мне думать? — Тёрнер бледнеет и скорее инстинктивно, чем осознанно, откидывается на спинку стула, желая увеличить расстояние между собой и этим сумасшедшим головорезом, который спутал ему все карты: с Лисом, может, он еще договорился бы, но с Джерико — никогда. Тёрнер нервно сглатывает, припоминая россказни о том, как этот мальчишка в глупой шапке замочил четверых в грошовой драке в баре в арканзасском Джерико, где и людей-то живет раз, два и обчелся. Кажется, одного он забил пепельницей — хорошо, что здесь их нет. — Твоя цена?              — Вот это разговор. — Сигарета, зажатая в уголке его рта, сыплет пеплом, который падает рядом с пальцами Лиса. — Напарник объяснит тебе наши условия. Будь паинькой, Тёрнер, и получишь свою херню без вреда для здоровья.              — Ты платишь нам по пятнадцать штук сейчас, — спокойно говорит Лис и устало потирает переносицу, — и еще по десятке после доставки. В общем — пятьдесят кусков. — Лис внимательно следит за реакцией мужика, который, кажется, шокирован такой запредельной стоимостью их услуг, но он прекрасно знал, на что идет. Очевидно, они — его последний шанс. Они — всегда последняя инстанция, те, к кому обращаются, когда нет выбора. — Это справедливая цена за ту работу, о которой ты просишь.              Тёрнер молчит. Лис думает, что жирдяй хочет поскорее убраться отсюда и больше никогда не встречаться с ними. Лис мысленно усмехается и поправляет себя — встречаться с Джерико. Чтоб ты сдох, братец, чтоб ты сдох!              — Ну что, по рукам, здоровяк? — спрашивает Джерико и выдыхает колечко дыма — ладонь покидает затылок, и Лис снова чувствует гуляющий здесь сквозняк.              Тёрнер и Лис обмениваются рукопожатиями. Джерико игнорирует протянутую ему руку.              — Бабки отдашь Лису. Доставка — в четверг. Запасайся салфетками, чудила.              Джерико забирает неоткрытую банку пива, разворачивается и уходит. Лис смотрит, как Тёрнер достает пачки денег из портфеля — с мудака не убудет, — пересчитывает и отправляется вслед за братом.              Тёрнер жалеет, что связался с ними, но эти двое — лучшие, хоть и ебанутые на всю голову. Поговаривают, что Лис сидит на какой-то синтетической наркоте, по цвету и консистенции напоминающей кровь — чертов вампир. Поговаривают, что Джерико, ко всему прочему, сраный некрофил — разрывает могилы и развлекается с трупами. Поговаривают, что Лис и Джерико спят вместе. Люди вообще любят болтать.              Тёрнер заказывает себе еще одно пиво и с удовольствием делает глоток. Да, он определенно жалеет, что связался с ними, но они достанут ему Руку Мертвеца, которую он потом толкнет за полтора миллиона, без лишних вопросов. Надо только подумать, как сделать так, чтобы Джерико не узнал, насколько он их наебал.       

***

             Джерико задирает голову к небу, подставляя лицо снегу. Сигарета в губах отсыревает и гаснет, но ему плевать.              — Ты как? — спрашивает Лис, подходя сбоку и осторожно касаясь его плеча.              — Порядок, Сэмми.              Сэм уверен: брат врет — судя по странной позе, руке, использующей Импалу как опору, да и вообще по всему виду — нихера Дин не в порядке.              — Зачем ты вылез? Сидел бы себе, отдыхал.              — А я что, устал? — раздраженно бросает Дин, резко поворачивая к Сэму голову. В глазах темнеет, и брат расплывается пятном. — Блять, — выдыхает Дин и упирается лбом в предплечье: удары железными прутьями по затылку и не только по затылку не проходят бесследно, как ни крути. Угораздило же его перейти дорожку Триаде: видимо, та ваза была какой-то шибко ценной. Ладно, хоть Сэма не подставил — и на том спасибо.              — Давай в больницу, а?              — Отвали, Лис. — Дин дергает плечом, сбрасывая руку брата. — Моя рожа на каждом углу в девяти ближайших штатах. И твоя, между прочим, тоже. Так что заткнись и садись в машину.              — Научись не лезть на рожон, — холодно говорит Сэм, обходя Импалу. — Это вредит бизнесу.              — А твоя болтовня не вредит? Этот мудак Тёрнер чуть нас не наебал!              — Ты серьезно? — Сэм по-лисьи прищуривает глаза. — Ты прекрасно знаешь, сколько Рука стоит на рынке. Так что да, нас в любом случае наебали бы и без твоих вывертов. А если бы Тёрнер психанул? Да он вынес бы тебе мозги в два счета! Он и так весь сраный разговор держал пистолет под столом. Хренов Джерико, когда же ты сдохнешь?              — Иди на хуй, Сэмми.              Сэм открывает пассажирскую дверцу, но не садится. Снег заметает в салон, и черные сиденья покрываются белыми точками снежинок. Сэм сверлит брата недовольным взглядом, Дин отвечает тем же, но они оба знают, что это ни к чему не приведет.              — Давай сюда ключи, — наконец, говорит Сэм. — Иди назад. Постарайся поспать — сколько ты не спал? Сутки?              — Башка болит, — отвечает Дин, перебрасывая брату ключи. — Не получается спать.              — В аптечке амбиен.              — От таблеток я тупею. — Дин забирается на заднее сиденье и укладывается на правый бок. Сэм подсовывает ему под голову скомканное одеяло.              — Ты тупеешь, потому что тебя слишком часто бьют по башке.              — Заткнись, братец Лис.              — А ты, стало быть, Кролик?              — Дамочкам нравится.              — Не сомневаюсь.              Сэм захлопывает дверцу. Дин болезненно морщится от скрипучего звука и сворачивается клубком, притягивая к себе колени — места мало, но он привык. Видел бы кто его, не поверил бы: смертоносный Джерико корчится на заднем сиденье собственной тачки, потому что его избила кучка узкоглазых, когда он спер какую-то стремную вазу. Заебись легенда.              — С Рукой сам справлюсь, — говорит Сэм, съезжая с узкой парковки бара на шоссе. — Музей морской истории…              — Одного не пущу, — перебивает его Дин.              Сэм вздыхает.              — Так вот, Музей…              — Один не пойдешь, — повторяет Дин. — Ты слышишь, что я говорю?              — Да, я всегда тебя слышу. Как хрипит твое простреленное легкое, например, или как ты шипишь, когда типа тихо перетягиваешь себе ребра в ванной. Может, стоит уже немного поберечься?              — Я думал, ты хочешь, чтобы я побыстрее сдох.              — Ты же знаешь, что это ложь.              Дин молчит, и Сэм молчит тоже. Импала несется сквозь снег — черное сквозь белое, и Дин думает, что его жизнь такая же.              — Можешь забрать себе мою долю, — после паузы говорит он.              Сэм понимает, что это разрешение.              — Спасибо.              Дин слабо улыбается и закрывает глаза. Сэм надеется, что он хотя бы немного поспит.              Сумерки кажутся светлее из-за снегопада, не унимающегося уже три дня, — на дороге талая каша: черные полосы, белые полосы. Сэм думает, что его жизнь такая же.       Сэм думает:«Чертов Джерико, не умирай никогда», — и давит на газ, поднимая брызги грязного мокрого снега. Доставка в четверг — нельзя разочаровывать мудака Тёрнера.