Время

      Кацура собирает длинные черные волосы в хвост, совсем как в детстве, когда Гинтоки впервые его увидел, и детские нежные чувства снова накрывают его с головой. Ему вспоминается, как они спали рядом, на соседних футонах, и как он, притворяясь спящим, перекатывался на футон Зуры, утыкался носом тому в макушку и вдыхал приятных цветочный запах, исходящий от него. Ему вспоминается, как Такасуги ревниво скрипел зубами, когда Кацура впервые заговорил с ним, и когда они стали проводить время вместе. Он вспоминает, как за додзё прижал Зуру к себе и не отпускал, пока тот не укусил его за плечо, да так, что остался синяк. Гинтоки подавляет улыбку, смотря на тонкую бледную шею Зуры, на красную полоску, натертую жестким воротом кимоно, и вспоминает, что в детстве у него была точно такая же, и он, со своей последней парты, всегда пялился на неё, вернее, ровно до того момента, как учитель легонько не стукнул его тетрадью по кудрявой макушке. Вспоминает, какие у Зуры были тонкие лодыжки и большие стопы — не такие больше, как у Шоё или того же Такасуги, но все-таки на фоне тоненьких бледных лодыжек выглядело смешно, нелепо и очень красиво. Вспоминает о том, как они ходили на речку, и Кацура всегда оставался на берегу следить за вещами, и пока Гинтоки и Шинске на спор задерживали дыхание, он всегда вырисовывал на песчаном берегу палочкой какие-то замысловатые каракули, но когда Гинтоки подходил ближе, он все стирал небрежным движением ноги.       Зура, тот, который сейчас рядом — совсем другой. Вернее, Гинтоки чувствует его совсем другим, до боли в зубах упрямым патриотом, который пытается спасти страну, которую уже ничего не спасет. Он будто хватается за прошлое, не понимая, что его не вернуть, и самому Гинтоки тоже хочется схватиться руками за прошлое — то, что было у него в школе под соснами, обнять того Зуру, который был там, и снова услышать лекции учителя. Но, в отличие от бывшего товарища, он понимает, что это невозможно, и пытается жить, создавая новые чувства и воспоминания, рядом с маленькой девчонкой-ято и мальчишкой в очках, верящим в самурайский дух.       Гинтоки прикрывает глаза, облокачивается на спинку скамейки в тени зонта, и расслаблено опускает плечи. По ногам, выставленным из тени, блуждает лучик света, греет колени и голени, черная ткань быстро нагревается и становится жарко. Рядом — Кацура, и он тоже отдыхает от зноя в тени, рядом с Гинтоки, и молчит. Не как обычно, зудит о Джои, о будущем Эдо и Японии, а молча касается кончиками пальцев руки Гинтоки. Он переплетает пальцы Зуры и свои собственные, чуть сжимает их, и чувствует, как в ответ товарищ делает то же самое. -Я был влюблен в тебя тогда, — сиплым от долгого молчания голосом произносит Гинтоки, не глядя на Зуру, и даже не открывая глаз. -Я знаю, — Кацура говорит так, словно улыбается, и в голове Гинтоки он предстает таким, каким он нравился ему в детстве. -Тогда, за додзё, я хотел поцеловать тебя, но не знал, как, поэтому решил, что буду держать тебя, пока не придумаю способ, — снова ни с того ни с сего начинает Гинтоки, и чувствует, как рука Кацуры чуть вздрагивает. -Прости, что укусил тебя тогда, — смеется Зура, и от этого смеха в груди будто начинает таять ледяной клинок, давным-давно увязший в ней.       Снова тишина, покойная и приятная, тысячи несказанных слов за годы их знакомства не висят тяжким грузом за плечами — они оба знают друг о друге почти всё, и не нуждаются в словах, чтобы говорить. Гинтоки слышит мерное дыхание друга, и понимает, что его собственное полностью совпадает с ритмом дыхания Зуры. Рука его выскальзывает из пальцев Гинтоки, и он слышит шелест ткани, глубокий вдох. -Хочешь я поцелую тебя сейчас? — он знает, что Зура смотрит на него, возможно, чуть наклонив голову, так, что черные волосы, похожие на шёлк, красиво свешиваются вниз, закрывая его профиль от случайного наблюдателя. А, нет, он же собрал их лентой в высокий хвост, и теперь похож на себя в детстве, у него смешно торчат уши и линия челюсти и подбородка кажутся значительно мягче, делая его моложе своих лет.       Гинтоки открывает глаза и видит то самое, что только что было у него в голове — почти девичье лицо, красивые карие глаза, тонкая шея. Руки упираются в доску скамьи, Зура совсем рядом, и Гинтоки хочется расцеловать его всего, начиная от нагретой солнцем черной макушки до тех самых тонких лодыжек.       Он проводит рукой по его щеке, берет в руку одну из прядей волос, спускающихся по бокам лица, перебирает ее шёлк в пальцах, его взгляд скользит от губ Зуры до сбившегося ворота юкаты, оголяющего ключицу и шею с пресловутой красной полосой, и уже знает ответ. Знает, что теперь он может поцеловать его сам, и если сделает это, то, возможно, снова изменит свой мир, как он изменил его тогда, когда повстречал Шоё, и когда впервые встретился с каргой Отосе. Гинтоки хочет спросить себя, желает ли он что-то менять, надо ли ему это, будет ли так лучше, но Зура срывается с места и прижимается губами к его губам.       Этот поцелуй чересчур невинен, похож на тот, который мог бы быть между ними тогда, за додзё, и когда Кацура отстраняется, Гинтоки хватает его за талию, притягивает к себе, почти кусает его тонкие губы. Котаро не знает, куда деть руки, кажется, он даже от удивления глаза забыл закрыть, и Гинтоки ощущает легкую вибрацию его стона, когда языком проникает в его рот.       Его руки, наконец, находят точку опоры, и он отталкивает Гинтоки, упираясь тому в грудь ладонями. Он стыдливо прячет лицо, хотя покрасневшие уши выдают его смущение с головой, его руки дрожат, и он молчит, так, что Гинтоки слышит его мысли, и он понимает, что у Кацуры это был первый серьезный поцелуй. -Такасуги никогда не… -Нет. -Я думал, он тоже любил тебя. -Да.       Кацура всё еще не смотрит в лицо Гинтоки, а мучительно прожигает взглядом дыру в своих собственных коленях. Он знает, что если поднимет глаза на лицо друга, то ему придется говорить, но Котаро боится что-либо слышать, поэтому продолжает говорить сам. -У нас с ним никогда…ничего не было. Даже до того, как учитель привел тебя.       Зура чувствует, что дальше нельзя говорить о Такасуги, и что прятать глаза тоже больше нельзя, как и прятать свои собственные чувства, тем более что Гинтоки точно знает о них, и если Кацура скажет о них вслух, ничего не поменяется. -Я любил тебя всегда. -Даже сейчас?       Он все-таки сдается и поднимает глаза на Гинтоки, и видит все те обличия, в которые влюблен: в мальчишку без имени, который всегда вел себя странно и пялился на него на уроках, в Широяшу, который сражался рядом с ним спина к спине, и даже в Сакату Гинтоки из Ёродзуи, который любит сладкое и читать мангу, несмотря на свой возраст. -И сейчас тоже.