Хорошие люди

      Когда Криденс вернулся домой, было почти десять часов вечера. Он знал, что сильно опоздал к ужину, и мама обязательно устроит ему взбучку, но мысли о неминуемом наказании почему-то не тревожили его вплоть до возвращения.       Войдя в прихожую, Криденс надеялся незаметно прошмыгнуть в свою каморку под крышей, но мама окликнула его обманчиво спокойным голосом:       — Наконец-то ты вернулся!       Резко замерев на месте, Криденс обернулся в сторону гостиной.       Миссис Бэрбоун сидела за уставленным блюдами столом в компании тучного розовощёкого священника, которого Криденс раньше никогда не видел ни в их доме, ни на собраниях Вторых Салемцев. Частити и Модести тоже присутствовали на ужине, но по их кислым лицам было видно, что в разговоре они не участвовали.       — Садись за стол, Криденс, — миссис Бэрбоун натянуто улыбнулась. — Суп давно остыл, но ты сам виноват, не так ли?       Он машинально кивнул и сел на своё место. В тарелках толстяка и приёмной матери Криденс заметил сочные куски мяса, поданного с гарниром из запечённых в сыре овощей. По бокалам был разлит яблочный сидр, а на маленьких блюдцах лежали аппетитные румяные булочки. Хотя ужин явно был праздничным, перед самим Криденсом, как и перед его сёстрами, стояла обычная похлёбка из куриных потрохов.       — Могу я предложить вам ещё кусочек ростбифа, преподобный Делрой? — миссис Бэрбоун придвинула блюдо к священнику. — Кстати, познакомьтесь с моим сыном. Криденс вежливый, но крайне несобранный юноша.       Она сделала знак Криденсу, и тот тихо промямлил, нехотя подняв глаза на гостя:       — Как поживаете, преподобный?       Священник молча кивнул в ответ и перевёл взгляд на миссис Бэрбоун.       — Благодарю вас, Мэри Лу, — он смущённо наколол мясо на вилку. — Может, всё же стоит предложить ваш чудесный ростбиф и детям? Молодой человек выглядит уж очень худым, а в его возрасте надо хорошо питаться.       Преподобный Делрой снова посмотрел на Криденса, чем ужасно смутил его, заставив уткнуться носом в тарелку. Модести потянулась было к мясному блюду, но Частити грубо её одёрнула.       — О, нет-нет, уверяю вас, это лишнее, — взглянув на приёмных дочерей, миссис Бэрбоун строго поджала губы, — я не хочу их баловать. Нынешняя молодёжь совсем не умеет работать, живёт праздно, читает что попало, ест досыта, спит сколько вздумается, а потому не знает стыда. Своим детям я не хочу такой печальной участи. В их возрасте я не знала даже, как выглядит ростбиф, не говоря уже о том, чтобы хоть раз его попробовать. Тётя Элизабет растила меня в строгости, и я по сей день пожинаю плоды её благотворного воспитания. Добродетель — не дар свыше, а результат воздержания и послушания. Только так из ребёнка со временем выйдет добрый и честный человек.       Криденс подумал, что доброй свою приёмную мать он бы вряд ли назвал, а вот честность… С честностью у него самого были большие проблемы. Тайные встречи с господином Грейвзом, желание заниматься магией и тот секрет, который он скрывал даже от самого себя — всё это было ложью по отношению к матери и остальным салемцам. Он знал, что должен всегда говорить только правду, но признаться в подобных вещах означало подписать себе смертный приговор. Криденса спасало лишь то, что никто не спрашивал о его тайнах напрямую, а молчание всё-таки не совсем ложь — во всяком случае, он пытался в это верить.       Выслушав миссис Бэрбоун, преподобный Делрой с улыбкой развёл руками и, надкусив булочку, произнёс слегка театрально и нараспев:       — Что ж, не могу не согласиться с вами, Мэри Лу. Современная молодёжь наполняет печалью моё бедное сердце. Воспитание — вопрос очень деликатный. Вот я, например, никогда не был женат, не повезло. Девушка, в которую я был влюблён, вышла за другого, и долгое время я полагал, что счастья отцовства мне никогда не познать. Но, увы, семью постигло большое горе — Аверилл, моя бедная сестра, умерла в родах. Её муж почти тут же женился на другой, и мне пришлось приютить у себя малютку Бернарда. Сейчас он, разумеется, не малютка, Берни уже за тридцать, но несмотря на полное отсутствие опыта, я сумел воспитать его умным и целеустремлённым молодым человеком. По крайней мере, очень на это надеюсь.       Он мягко улыбнулся миссис Бэрбоун, которая тут же изобразила ответную улыбку.       — Однако в моём доме Берни никогда не голодал, — преподобный Делрой зябко поёжился, — и потом, Мэри Лу, вам не кажется, что в гостиной как-то чересчур холодно?       Криденс невольно взглянул на Частити, которая сидела с абсолютно прямой спиной и подносила ко рту ложку дрожащими от холода пальцами.       — Прошу меня простить, преподобный, возможно, ради вашего визита нам стоило затопить камин, — миссис Бэрбоун раздражённо кивнула Криденсу, — но я учу детей бережливости и терпению. Их ждёт жизнь далеко не во дворце. Когда все трое вырастут, то продолжат борьбу с ведьмами. Наша миссия — не самое прибыльное дело, а за дрова и уголь приходится платить.       — Лекарства нынче тоже недёшевы, уверяю вас, — преподобный Делрой пожал плечами.       Вместо ответа миссис Бэрбоун ещё раз тряхнула рукой, после чего Криденс выскользнул из-за стола, чтобы принести из прихожей дров для камина. На самом деле в гостиной было довольно тепло, по крайней мере, намного теплее, чем в спальне девочек и его собственной каморке. Мама запрещала топить в их комнатах до наступления декабря, зато в самые холодные ночи им было позволено спать в одежде. Иногда, стуча зубами в ледяной постели, Криденс думал, что с удовольствием сжёг бы в печке кипы листовок и брошюр, загромождавших комнатушку. Ему казалось, что тогда проку от всех этих бумажек было бы куда больше.       Когда он вернулся в гостиную, сёстры уже закончили ужин и, пожелав матери и её гостю доброй ночи, понесли свои тарелки на кухню.       — Частити, приготовь нам чай и подай печенье. Модести сама помоет посуду, — голос миссис Бэрбоун всё ещё казался Криденсу раздражённым, но преподобный, похоже, ничего не замечал. — А ты, Криденс, разожги камин и иди спать. Завтра у тебя масса работы с самого утра.       Про работу он, разумеется, помнил. Раздавать листовки на улицах независимо от погоды — это всё, на что он годился, по мнению матери.       Быстро закончив с камином, Криденс попрощался и пошёл к себе. Спать ему совсем не хотелось — он спешил остаться наедине со своими мыслями. Поднимаясь по лестнице, он старался забыть про отвратительно холодный суп и разговоры за ужином. Персиваль Грейвз был единственным, о ком он желал думать. Криденс и сам не до конца понимал, что именно в этом человеке волновало его больше: обещание обучать магии, осознание, что Грейвз считал его кем-то особенным, или странные прикосновения, такие осторожные и нежные, словно Криденс и Персиваль были близки друг другу, как отец и сын, или как… Щёки Криденса предательски вспыхнули. Он закусил губу и уже почти подошёл к двери своей комнаты, как вдруг услышал за спиной строгий голос Частити:       — И где же тебя снова носило? Хотя можешь не отвечать, я и так знаю.       От её слов всё внутри Криденса похолодело. Если Частити каким-то непостижимым образом узнала про Грейвза, если она что-то видела и расскажет обо всём матери — нормальной жизни Криденса придёт конец.       — Не понимаю, о чём ты, — он резко развернулся к ней. — Я немного увлёкся, подыскивая место для митинга, вот и всё.       Криденс боялся, что его ложь чересчур очевидна. По каменному лицу Частити было понятно, что она не верит ни единому его слову.       — Искал место для митинга, рыская по грязным подворотням, снова? Ты меня за дурочку держишь?       Частити упёрла руки в бока, сделав шаг навстречу. Сейчас она удивительно напоминала приёмную мать, только по-настоящему рассерженную и беспощадную. Ошарашенный такой резкой переменой, Криденс тут же отступил и торопливо произнёс, отведя взгляд:       — Ни за кого я тебя не держу. Мне нужно идти спать, доброй ночи.       Он попытался проскользнуть в свою каморку, но Частити крепко схватила его за рукав и заставила вжаться спиной в закрытую дверь.       — Значит, это правда: ты ходишь к продажным девкам, — она нагнулась и зло зашипела ему в лицо: — Выпрашиваешь немного ласки своим жалким омерзительным видом? Денег у тебя нет, чем же ещё ты их берёшь? «Умоляю, сжальтесь, мисс, всего один поцелуй! Разрешите несчастному уродцу подержаться за вашу грудь!» — так ты их упрашиваешь? Знаешь, Криденс, это настолько отвратительно, что меня сейчас стошнит.       Частити изо всех сил влепила ему звонкую пощечину. Лицо Кридена обожгло болью, он внутреннее сжался и прошептал, не веря, что этот жуткий разговор происходит на самом деле:       — Это неправда…       — Лжёшь! — Частити взяла его за грудки. — Отвечай сейчас же, что ты там делал, в таком случае?!       — Ничего!       Криденс попытался стряхнуть её руки, но Частити оказалась куда сильнее, чем можно было ожидать.       — Тебе нравятся распутные грязные женщины, маленькое чудовище? — Частити издевательски усмехнулась, обнажив ровные белые зубы. — Эти мерзавки наверняка задирали свои гадкие юбки и показывали то место, которым зарабатывают на жизнь. Я знаю, Криденс, так оно и было. Если бы у тебя в кармане оказался хотя бы доллар, ты мог бы даже потрогать это самое место.       Она схватила его руку и, сунув её себе между ног, стала тереться лобком о ребро ладони прямо через толстую ткань шерстяного платья. Криденс испытал такой ужас, что едва не отшвырнул Частити от себя, забыв, что перед ним девушка, и причинять ей боль нельзя ни в коем случае. Зная, что обязан контролировать страшную силу внутри себя, он отдёрнул руку, но Частити тут же вернула её обратно.       — Надо же, как ты славно строишь из себя недотрогу, — прижавшись, она зашептала ему на ухо: — Неужели грязные промежности шлюх тебе приятнее? В таком случае, ты настоящий развратник, братец. Я знаю, чего ты хочешь — моей невинности, не так ли? Все мужики, даже самые жалкие и трусливые, хотят одного и того же.       Она быстро тёрлась о ладонь Криденса, находившегося в полной растерянности. Всё, что происходило, казалось ему омерзительным, и даже горячие губы Частити, легко скользившие по его шее, не доставляли Криденсу никакого удовольствия.       Если бы мама застала их, то, конечно, вообразила бы, что это он заставил милую и старательную скромницу делать все эти отвратительные вещи.       — Постой-ка, — Частити вдруг замерла, принюхиваясь к вороту его рубашки. — Это же… одеколон? Притом дорогой, так пахнет шикарный состоятельный мужчина. Откуда на тебе этот запах?       Она резко отпрянула, выпустив его руку. При упоминании запаха Грейвза Криденс почувствовал, как кровь мгновенно прилила к его лицу. Он не знал, что сказать, но, видимо, ответа Частити уже не требовалось.       — Боже мой! — она скривилась и посмотрела на Криденса с нескрываемым отвращением. — Да ты ещё ужаснее, чем я думала!       Частити наградила его новой пощечиной и метнулась в сторону их с Модести спальни, но Криденс попытался её удержать.       — Прошу, ты всё не так по…       — Прочь! — не дав ему договорить, Частити громко топнула. — Не смей прикасаться ко мне, мерзкий крысёныш! Я ничего не скажу матери только потому, что это её убьёт!       Она развернулась и бросилась к себе, нервно поправляя сбившуюся причёску.       Проводив её взглядом, Криденс быстро открыл дверь и, влетев в свою комнатку, ничком упал на застеленную кровать. Он больше не хотел думать о Грейвзе, но все его мысли так или иначе крутились возле этого человека. Криденс боялся даже представить то, в чём обвиняла его Частити, но волнующие, дерзкие образы сами возникали в голове, опережая друг друга. Частити решила, что их встречи с Грейвзом носили непристойный характер — одного этого было достаточно, чтобы Криденса накрыла волна удушливого стыда. Сестра считала, что сегодня в глухой подворотне он целовал губы Грейвза, обнимал его, прижимался к груди, гладил и стискивал пальцами его кожу, а возможно, делал вещи куда хуже. Криденс представил, как осторожно кладёт руку на пах Персиваля, а тот, ничуть не смущаясь, позволяет трогать себя через брюки. Заливаясь краской, он вдруг увидел Грейвза полностью обнажённым. Широко разведя колени, тот лежал перед ним на кровати, и это зрелище заставило Криденса перевернуться на спину и быстро расстегнуть штаны. Прерывисто дыша, он стянул бельё и обхватил рукой член. Торопливо лаская себя, Криденс всё ещё представлял потрясающее тело Грейвза, вспоминал его запах и влажное тепло дыхания на своей щеке. Ему хватило всего нескольких толчков в ладонь, после чего он кончил с тихим стоном и машинально обтёр руку о покрывало.       — Братик, ты не спишь? — Криденс едва успел натянуть штаны, как из-за двери показалось личико Модести.       — Сплю вообще-то, — он резко сел на кровати. — Что-нибудь случилось?       — Частити меня обругала, назвала грязнулей, — она вбежала в комнату и разревелась. — Говорит, я плохая!       Криденс встал и, подойдя к ней, позволил прижаться к себе.       — Ты не плохая, Модести, — он погладил её по растрёпанным волосам, — в этом доме вообще нет никого лучше тебя.