hide

Чонгук включает новостной канал всего на минуту, следом швыряя в ненавистный ящик сто раз перемотанный скотчем пульт, потому что каждая дикторша с опрятным дневным макияжем в деловом костюме монотонно рассказывает одни и те же новости. Макнэ не уверен, тошнит ли его от них, или же причиной служит пластина таблеток съеденных на голодный желудок. «Ким Сокджин, более известный под псевдонимом Джин – участник популярной айдол-группы BTS подвергся нападению после концерта в Сеуле, проводимого в рамках мирового турне, которое было приостановлено вследствие данного инцидента. Сообщается, что нападавший брызнул в лицо мемберу, славящемуся своими внешними данным, кислотой. Состояние здоровья срочно реанимированного парня на данный момент неизвестно.» Чонгук любит петь, любит свою профессию, еще больше – своего хена, потому что сколько бы тепла не дарил скандирующий имя стадион, тепло ладоней Сокджина на собственной коже он заменить не сможет. Сколько себя помнит, Чон всегда смотрел на старшего с неким восхищением, хоть раньше и отнекивался даже сам себе – скверный характер и образ крутого парня не позволяли. Ким красивый, по-настоящему, не как расфуфыренные модели с тонной тонального крема, что светят белоснежной улыбкой с глянцевых обложек журналов, а так естественно – от природы. И когда эта красота впервые попала – даже пошла туда с превеликим энтузиазмом – в руки Чонгука, маска парня, узорами на которой выступал скепсис, непроизвольно треснула. Экстракт ромашки гигиенической помады с примесью железа от поцелуев полных губ, перерастающих в укусы, служит младшему своеобразной религией. Космос, расцветающий на ребрах и боках, после ночей без сна, проведенных на скрипучей кровати – произведением искусства. Запах потной кожи после секса и аромат земляники и мяты после душа – манией. Затуманенные желанием блестящие глаза со скопившимися в уголках солеными каплями – омутом, в котором Чонгук без оглядки продолжает тонуть до сих пор, руководствуясь одними лишь воспоминаниями. Сходить в больницу и проведать Джина, как это делают остальные мемберы, кажется непосильной ношей, потому что Чон элементарно боится увидеть то, чем стал его обожаемый хен. Чонгук отказывается переживать горе вместе с тем, кого называет своей любовью, запираясь вместо этого в свой собственный мирок, сотканный из красивых картинок прошлого, которые греют сердце и помогают не думать о том, что прошлое прошло. Спрятаться кажется оптимальным вариантом, и он прячется: от телевизора, интернета, мемберов и человека, который так отчаянно нуждается сейчас в его поддержке. Намджун, побывавший в палате первым, описывает красочно, стараясь надавить на мизерные остатки совести в дальних закоулках сознания Чона: подбородок полностью обожжен, губы превратились в месиво, а нос потерял свою форму, и только ореховые глаза говорят о том, что это все еще их Сокджин. Чонгук закидывается очередной пластиной таблеток, запивает ее соком, живущем в холодильнике черт знает с каких времен, и бросает кухонный стул в стену, хотя сам не против оказаться на его же месте. Спустя энное количество оборотов стрелок в настенных часах и посменной работы луны и солнца, мозг сдает последние позиции и тогда макнэ понимает, что пора проветриться. Он накидывает кожанку на плечи, впрыгивает в новенькие кроссовки, купленные от скуки в каком-то интернет-магазине, и покидает пределы затхлой общаги, от которой все завтраки уже наружу лезут. Погода, наконец, наладилась: весна пришла маленькой девочкой в белом ситцевом платьице прилетом птиц, почками на деревьях и теплым еле слышным ветерком, так что зиме, столько времени удручающей улицы Сеула своим облезлым видом, пришлось отступить до следующего года. В такое время самым подходящим местом для прогулки является парк, куда Чон и хотел пойти изначально, но сам не заметил, как ноги понесли его в другое место. Чонгук не понимает, как оказывается в месте, которое столько времени пытался игнорировать. Он мнется, дергая край пестрой футболки с матерной надписью, и не решается зайти внутрь, прокручивая в голове сцены того, что возможно увидит. Парень сдается и уже собирается уходить, как дверь палаты открывается с той стороны и ее пределы покидает Юнги. Старший одаряет макнэ сначала укорительным взглядом, который быстро сменяется чем-то вроде «лучше поздно, чем никогда», и буквально запихивает того внутрь, прежде чем он выходит из состояния полного замешательства. В белой комнате для Чонгука есть только двое: он и его страх. Чон неуверенно переводит взгляд на Джина и вздыхает с облегчением, ибо вся нижняя часть лица и шея надежно прячутся под внушительным слоем бинтов. Хен ошарашен мимолетные секунды, затем его брови сдвигаются к переносице, а макнэ не может понять, зол он или сейчас разревется – в любом случае заслужил и то, и это. Младший шумно сглатывает и присаживается на шаткий стул у кровати, они смотрят друг на друга минуты, а может и часы, позволяя молчанию вить свои гнезда в палате, где воздухом правят лекарства. Чонгук сдается, заканчивая немую перепалку первым: – Покажи, – на большее просто не хватает сил. – Уверен? – Покажи. Джин слушается, начиная медленно стягивать с себя многочисленные повязки, в эти считанные минуты, собственно, младшему труднее всего сдержать свой порыв вновь спрятаться, вернувшись в идеальный мир воспоминаний. Когда последний бинт снят, Чонгук не узнает своего хена: он пялится какое-то время как самый настоящий идиот, а потом заходится рыданиями. Былая красота, что оккупировала каждую клеточку внутри Чона, сменилась жуткой картиной в виде разорванного мяса, но младший плачет не от этого. Пусть религия парня потерпела крах и он больше никогда не поцелует пухлых губ, но он все еще может вырисовывать космос на ребрах и пахнет от Кима по-прежнему: земляникой и мятой. Красота лица угасла, но глаза по прежнему блестят, а Чонгуку как никогда врезать себе хочется за то, что столько времени боялся будущего со своим хеном и не осознавал, что оно все так же красиво. – Ты простишь меня? – выдавливает Чон, притягивая старшего к себе ближе за шею. Сокджин с самого начала не был уверен, примет ли его макнэ таким, в конце концов, он сам себя таким еще не принял, поэтому отсутствие младшего все это время в его палате казалось парню нормальным. Чонгук не увидит и не узнает, наверное, но, если бы мог, Джин бы сейчас улыбался, потому что его ожидание окупилось, и в конечном итоге он получил то, что действительно было ему так необходимо – поддержку того, кого он по-настоящему любит. – Конечно.