Пожалуйста, вернись

Джагхед смотрит на Арчи. Арчи смотрит на Джагхеда. Вроде бы самое время сказать: «Искра, буря, безумие», но ничего такого не происходит, и они всё так же продолжают сверлить друг друга взглядами. Вернее, так делает Джагхед, исподлобья, чуть изогнув левую бровь и поджав свои губы, Арчи же глядит виновато, то и дело бросая взгляд то на столешницу, то на Джагхеда. — Я ухожу, — встаёт из-за столика Джагхед, начиная спокойно собирать свои вещи. Ещё минуту такого тягостного молчания Джонс вряд ли выдержит, и так дал уже слишком много времени, чтобы собраться с мыслями и произнести хотя бы одно слово, одно чёртово слово! Ноутбук — в сумку. Сумка теперь закрыта на молнию и повешена через плечо. На столе зазвенели монеты — плата за гамбургер и стакан колы, которую, кстати говоря, Джонс так и не выпил. Арчи встает, хватает Джагхеда за руку, а тот замирает, переведя взгляд на такое препятствие. Усмешка. Быстрый взгляд на лицо Арчи. Такое знакомое выражение лица, говорящее: «И ты так думаешь меня остановить? Черта с два!» Резкий рывок, и рука писателя снова оказывается на свободе. — До свидания, — произносит он, стремительно выходя из кафе. Стук хлопнувшей двери больно ударяет по Арчи, который просто застыл, смотря на то место, где только недавно стоял брюнет. «Почему я не пошёл следом за ним? Какой же я дурак! Не смог сказать какое-то разнесчастное слово из шести букв*!» — эти мысли не давали Эндрюсу покоя, терзая и без того измученную душу. — Простите, — тихо произносит он, расплачиваясь за свой заказ и выходя следом за Джонсом. А он уже далеко, так далеко, что почти и не видно его в этих сгущающихся сумерках. Догонять или нет? Поистине гамлетовский вопрос, потому что от этого нехитрого выбора словно зависит вся жизнь Арчи, только вот Йорика, к сожалению, а может и к счастью, нет и даже не предвидится. — Ты всё-таки вышел, — раздается неожиданно совсем рядом такой чертовски знакомый голос, заставив Эндрюса вздрогнуть и обернуться. — Джагхед, — с облегчением выдыхает он, — Ты меня… — тут он осекся, замечая в тонких и длинных пальцах Джонса сигарету, которую, судя по ало тлеющему табаку и папиросной бумаге, уже начали курить. Снова эта усмешка, поворот головы в сторону, чтобы выпустить дым, и снова затянуться, медленно, словно издеваясь, а потом быстрее выдыхая белесый дым. Стряхнуть пепел на землю, а потом холодным взглядом посмотреть на Арчи, словно замораживая того изнутри. — Ну, что я тебя… — нетерпеливо подгоняет замершего Эндрюса с ответом мальчик в шапке-короне, чуть съехавшей назад и открывшей часть волнистых смоляных волос. — Ты меня напугал, — наконец договаривает рыжий, недовольно вздохнув, — И давно? — Что — давно? — хмыкает Джагхед, глядя на Арчи, а тому так н е с т е р п и м о захотелось поцеловать эти губы, кривящиеся в усмешке и, наверняка, на все сто процентов, имеющие горький вкус от сигарет. — Давно ли ты отравляешь свой организм никотином, Джагхед? — наконец произносит футболист, взъерошив правой рукой свои рыжие волосы. — Давно ли ты, Арчи Эндрюс, начал интересоваться тем, что происходит в моей жизни? — нараспев, медленно, почти отчеканивая каждое слово, произносит Джонс, снова затягиваясь этим ядом, скрытым за белой обёрткой. — Извини… — торопливо говорит Арчи, а Джаг замирает, впервые в жизни, как кажется Эндрюсу, удивленно распахивая свои глаза и не находя что ответить. — Что? — тихо спрашивает Джагхед у Арчи недоверчиво: ему кажется, что он ослышался или неправильно воспринял то, что произносит его бывший лучший друг. — Извини, я был не прав, я не должен был вот так вот бросать тебя на четвертое июля ради какой-то женщины, и я… — быстро тараторит Арчи, не замечая, как темнеет лицо друга, а после Джонс просто разворачивается и уходит, не дослушав Эндрюса до конца, оставив это извинение между ними ощутимым грузом, главным образом для Арчи, которому очень хотелось получить прощение у принцессы. Арчи долго бродит по улицам Ривердейла, прежде чем вернуться домой и застать мистера Эндрюса в гостиной. — Пап? — тихо зовет старшеклассник родителя. — Всё в порядке? — Это я у тебя хотел спросить, Арчи, — устало произносит Фред, обращая внимание на сына, — В последнее время с тобой происходит довольно много странных вещей, которых я, к сожалению, не могу понять по той простой причине, что мы с тобой довольно-таки давно не разговаривали по душам. — Пап, как вернуть своего лучшего друга? — всё тихо спрашивает он у отца. — Я… Пытался извиниться перед Джагхедом, но… Видимо ему не понравилась причина, по которой я отказался с ним ехать… А догнать и извиниться я не… Смог. И не говорить же папе, что я по уши влюбился? Где-то там на реке раздался отчаянный крик: «Папа!». Прогремели два выстрела, после которых всё слишком зловеще затихло. — Не смог, говоришь? Или не захотел? — прищурился мистер Эндрюс — Я растерялся, пап! — голос звучит расстроенно и убито. — Я даже не знаю, что меня заставило остановиться и стоять на одном месте, как тупоголовый баран, смотря, как вдаль уходит самый дорогой тебе человек! — Растерялся, говоришь. Ну за ошибки всегда нужно платить. И, как бы вы не пытались склеить ваши отношения, ничего не выйдет. Это как с чашкой, всё склеил, все ровно, чисто и аккуратно, но одного осколка не хватает, да и трещины хорошо видны. И этот-то самый осколок и есть доверие Джагхеда. Как думаешь, станет ли он верить тебе так, как делал это до четвертого июля? — Нет, пап… — ответ прозвучал обескураженно и расстроенно. — Вот то-то и оно. — вздыхает мужчина. — Мой тебе совет, бери его за руку. Тащишь в какое-нибудь место и просто начинаешь с ним говорить. Иногда это помогает, иногда нет, всё в твоих руках, сынок. — он усмехается, а потом переводит взгляд за окно, где как раз проезжали шериф и скорая помощь. — Спасибо, пап, — тихо произносит юноша, глядя на родителя. — Я завтра же поговорю с Джагхедом. — Молодец, думаю вам обоим нужно многое обсудить друг с другом. — кивает мистер Джонс и смотрит на сына, — Иди спать, Арчи. Завтра тяжелый день. — Да пап, — тяжело вздыхает рыжеволосый, а потом поднимается к себе, заваливаясь прямо так, в одежде, на кровать и бездумно смотря в потолок. Спать не хотелось. От слова совсем. Поэтому он быстро берет телефон и начинает писать Бетти: 10.23 p.m.: «Бетти, привет. Мы можем поговорить?» Где-то в окне напротив белый телефон издаёт тревожную трель, а девушка, до этого спокойно себе спавшая в обнимку с подушкой, сонно хмурится, открывая глаза, и берёт телефон, вздрагивая и прищурив глаза от яркого дисплея экрана. «Какого черта он ночью написал?» — радосадованно пронеслось в её белокурой головке, но в ответ Купер пишет:

10.25 p.m.:«Что-то случилось?»

Арчи терпеливо ждет, когда девушка ответит на его сообщение и быстро отвечает дальше: 10.26 p.m.: «Да. С Джагхедом. Вернее между нами.» Бетти уютно устраивается на кровати, подложив подушку под спину, чтобы было удобнее сидеть и задумчиво смотрит в сторону зеркала, в котором всё равно ничего не увидишь. Подобрав нужные слова, она всё же выдает свой вопрос:

10.29 p.m.: «Ммм, Арчи. Может вам стоит поговорить друг с другом? Дай угадаю, ему не понравилось упоминание твоей мисс Гранди?»

Арчи долго пялится на экран. До него медленно начинает доходить почему же собственно говоря, Джагхед так и не принял его извинения. 10.31 p.m.:«Слушай, ты права, думаю, это из-за мисс Гранди.» Отправив это сообщение, юноша замирает. Внизу раздаются звонки. Недоуменно размышляя над тем, кому понадобилось так поздно приходить к ним домой, Арчи берёт телефон и тихо спускается вниз, где замечает, что отец выходит из гостиной, открывает дверь, впуская смертельно бледного Джонса-старшего, а потом буквально тащит его на кухню. Следуя за ними, Арчи замечает, что его отец обескуражен не меньше, он усаживает Форсайта за стол, ставит перед ним граненный стакан, наливает доверху янтарной жидкостью, которую Джонс-старший выпивает практически залпом. — Что случилось-то, Фор? — не выдерживает наконец Фред, решив, наконец, напрямую спросить у друга о произошедшем. — Джагхед, — хрипло произносит Форсайт. — Моего сына убили, Фред. На моих, чёрт возьми, глазах! Перед глазами всё мутнеет, ноги становятся как ватные, и Эндрюс просто сползает на пол, обхватывая голову руками и пытаясь не закричать, кусая до крови свои губы. Он бледнеет до такой степени, что становятся видны веснушки, а упавший телефон вовсе не привлёк внимание взрослых, которые сами были ошарашены, сбиты с толку и, что уж скрывать, выведены из привычного строя жизни. — Как это? Как это случилось? — тянет Фред, с тревогой смотря на своего трясущегося собеседника. — В общем, я даже не знаю, какие у нас тёрки с монреальскими ребятами, но чем-то мы им сильно не угодили, раз они пришли прямо на поляну, где сидели я, Хоакин и мой сын. — было видно, что ему с трудом удается держать себя в руках. — Джагхед, стоя около самой воды, что-то заметил и с возгласом «Папа», ринулся ко мне. Боже… Я никогда не забуду, как он дернулся, застыл на месте, удивленно смотря на меня, а потом падает на землю. Я подбегаю… Эти орут друг на друга и убегают в лес, беру моего мальчика на руки, кричу чтобы Хоакин вызывал скорую, а сам только просил его не закрывать глаза. Он пытался улыбнуться, Фред, понимаешь! Улыбнуться! — тут он не выдерживает и судорожно вздыхает, пытаясь вытереть слёзы, в то время, как Фредерик наливает ему второй стакан, который Форсайт залпом выпивает. — В больнице его сразу положили в палату, подключили ко всем аппаратурам. Сказали, что шанс всего один на миллион, и нужно надеятся на чудо и молиться, — голос становится совсем тихим. — Фред, я не переживу, если мой мальчик умрёт… Он смысл моей жизни, понимаешь, — он поднимает влажные от слёз глаза на давнего друга, — Он не давал мне скатиться на дно. Он рано повзрослел, Джагхед-то. — Так, всё будет хорошо, — берёт руку друга в свою и крепко стискивает, — Твой сын обязательно выживет, мы сейчас же едем к нему, слышишь? Сейчас же! — он подскакивает, берёт за руку Форсайта и тянет за собой прочь из кухни. С удивлением смотрит на бледного, как мел, сына и понимает, что тот всё слышал. Кивает ему, мол, поехали вместе, и ведёт Форсайта на улицу. Благо он не переодевался, прийдя домой с работы, так как думал сначала заполнить отчёты. Арчи бредёт сзади, судорожно сжимая в руках свой телефон, даже не смотря на то, что на дисплее каждый раз загорается извещение о том, что пришло новое сообщение. До больницы они добираются удивительно быстро. Хотя Арчи кажется, что время замирает и тянется долго-долго, их провожают в комнату ожидания. Там, кроме них, никого и нет. В нос резко ударяет запах медикаментов и типичным больничным запахом, который не описать словами, но неизменно присутствует везде, где есть белые халаты, резиновые, вернее латексные, перчатки и много-много хлорки. Яркий больничный свет больно ударяет по глазам, и Арчи переводит взгляд на телефон, где уже было аж двадцать девять сообщений от Бетти. Машинально отправляя ей сообщение, юноша практически не смотрит на экран: 11:34 p.m.:«Бетти… Джагхед… Боже, я не могу поверить в это, мне кажется, какая-то часть моей души умирает»

11:35 p.m.:«Арчи, я тебе столько писала! Волновалась! Что случилось?»

 — приходит через мгновение. Можно просто представить, как девушка быстро набирает сообщение дрожащими пальцами, нервно кусая губы и удаляя неверно написанные слова, чтобы написать правильно. 11:36 p.m.: «Он умирает, Бетти… Врачи говорят — шанс на миллион ((» Но тут бесцельное клацанье по клавиатуре телефона прерывает высокий мужчина в белом халате и маске, стянув которую, он сначала втягивает воздух носом, а потом уже говорит: — Форсайт Пендлтон Джонс Третий. Кто его родные? — Я, — тихо отзывается мистер Джонс, пока Арчи пытается осознать, почему Джага зовут так странно и так похоже на имя его собственного отца. Это кажется чем-то непонятным и диким, и совсем не укладывается в голове. — Спешу вас хоть как-то обрадовать, мы провели все необходимые процедуры, восполнили кровопотерю в организме, и сейчас он переведён в отделение реанимации и интенсивной терапии. Навестить его будет можно, но чуть позднее, так как организм ещё не отошёл от проведенной операции. Мы сделали всё, что смогли. Подключили к жизнеобеспечивающим приборам, и теперь остаётся только ждать и надеяться, что он откроет глаза. Арчи слабо улыбается. Хоть что-то хорошее за этот безумно тяжелый вечер. Но врач тем временем продолжает: — Я бы вам посоветовал отдохнуть и поспать. Вы сейчас ничем не поможете больному, если будете себя изводить, так что мой вам совет, долго здесь не сидите. — Я не могу оставить сына, — упрямо мотает головой Форсайт. — Я останусь здесь. А вы можете ехать домой, правда. Спасибо за поддержку, ребят. — Я останусь тоже, — хрипло произносит Арчи, смотря на Джонса-старшего. — Я виноват перед ним и очень-очень хочу извиниться. — И я останусь, — решительно произносит Эндрюс, глядя на своего друга, — Мне хочется поддержать вас обоих. Так что никаких возражений не принимается. — Тогда пойдемте, я проведу вас в палату, где вы сможете поспать, — тяжело вздыхает врач, а потом разворачивается и уходит по направлению к выходу из комнаты ожидания, где нет ничего приспособленного к горизонтальному положению тела. Он приводит усталых посетителей в одну из палат, где как раз были три койки. Отец Джагхеда сразу вырубается, даже не донеся голову до подушки, всё же коньяк и нервы сделали своё дело. Мистер Эндрюс долго ворочается прежде чем заснуть, и только Арчи смотрит в потолок, даже не пытаясь уснуть. Телефон он кладет на тумбочку, предварительно выключив и звук, и вибрацию, а потом просто начинает думать. Мысли мешаются, не желая соединяться в одну простую и ясную картину.

***

На следующее утро они собираются в зале ожидания. Приезжает Кевин, бледный, как полотно, Вероника Лодж и Бетти Купер. Запыхавшись, стремительно заходит темноволосая, с оливковой кожей взволнованная женщина. — Глэдис, — только и может произнести мужчина, глядя на свою жену, заплаканную и усталую. Она обнимает своего мужа, утыкаясь носом в его шею и тихонько всхлипывает, а Форсайт успокаивающе гладит её по спине. Подростки отходят в сторону, чтобы не мешать взрослым разговаривать друг с другом, хотя на самом деле никто не говорит, только тягостная тишина мешает им собраться и сбросить этот груз напряжения. — Фор, это правда? — тихо произносит Глэдис. — Да, — тяжелое слово, словно камнем ударяет женщину, отчего та едва не падает, благо сильные руки мужа вовремя удерживают её от встречи с полом. Фред протягивает стакан воды, та залпом его выпивает, а потом платком прикрывает глаза. — Мой мальчик, — она сжимает бессильно кулачки и беззвучно плачет, — Я не хочу, чтобы он умирал. — Он не умрёт, — спокойно возвещает врач, — но когда он очнется — это уже теперь ему решать. Вы можете его навестить, но только недолго. И желательно кто-то более спокойный и уверенный. — Давайте мы с Арчи, — вызывается Бетти, добрая душа. — Миссис Джонс действительно не стоит сейчас идти к Джагхеду, это может его взволновать, а её расстроить ещё больше, поэтому пойдем мы с Арчи. Мы покрепче будем. — Бетти, — мотает головой Эндрюс-младший, — Давай пойдем я и Кевин. Я не могу вас пустить. Вероника, удержи её, пожалуйста. Но Купер не приходится долго уговаривать, поэтому она остается в комнате ожидания, пока парни идут следом за врачом, который готовит их к тому, что они могут увидеть. В ОРИТ, как сокращенно называют отделение реанимации и интенсивной терапии, было только одно занятое место. Одна койка, где лежал Джагхед Джонс. Вокруг пищали и шумели всякие приборы. Мальчишки молча смотрели на истыканого иголками и чуть ли не замотанного в трубки друга с ужасом. Он сейчас очень бледный, неподвижный и совсем не похожий на себя прежнего. Арчи так и хочется встряхнуть Джонса и сказать: «Вставай, дружище, ты же это не всерьез, верно?» Сейчас — очень непривычно без язвительных комментариев, без пронзительного и недоверчивого взгляда. Да, черт побери, вся эта ситуация кажется нелепой, неправильной и какой-то ошибочной! Арчи садится рядом с кроватью, беря холодные пальцы в руку. Кевин молча смотрит на лицо, даже не думая садиться. Нервный смешок срывается с уст Эндрюса: — Хэй, Джаг. Ты же не собираешься провести всё время вот так? И, эй, не умирай, пожалуйста, ты же так хотел стать знаменитым писателем, покруче чём этот… Ну, который про Пуаро написал. — Про Пуаро написала Агата Кристи, — тихо поправляет Кевин Арчи, а потом добавляет, — знаешь, Джаг, папа точно выяснит кто это всё делает, только не переживай, ладно? Конечно, нет никакого отклика, ответа. Нет ни пожимания руки, даже слабого моргания, извещающего о том, что пациент хоть как-то всё видит или слышит. — Пожалуйста, говорите о том, что его интересует. — тихо подает голос медсестра. Ребята вздрагивают, а Арчи уже в который раз думает о том, что «Чёрт возьми, как они появляются так неожиданно, а главное в нужный момент, как вампиры?» — Он вас слышит, — продолжает между тем девушка, — только говорите о чём-то более оптимистичном, о том, что нравится ему. Ну, просто, если вы так и будете стоять и ныть о том, чтобы он не умирал, он подумает-подумает, плюнет на таких вот нытиков и отправится себе дальше. — довольно-таки безжалостно замечает она, — так что оптимистичнее, парни, оптимистичнее. Юноши кивают, посмотрев на Джагхеда и дальше уже говорят только о том, что радовало Джонса, когда он был еще не в коме. Когда время их визита подходит к концу, они прощаются с Джонсом, обещая прийти в следующий раз. — Ну что там? — к ним кидается Глэдис, встревоженно смотря на парней. — Куча трубок, пиликающих приборов и никакой реакции, — вздыхает Кевин. — Нам сказали, говорить с ним о том, что его радует. Я тут подумал, может ему читать его рассказы? — Я принесу все его статьи, — живо откликается Бетти, — к счастью, они у меня сохранились, рука не поднималась выбросить такое сокровище. — А у меня в сумочке лежат вырезки из журналов, в которых побывали его рассказы, — воодушевляется миссис Джонс. — Я буду каждый день забегать в «Pop’s», чтобы порадовать Джагхеда новостями оттуда, — предлагает свои услуги Лодж. — А еще я притащу кучу дисков Троя Сивана и 5sos, — думает над этим вопросом Арчи Эндрюс. — В общем, мы его порадуем, — смеется Кевин, — И тогда он точно проснется!

***

Несколько дней они только и делают, что развлекают Джагхеда. Мама не отходит от него ни на шаг, папа тоже. Ребята то читают ему рассказы и статьи, то пересказывают свежие школьные сплетни, то приносят привет от старого владельца любимого кафе Джонса, то мама рассказывает о Джеллибин, помня, как сильно он любит свою младшую сестру. Но всё кажется абсолютно бесполезным, потому что никакой реакции не следует за всем этим. Врачи, уже недоумевая, шушукаются между собой, ведь обычно в их практике такой долгой комы ещё ни разу не было. С каждым днём надежды становится всё меньше и меньше. Пока в один прекрасный день в больницу не приходит Арчи. Он решительно садится рядом с безжизненным Джагхедом, беря его руку в свою, заодно согревая его ледяные пальцы. — Джагхед, я долго думал, как улучить момент, чтобы остаться с тобой наедине, чтобы вокруг не было даже медсестер, и вот этот день наступил. Я знаю, ты меня слышишь, просто чувствую, что ты рядом, только вот ещё не простил меня. Джагхед, — его голос звучит с дрожащими нотками, — Джагхед, я совершил огромную ошибку, оставив тебя тогда, четвертого июля, когда мы планировали нашу поездку. Я знаю, ты не хочешь ничего слышать о мисс Гранди, но сейчас просто послушай. Я понял, что все чувства к ней — это всего лишь мираж, рухнувший с одним только столкновением с реальностью. Сейчас, когда ты здесь, ты не представляешь, как мне больно, как безумно больно вот тут, в груди. Сейчас я чувствую, как одна часть меня медленно умирает вместе с тобой, потому что ты, чёрт побери, упрямая и гордая принцесса, совсем не хочешь возвращаться. Но я тебя прошу, даже не ради меня, а хотя бы ради твоей собственной семьи: мамы, отца и сестры, ради твоей будущей карьеры великого писателя, я прошу лишь, просто открой глаза. Просто открой. Я не могу представить себе Ривердейл без тебя, такого родного, язвительного и так крайне нужного здесь! Ривердейл перестанет быть Ривердейлом в полном смысле этого слова, если потеряет тебя, понимаешь, Джонс? Знаешь, наверное, очень странно, что я так резко меняю тему, но просто послушай. У меня есть теория, что каждому жителю нашего города принадлежит какой-либо цвет. Я не знаю, какой цвет у меня, и не думаю, что хочу предполагать, но твой цвет определенно синий, знаешь, такой вот насыщенный синий, как аквамарин. И вот представь себе, что синий цвет исчез с палитры? А ведь с его помощью можно нарисовать много чего поистине великолепного, — он умолкает, уже не зная, как убедить этого упрямого человека просто открыть глаза, как вдруг ощущает слабое, но еле уловимое пожатие руки, а потом короткий, но столь же слабый стон. Арчи замирает, не веря своим ощущениям и ушам, но стон повторился, а после Джагхед мотает головой, полуоткрывая глаза, смотрящие на мир сквозь какую-то пелену. — Джагхед, ты проснулся! — радостно возвещает юноша, а Джонс-младший изумленно распахивает свои и без того болезненно-зеленые глаза и слегка улыбается, переводя взгляд на Арчи, он хрипло, произносит, надсадно закашлявшись после: — Извинения приняты. И… Я не могу же оставить тебя одного! Джагхед смотрел на Арчи немного мутным, но всё же по-настоящему счастливым взглядом. Арчи просто улыбнулся, переплетая их пальцы.