Моя дорогая

— Ну здравствуй, моя дорогая. Он идет мне навстречу, а я не могу пошевелиться – от шока, наверное, – и дыхание перехватило. — Ты даже не представляешь, как я по тебе скучал! Сколько мы не виделись? два года, три? Не важно, я думаю. Сейчас ведь встретились. Я могу только кивать, соглашаясь с ним. К ледяной спине прилипла рубашка – почему так холодно, сейчас ведь лето... — Моя дорогая, — он всегда меня так называет, всегда! — расскажи мне, как у тебя дела? Как учеба? Как братья? Как твоя матушка? Он подошел ко мне вплотную, внимательно смотрит мне в глаза, берет за руку и, усмехаясь, целует кончики пальцев. Его пальцы теплые, а губы – мягкие. У меня кружится голова, сильно, я чуть не падаю – но он успевает меня подхватить, обнимает, поглаживает талию. — Тебе нездоровится? — в его голосе неприкрытое участие. — Это плохо, у такой хорошенькой колдуньи тело должно быть безупречным. Ты же понимаешь, я не форму имею в виду, а здоровье. Чуть отстранившись от меня, он растягивает губы в тонкой улыбке. — Но у твоего тела и формы прекрасны, — выдыхает он на ухо. Я начинаю дрожать. Я поняла. Мне страшно. Поэтому спина заледенела, и кружится голова, и нечем дышать. Я боюсь его. И он это знает. — Ну что же ты, моя дорогая, — выдыхает он мне на ухо. Его голос приобретает какой-то чувственный обертон, я ощущаю, как он проводит кончиком носа по моему уху, слышу, как он облизывается. По телу бегут мурашки. Я вдруг понимаю, что у него долго не было женщины, и эта мысль успевает как-то отозваться в моем теле прежде, чем я успеваю ее прогнать. Он прижимает меня к себе, отводит правую руку в сторону, и начинает движение. Через несколько мучительных секунд я осознаю, что это вальс, и меня кидает в краску. Я всегда считала этот танец не слишком приличным – так прижиматься бедрами друг к другу могут только любовники. И он это знает. Я пытаюсь что-то сказать, как-то разрядить обстановку – внизу живота постыдно тянет, несколько прядей прилипли ко лбу, и я чувствую себя, по меньшей мере, глупо. Пытаюсь откашляться, затем облизываюсь – и замечаю его взгляд. — Ты заболела, — насмешливо бросает он. — Краснеешь, белеешь, голова, опять же, кружится... — Я не больна, — смогла, наконец, что-то сказать! И, воодушевленная маленькой победой над собой, продолжаю говорить, старательно следя за интонацией и не обращая внимания на то, ЧТО я говорю. — По крайней мере, я была абсолютно здорова, пока не пришла сюда. — А тут такой красивый я? — он снова усмехается. Я киваю. — Моя дорогая, ты хочешь сказать, что это я так на тебя влияю? И, пока я не успела отреагировать, он оставляет на моих губах поцелуй – легкий, словно крыло бабочки. Я вдруг замечаю, что мы все еще танцуем. — Знаешь, тогда, при нашей первой встрече, ты была такой милой, наивной девочкой, — вдруг откровенничает он. — Я тогда не смог полностью оценить твой потенциал. А сейчас я вижу тебя всю, как на ладони. Я не хочу его слушать. Я не хочу его слышать. Я хочу развернуться и убежать от него, на другой конец замка, города, страны – куда угодно! Но его рука лежит на моей талии, он ведет меня в танце, рассказывает мне о прошлом. О нашем с ним прошлом. И я хочу слушать его, прижаться покрепче и, может быть даже, поцеловать. И мне все еще страшно. Желания раздирают меня на части, я чувствую себя больной, а он, словно не замечая этого, продолжает рассказывать мне о нас. — Знаешь, моя дорогая, ты в чем-то походишь на одну мою знакомую, — повествует он. — Гордая красавица известной фамилии, чистокровная, с шикарными волосами и нежными, тонкими пальчиками. Вы с ней даже в определенном родстве, она приходится тебе тетушкой, правда, родство достаточно дальнее. И у вас обеих хорошо выражена семейная черта: вы преданные. Вот только твоя тетушка, в отличие от тебя, была верна мне. Ты пока не готова подарить мне себя, свои мысли, свою волю. Но я могу подождать. Его голос завораживает, словно танцующая кобра. Так же чертовски красив и так же смертельно опасен. Мы продолжаем танцевать, но мне этого мало. Я прижимаюсь к нему ближе, и кладу правую руку ему на талию. Левая давно уже поглаживает его плечо, и эти касания кажутся такими привычно-родными, словно мы так танцуем каждый день с момента нашего знакомства. Но мы никогда не танцевали. — Ты подобна лилии, — шепчет он. — Чистая, нежная, с восхитительным запахом. Я всегда любил лилии. Даже однажды купил луковицу, горшок с землей, и начал старательно ее выращивать. Я был счастлив, когда она распустилась. И она божественно выглядела в моей холостятской комнате, настоящей жемчужиной. Совсем как ты. Особенно сейчас, когда закатное солнце вызолачивает твои волосы. Он с наслаждением вдыхает. — Ты пахнешь Феликсом, ты знала? Тонкий, головокружительный аромат. Сводящий с ума, обещающий удачу. Он проводит пальцем по щеке. Я замираю от страха. Он снова меня целует, но на этот раз я отвечаю. И мне чертовски стыдно – там, в гостиной, меня ждет мой... — Не думай об этом, — приказывает он, прервав поцелуй. Я открываю глаза. Он разозлен. — Я не хочу чувствовать сожаления. Я хочу, чтобы ты принадлежала мне. Без остатка. Каждой клеточкой своего существа. Каждой своей мыслью. Не смей думать о другом мужчине, пока я рядом с тобой. — Но я люблю его, — отвечаю я. Он усмехается – и прижимает меня к стене, заведя руки над головой. Он целует меня, терзает мою шею, ставит засосы, кусает. Я не могу сдержать стона, когда он коленом разводит мои бедра. — Ты не любишь его, — шепчет он. — И ты это знаешь. Ты просто хотела от меня сбежать, верно? Глупая, глупая. Я ведь не отпущу тебя. Никогда. Он отпускает мои руки. Я обнимаю его, и сама пытаюсь поцеловать его, но он отмахивается. Целует ключицу, поглаживает сквозь блузку грудь, пощипывает соски. Я ухитряюсь, наконец, дотянуться до его шеи и с наслаждением целую. Он рычит. — Не провоцируй меня, ради Мерлина. Пока я себя хоть немного контролирую, твоя честь в относительной безопасности, но... — Я хочу тебя, — выдыхаю его. Трусь о его колено. Мне хочется умереть от стыда, но остановиться – выше моих сил. Он теряет контроль. Я ловлю его взгляд и повторяю, глядя в глаза: — Я тебя хочу. В комнату кто-то постучался, но мы не обратили внимания. Он срывает мою блузку, вызывая у меня очередной стон. В дверь забарабанили, но это неважно. Важно только биение наших сердец, его поцелуи на моей шее, его руки на мне... Дверь распахнулась. Он успел меня отшвырнуть, превращаясь во что-то страшное, склизкое. — Риддикюлус! — кричит Майкл Корнер. Склизкое исчезает. Майкл подбегает ко мне. — Джинни, кто это был? С тобой все в порядке? — Это был Том, — отвечаю я. На пыльном полу заброшенного класса, куда я случайно завернула, протоптана дорожка моих следов. Видно следы Майкла. Все. Больше ничего нет. И блузка на мне, никуда не девалась. Это был морок боггарта. Я позволяю себе разреветься. Сама не знаю, отчего — от страха, или сожаления.