Правда или действие?

      Душный дождливый вечер. Моя съёмная воронежская квартира. Почти полночь. Я сижу на кухне один, задумчиво курю и смотрю на пляшущее в темноте пламя свечи…       Романтика? Да нихуя.       — А ты не очень-то гостеприимен, — послышался голос из коридора. Видимо, Арсений наощупь пробирался ко мне по стеночке. — Я рассчитывал на горячую ванну и столь же горячий ужин.       Хорошо, что ты не рассчитывал на горячий секс, а то был бы тройной облом.       — А что, интересно, мешает тебе принять ванну? — я раздражённо затушил сигарету о блюдце. — У меня же свет отключили, а не воду. Налил и сидишь себе, тем более… ох ты ж блять.       — Я светлячок, — сообщил Попов, который выглядел довольно жутко из-за подсветки айфона.       — Ты дебил, — возразил я.       — Дебил тут только ты, — объяснил он, усаживаясь напротив меня. — Потому что нормальные люди помнят, что нужно вовремя платить за электричество.       — Сложно, знаешь ли, всё помнить, особенно когда бываешь у себя дома реже, чем в Москве. И я пиццу заказал, так что горячий ужин всё-таки будет.       — Хоть так. А чем займёмся? — с энтузиазмом спросил Арс.       — Вообще я думал, что ты сразу ляжешь спать, — я вопросительно вскинул брови. — После перелёта.       — Фи, какой ты скучный, — он деланно поморщился.       — Есть предложения?       — А то!

***

      — Давай, мальчик мой, соберись, — поддразнивал Арсений.       Я страдальчески нахмурился и выдал:       Мороз и солнце; день чудесный!       Ты долбоёб у нас известный,       Хочу тебя по роже треснуть,       А дальше хуй тебе с маслом, а не рифма.       — Ну, с рифмой у тебя всегда были проблемы, — хмыкнул Попов.       — Ой, иди в жопу.       — Вот и поговорили.       — Ага.       — Угу.       — Правда или действие?       — Правда, — он отчаянным движением взъерошил волосы.       — Арсений, — торжественно начал я и уставился на экран айфона, — у тебя шаловливый язычок?       — Ты даже не представляешь насколько, — пафосно ответил Арс и сам же заржал. — Ладно, как-то двусмысленно получилось.       Напомни-ка мне хоть одну твою фразу, которая звучала бы не двусмысленно.       — Правда или действие? — Попов бесцеремонно отобрал у меня телефон.       — Действие, — сказал я. Почему-то я до усрачки боялся, что мне попадётся какой-нибудь вопрос о моём отношении к нему, и тогда мне придёт пиздец. А заодно и нашей дружбе. А заодно и нашей работе.       — Та-а-ак… Антон, сиди пять минут с носками на ушах.       Нет, ну что за детский сад.       — Интересно, а чем сегодня занимаются Позов, Матвиенко и другие нормальные люди? — задумался я, стягивая свои почти чистые носки.       — Какой-нибудь фигнёй, — Арсений отмахнулся, хотя, на мой взгляд, фигнёй занимались как раз-таки мы. — Слушай, а тебе идёт. Твои уши просто созданы для того, чтобы на них что-нибудь носить. Не обязательно носки, но я бы предложил серёжку-колечко.       — Иди в жопу. Правда или действие?       — Правда.       — Арсений, ты считаешь себя сексуальным? — я выжидательно уставился на него, хотя нисколько не сомневался в ответе.       — Да, — невозмутимо произнёс Арс.       И ведь больше ничего не добавил, свинья самовлюблённая, вы только посмотрите на него. Сексуальная самовлюблённая свинья, вот.       — Правда или действие?       — Правда, — решился я.       — Антон, как ты заработал свои первые деньги?       — Первые деньги?.. Блин, а отличная ведь история. Когда мне было четырнадцать, я устроился подрабатывать в магазин к папиному другу. Чисто принеси-подай. И даже честно проработал там почти два часа: он ненадолго ушёл, а когда вернулся, я уже сидел на складе и жрал конфеты «Ласточка» прямо из здоровенной коробки. Ну он меня и уволил.       — А деньги ты тогда за что получил? — удивился Арс.       — Мама сто рублей дала. В качестве моральной компенсации, — я улыбнулся. — Правда или действие?       — Действие.       Я ткнул в экран, увидел результат и чуть не склеил ласты.       — Поставь статус в соцсети «влюблён в Антона».       К моему величайшему изумлению, он совершенно спокойно потянулся к своему телефону. Но потом очнулся и замер.       — Нет, Вконтакте нельзя, все ж вскроются… Кто тогда шоу смотреть будет? Давай я в твиттере поставлю.       — У тебя есть твиттер? — я искренне удивился.       Попов как-то очень нехорошо ухмыльнулся и снова потянулся за айфоном.       — Давай покажу. А нет, не покажу, батарейка села. Но я завтра поменяю статус, честное импровизаторское!       Он состроил умоляющую рожицу, прямо как у котика из «Шрэка», и я сдался. Как и всегда.       — Правда или действие?       — Правда.       — Антон, когда ты первый раз посмотрел порно? Расскажи об этом.       — Почему это звучит как первый вопрос на приёме у психотерапевта? — пробормотал я. — Мне было семнадцать, и это был какой-то ролик на каком-то левом сайте. Даже не совсем порно, а… Короче. Я включил, а там голый лысый негр делал минет дельфину. На том моё сексуальное просвещение и закончилось.       — Вау. Хочешь поговорить об этом? — деловито поинтересовался Арсений.       — Нет. Я вообще предпочитаю об этом не вспоминать без особой необходимости. Правда или действие?       — Действие, — уверенно ответил он.       Я ткнул пальцем в экран.       — Арсений, обними игрока Антон и оставайся в этом положении пять минут.       Я почему-то ждал, что Арс будет отнекиваться, однако он с готовностью соскочил со стула, обошёл стол, пристроился у меня между ног (вот же прошматроска) и обнял меня. Я же послушно уткнулся носом в пахнущее моим гелем для душа плечо и прислушался к своим ощущениям.       А они были, прямо скажем, неоднозначные. Я чувствовал себя то ли как нашкодивший ребёнок, которого утешает отец, то ли как закомплексованная школьница, до которой наконец снизошёл понравившийся мальчик.       Обниматься с другом при встрече — нормально.       Обниматься с коллегой на сцене, если этого требует ситуация, — нормально.       Обниматься с мужиком в полной тишине и при свечах в течение пяти минут — странно.       По крайней мере, так казалось мне.       — Ну ты, конечно, и бревно, Шастун, — Арсений заговорил так неожиданно, что я вздрогнул. — Хоть бы обнял в ответ, что ли.       После короткого замешательства я осторожно положил руки ему на спину, и ситуация стала ещё более идиотской.       — Знаешь, мне кажется, если бы нас сейчас видели наши фанаты, они бы все скончались от сердечного приступа, — абсолютно счастливым тоном заявил Попов.       Я сейчас, сука, сам скончаюсь от сердечного приступа, если ты меня не отпустишь немедленно.       — Ага. Я тоже так думаю, — вяло поддакнул я.       Единственное, о чём я на самом деле думал в тот момент, — это «лишь бы не встал».       Секунды тянулись так мучительно медленно, а Арсений обнимал так мучительно крепко, что сносило крышу. Это было не похоже на нежные девичьи объятия, это была уверенная такая мужская хватка. И от того было вдвойне неловко.       В какой-то момент я осознал, что мы не засекли время и я понятия не имею, сколько мы так сидим.       Я попытался отстраниться, но Арс удержал меня.       — Пять минут ещё не прошло, — хитро сказал он, и я готов был поклясться, что он улыбается. — У меня очень точные биологические часы. А у тебя, похоже, аритмия.       Тут он был почти прав: сердце ебашило как ненормальное и едва не проламывало грудную клетку.       От позорных объяснений меня спас стук в дверь: я, пожалуй, ещё никогда так не радовался доставщику пиццы. До смерти напугав бедного пацанёнка-разносчика беспросветной теменью квартиры и с трудом подавив желание уйти вместе с ним, я вернулся на кухню к своему мучителю.       — Ты не любишь обниматься? — он пристально уставился на меня.       — Люблю.       — А что это тогда за херня была?       Херня здесь только одна, и это ты.       — Не привык обниматься с мужиками, — я делал вид, что разглядываю коробки с пиццей. — Потому что… ну блять.       — Какое исчерпывающее объяснение, — восхитился Попов.       — Иди в жопу, — сказал я, кажется, уже в сотый раз за вечер.       — Ты ж моя зайка, — фыркнул он, но допытываться не стал. — Правда или действие?       — Правда.       — Антон, ты когда-нибудь плакал во время секса? — Арсений очень серьёзно посмотрел на меня.       — Нет, с чего бы? — спросил я в праведном негодовании. — По-моему, мужик будет реветь во время секса, только если его, извиняюсь, ебут перфоратором в зад. Ну это такое сугубое имхо.       — Посмотрим, — протянул Попов.       — Что?       — Что?       Но он только невинно хлопал своими наглыми голубыми глазами, делая вид, что ничего не говорил, и я вернулся к игре.       — Правда или действие?       — Действие.       — Арсений, тебе зажимает соски прищепкой игрок Антон, — не без удовольствия объявил я.       — А игрок Антон не охуел? — возмутился игрок Арсений. — Тем более, у тебя по-любому прищепок нет. Давай другой вариант.       — Это не по правилам, — заупрямился я. Не то чтобы я прям всю жизнь мечтал подержать его за соски, но иногда во мне просыпался садист, порывавшийся по полной программе отомстить за мои душевные терзания.       — Один раз поменять задание можно, — запротестовал Попов.       — У меня остался один процент зарядки.       — Меня-я-яй.       Я ткнул в экран полусдохшего телефона.       — Арсений, поцелуй игрока Антон, — отстранённо прочёл я и упавшим голосом добавил: — Доволен?       — Более чем, — негромко заметил он и потянулся ко мне через стол.       — Ты серьёзно? — я опешил.       — Что, слабó? — шепнул Арсений в сантиметре от моего лица.       Похуй, пляшем.       Я подался ему навстречу и позволил себя поцеловать.       И снова всё было очень странно. Но вместе с тем и очень… приятно, чёрт побери. Попов целовал по-взрослому, с чувством, жадно терзая мои губы и нимало не смущаясь тем, что его поведение в тот момент немножечко не вязалось с образом гомофоба.       А я отвечал. Что мне ещё оставалось делать.       — То есть сосаться с мужиками ты, значит, привык? — спросил он, наконец отстранившись.       — Кто бы говорил, — пробормотал я, хватая его за футболку и снова притягивая к себе.       На столе догорала свеча, валялись наши разряженные телефоны, рядом стояли коробки с нетронутой остывшей пиццей. Похоже, горячий секс — это всё же единственное, на что мы могли рассчитывать сегодня ночью.