Я умею резать вены

Я не церемонилась, я знала, что времени мало. Резко и глубоко вогнав осколок в локтевую ямку я потащила его вниз к кисти. Быстро провести не вышло, так как я изрезала в кровь пальцы и стекло постоянно выскальзывало. Но вспоминая всё, что произошло, я заставила себя резать дальше. Несколько раз я проводила не достаточно глубоко или осколок выскальзывал, из-за этого приходилось заставлять себя резать ещё. Это было сложно, всё же инстинкт самосохранения у меня присутствовал, но стоило представить, что он сумеет снова меня спасти, как ко мне возвращались силы и я резала дальше. Кто «он»? Мой Ад. И в прямом, и в переносном смысле, этот человек был для меня Адом. Его имя было Ад, по крайней мере, он именно так мне представился. Я хочу рассказать свою историю так, чтобы… я даже не знаю что «чтобы», просто так, чтобы оправдаться, чтобы меня поняли. Я не была из тех дур, что просто так заканчивают свою жизнь самоубийством, у меня есть причины, точнее причина — он. Я даже не хочу писать «он» с большой буквы, ведь этот человек этого не стоит. Он кошмар всех ваших ночей, всех моих ночей. Он превратил мою жизнь в ещё большее пекло, чем она была до него. Я думала приют самое ужасное, что со мной могло произойти. Бросили родители, постоянное одиночество, нет возможности завести друзей (в приюте их нет, есть только ты и шайка людей, для которых ты камень преткновения), постоянное насилие — избиения, если быть максимально точной, а ещё изнасилования, что ещё хуже, чем всё вместе взятое. Выходя оттуда я была сломанным человеком, по крайней мере, мне так казалось. Мне казалось, что хуже не придумаешь, что это самое ужасное, что могло произойти в жизни любого человека. Постоянное насилие, слёзы, истерики, крики в туалете от боли, а ещё секс, к которому тебя постоянно принуждают. Это был кошмар, ужас, это было невозможно забыть и пережить внутри себя. Время никогда не спасает от душевных ран, не помогает от них излечится, чтобы люди не говорили. Но я пыталась жить, как человек… просто как обыкновенный человек. У меня получалось. Государство выдало койко-место в общежитии, для таких, как я. Я поступила в недорогой университет, который смогло бы оплатить правительство. Пошла на работу, чтобы иметь, хоть какие-то деньги. Вроде и ничего, можно пробовать жить, но это очень сложно — постараться всё забыть, хотя бы из-за того, что каждую ночь просыпаешься в холодном поту. Хотя бы из-за того, что живёшь с большинством своих насильников под одной крышей. Это было страшно, но я научилась бегать. Узнала их график, не попадалась на глаза. Как-то раз, я задержалась ненадолго на работе. Я так боялась идти домой, ведь я знала, что меня ожидают. По-любому, кто-то из них сидит возле общежития и пьёт своё пиво. Я шла и старалась не реветь, не кричать от безысходности. Именно в этот момент возле меня остановилась машина, как в каком-то фильме. Мужчина открыл окно и спросил, почему я плачу. Сейчас я понимаю, что стоило бежать туда, в общежитие, к насильникам и радоваться, что спаслась от него. Но это сейчас, а тогда я выложила ему все свои страхи, чуть бы не крича и постоянно плача я рассказала ему все ниточки, за которые можно дёргать мою жизнь. Я считай, что сама себя ему отдала. На вечное пользование, до конца моей жизни. Сейчас смотря, как вытекает кровь на белые простыни, я снова делаю надрез уже онемевшей рукой. Зачем? А чтобы кровь не густела, не останавливалась, чтобы я успела сдохнуть до того, как он придёт, до того, как попытается спасти. Зачем я вообще родилась? Наверное, должны быть такие люди, как я, которым никогда не должно быть хорошо, которые должны постоянно страдать, для которых боль станет обычным состоянием души. Даже ту боль, что я испытывала, когда меня избивали, даже ту боль, когда меня впервые изнасиловали интернатские парни, даже ту боль, которую я испытала режа себя вены уже второй раз, никак не можно ставить в сравнение с болью, что причинил мне он. Он любил меня или точнее любит, пока я ещё жива, но его любовь как ртуть, как яд, она губит навсегда. Наверное, правильнее сказать, что она радиация, сначала ты ведь не понимаешь, насколько уже всё плохо. Он полюбил меня и погубил нас обоих своей любовью. Сколько раз я срывала голос, сколько же раз я так сильно орала?! Не посчитать, слишком много случаев. Я прожила с ним три года. Три чёртовых года! Можно свихнутся от всего того, что со мной происходило в этом доме. Сколько раз я сидела на цепи и сколько же раз я выслушивала его неразборчивые и быстрые речи о любви ко мне? Ааа! Эта боль так велика, что её невозможно выразить словами. Невозможно рассказать о том, как сильно можно гибнуть в другом человеке. Не возможно понять всю суть этой проблемы, если не испытать её. От этой боли невозможно скрыться, она, как будто, въедается тебе в тело, под кожу, в каждую клетку твоего организма, ты, как будто, сама становишься болью. Один раз ты очень сильно разозлился, когда я сказала, что это не любовь. Тогда я кричала тебе, что твои чувства ко мне это никак не любовь, это зависимость, это помешательство, но не любовь. Ты был очень зол, я должна была это понять, я должна была заткнуться, умолкнуть, перетерпеть, как это было всегда. Но я не поняла степень твоей ярости и боли от моих слов, ведь я даже не знала, что ты можешь стать ещё хуже. Ты ударил меня, со всей дури влепил мне пощёчину, ты выбил мне челюсть (хотя потом оказалось, что сломал), и именно в тот момент я поняла, насколько же всё плохо. Ты позвал кого-то, я не знаю, кто это был и как быстро он пришёл, ведь вроде как отключилась или что-то в этом роде. Ещё хуже и ужаснее кричать с поломанной челюстью от того, что тебе впихают член в зад. Жёстко, без подготовки, без смазки. Не знаю, что за чувство, когда тебя сажают на кол, но думаю, что это что-то похожее. Ты схватил меня за волосы и начал ебать меня в рот. Не знаю, что ты хотел этим добиться, удовольствия от секса или от того, что я заткнусь, но получилось у тебя и то, и другое. А у меня получилось почти задохнутся и умереть, то ли от недостачи воздуха, то ли от боли. Было настолько больно в опухшей челюсти и было ужасно больно в разодранном заду, а ведь даже ты не брал мня сзади. После этого я ещё два месяца проходила с гипсом или что-то в этом роде, хуже всего, что я уже никогда не имела того лица, что имела до этого случая. Самое удивительное, ты не только вылечил меня и провозился со мной все два месяца, а потом ещё и терапию, ты сказал, что теперь любишь меня даже больше. Когда у меня была истерика из-за моего лица, ты сказал, что я безумно красива. Блядь, до какой же степени ты стал зависим от меня? Почему именно я? Почему ты тогда посадил меня в машину и привёз к себе? Почему не отпустил после всего, что произошло? Как так вышло? Ты говорил, что я сильная, что я смогу справится. Ты говорил мне это, когда накладывал джут выше моего изрезанного в поперек запястья. Я тогда ещё не понимала, какую ужасную ошибку я сотворила не умерев сразу. Эти полгода был ещё больший Ад, чем два с половиной до этого момента. Я только потом поняла, что ты почти что оживил меня тогда, чтобы убить самому, иначе я не понимаю, зачем столько пыток. Ты называл это наказанием? За какие такие грехи мне это наказание? За то, что посмела ослушаться? За то, что не оправдала надежд? За то, что не приняла твою любовь? За то, что не ответила взаимностью? Или за то, что попыталась избавиться от жизни, которая принадлежала тебе, а не мне? А может за то, что попробовала оставить тебя одного? Я не знаю ответа, а задать эти вопросы тебе я бы не решилась никогда, ведь ты не дашь мне умереть, ты будешь издеваться над моим телом до самого конца. С переломанной челюстью и душой, с шрамами по всему телу я всё равно была тебе нужна, я была или ещё есть твоим миром. Я не знаю, что будет с тобой, когда ты увидишь мой труп. Я не знаю, что будет с моим телом после. Мне не важно всё это, я просто хочу покоя, тишины и счастья. Хотя бы раз всё это испытать. Хотя бы раз не думать о том, ждать ли мне сегодня тихого просмотра кино с попкорном или подвешивания с вывернутыми руками на крюк в потолке. Хотя бы раз заснуть с мыслью, что всё будет хорошо. А ещё как-то раз я вывела его из себя (сама не понимаю до сих пор, как я это смогла), и он нагнул меня над кухонным столом и вставил в меня почищенный хрен (скорее всего, он таковым был, ведь сок из него тёк обильно), при чём в оба отверстия. Жгло как вагину, так и анал, безумно сильно жгло. Руки он мне связал плёнкой за спиной так, что они были вывернуты и тоже доставляли кучу боли. Реально, было чувство, что сок из этого овоща просто сожжёт всю меня. Я пыталась силой мышц выпихнуть их из себя, но когда у меня почти это вышло, я поняла насколько бредовая это была идея, ведь он запихал их ещё глубже и начал бить меня рукой по всему, что мог достать. Бил он меня за то, что я не могу нормально принять наказания, по крайней мере, это он повторял с каждым ударом. Болело у меня всё внутри ещё почти неделю, я не то, что ходить не могла, мне лежать было по-адски больно, но он постоянно мазал меня чем-то изнутри и боль утихала. В такие моменты он называл меня своей девочкой и говорил, что не знает, чтобы я без него делала. Я тоже не знаю, ведь вся моя жизнь это боль, я не представляю, как можно жить без неё. Но вот сейчас, лежа на нашей с ним кровати, я вдруг подумала, а что реально будет с ним. Я уже потеряла настолько много крови, что даже мыслить мне лень, и потолок перед глазами двигается. Наверное, он переживёт то, что меня больше не будет. Стоп! А что, если он ещё кого-то найдёт! Если бы у меня были силы, то я бы подорвалась с кровати, но смогла только испугано широко открыть глаза. Блядь, а я и не подумала, что кто-то ещё может быть на моём месте, стать «мной». А может и до меня кто-то был?.. Какой кошмар… Я устало закрыла глаза. Знаете, сейчас мне так вдруг стало плевать. Почему я должна страдать, ради того, чтобы кто-то там не страдал. Пусть ему поможет Бог, как не помог мне в моей жизни. Или это он дал мне шанс умереть? Это он отправил его по делам в город именно сегодня? Всё может быть, но мне так всё равно, я лишь немного рада, что умираю и не увижу его больше. Хотя увидеть его лицо, полное безысходности уже во второй раз, я бы не отказалось. Только в этот раз на нём бы не было секундного облегчение от того, что он может удержать меня здесь, может спасти. На нём бы было полное отчаяние от того, что меня уже не остановить, не вернуть. Думаю он расстроится, но мне похер, мне хочется спать. Так сильно хочется спать. Наверное, я смогу увидеть ребёнка, который так и не родился. Моего ребёнка, хотя надо бы сказать, что нашего. Он умер так и не родившись. Наверное, полгода назад, если бы я знала, что буду умирать не одна, а с ребёнком внутри, я бы не покончила жизнь самоубийством, не стала бы тогда резать вены. Но я не знала, а он в который раз довёл меня до точки, до момента, когда больше не хочется жить. Наверное, я бы не узнала, что тогда носила под сердцем ребёнка. Он мне ни за что и никогда не сказал бы этого, но врач, когда я спросила что с ним, имея в виду Ада, сказал, что был выкидыш и ребёнок умер. Я бы плакала по нему, если бы знала, что здесь его ждёт рай, но я знала, что это даже хорошо, что он умер, что он не познал жизни, которую познала я. «Время смерти приблизительно семь-восемь часов назад. Странно, обычно в три часа дня никто не думает о том, чтобы вскрыть себе вены, тем более так виртуозно.» — сказал врач и закрыл глаза удивительно страшно искалеченной девочки, что валялась возле мусорных баков. Негодуя, что это случилось именно с его бригадой и теперь ему придётся говорить с полицией, а не ехать домой после суток, мужчина достал сигарету и закурил, смотря на эту потрёпанную девочку. Наверное, всё же кому-то в жизни не повезло намного больше, чем ему сейчас.