Чутьё

      Миза – взрослая, умудрённая жизнью тридцатилетняя женщина, на которую всегда можно положиться. Миза, лидер своего клана, всегда действует разумно, взвешивая все за и против, и при этом крайне спокойно, ведь когда за плечами столько прожитых лет, мало что вообще может удивить. И главное, что особенно ценит в себе сама Миза, – она на интуитивном уровне чувствует дерьмо и никогда в него не вступает.       Точнее, не вступала.       Последнее изменилось с тех пор, как она встретила персональное дерьмо своей жизни. У этого дерьма есть имя – Наки, и оно такое дурацкое, что напоминает пинок ногой в дверь. Вот и у Мизы иногда складывается такое ощущение, что она со всей силы пинается своими маленькими ногами в абсолютно деревянные мозги Наки. «Наки, стой», «Наки, подожди», «Наки, у нас другой приказ», «Наки!» – бесполезно. Она стучится в запертую дверь, которая иногда резко распахивается и прибивает её к стене, заставляя шипеть и ругаться. Из открытой двери всегда идёт поток чистых несдерживаемых эмоций.       Как, например, сейчас, когда Наки, брызгая слюной, ругается с Цукиямой, со всей дури пытаясь пробиться за железобетонную стену абсолютного спокойствия и нарочитой галантности. Миза стоит на месте, молча наблюдая за этим, хотя в голове всё равно крутятся заученные, осточертевшие до тошноты фразы. «Наки, стой», «Наки, не делай этого», «Наки, успокойся», «Твою мать, Наки!» – кажется, даже если бы она говорила это вслух, ничего бы не изменилось. Поэтому остаётся только молчать, поджимая губы от досады, и ждать, когда дверь – рот Наки – наконец захлопнется.       Канеки попадает в поле зрения Наки довольно неожиданно для всех, и Миза невольно подаётся назад, чувствуя, что сейчас будет что-то похуже ругани. Дверь в прорву эмоций практически слетает с петель и страшно скрипит – Наки скрежещет зубами. Но Канеки абсолютно спокоен: он даёт Наки возможность выплеснуть всё, что в нём есть, а потом с ноги захлопывает дверь обратно, запирая яростно льющиеся эмоции внутри. Миза настораживается и внимательно следит за изменившимся Наки, про себя проговаривая относительно новые, недавно появившиеся в голове фразы: «Наки, ты в норме?», «Наки, иди сюда», «Наки?».       В отличие от мозгов, сердце у Наки не деревянное, настолько не деревянное, что он не в состоянии полностью остановить поток эмоций, которые переполняют его каждую секунду. Это бесит Мизу, потому что она любит спокойствие, но в то же время ей нравится эта особенность Наки, потому что с ним она продолжает удивляться жизни. Не всегда в хорошем плане, но это ведь лучше, чем не удивляться вовсе. Уходя вслед за ним, она приподнимает руку, легко касается рукава его пиджака, проводя по шершавой ткани, и тихо говорит:       — Наки.       Его имя напоминает осторожный стук в дверь. Наки фыркает, дёргает плечами, но рукой не двигает, чтобы она случайно не вырвалась из пальцев Мизы. А она достаточно опытна, чтобы заметить это.       — Я в норме, — быстро проговаривает он, и, чтобы закрепить своё состояние, усмехается и треплет её по волосам. — Не волнуйся, старуха, когда-нибудь я его обязательно тресну. — Он потирает пострадавшую в бою щёку и широко скалится. Миза не видит этого, глядя вперёд, но слышит улыбку в его голосе, и это заставляет её тоже едва заметно торжествующе улыбнуться.       Всё-таки нет, Миза, опытная тридцатилетняя женщина с великолепным чутьём, в дерьмо не вступает.