Сдирая сущность о волчьи клыки

РОV Куроко Тетсуя       Тонкая грань между явью и сном затягивала, превращая все в калейдоскоп вечного сна: острые запахи больницы, шершавость покрытой пупырышками кожи Аомине, медсестра, пиканье приборов и тиканье часов. Ныряя в реальность я терял ориентацию и боль волнами накатывала на меня, словно подводное течение, несущее в объятия обмороков. Сны — место, откуда бы я никогда не ушел. Но всему наступает конец, и надеюсь мой уже близко. Я втянул в себя полную воздуха грудь, чувствуя, как распрямляется позвоночник вместе с легкими. Они, как пластиковые пакеты, с наслаждением и хрустом наполнялись кислородом. Открыть глаза быстро не получилось, что-то налипло на веках. Рукой я содрал корку. Слезы так высохли? Если так, почему я плакал? Сон, еще не отпустив меня, напомнил о жаре чужого тела. От счастья? Надеюсь ты здесь… — Аомине? Рядом что-то вздрогнуло, упало и скрипнуло зубами. Я повернул голову: глаза полыхали яростью, огнем гнева, кустистые брови насупились. Ах, это только Кагами. Мне было приятно, что он здесь, но я ждал другого. — Как ты себя чувствуешь? Стало легче? — сказал он, спустя минуту ледяного молчания. Я с трудом кивнул, только сейчас заметив, что опутан проводами, иглами и всякими присосками. Левая рука была крепко забинтована, как если бы была в гипсе — не двинешься. Хотелось спросить какого лешего я здесь, но вот начался прилив. Страх, пауком опутал мои органы сетью, казалось дернешься — и умрешь, сгинешь в земле. Дыхание сперло и я закашлялся, хватаясь правой рукой за горло. — ХВАТИТ. ЗАТКНИСЬ. — крикнул я волнам памяти. — Я не хочу ничего знать. Кагами вскочил, давая пройти медсестре. Мне ввели успокоительное, а уши уловили «еще час».

***

— Куроко, это я. В глазке показалась персиковая голова — Момоэ. Левая рука легла на ручку двери. Мышцы еще не слушались, посылали в мозг тупые импульсы боли, с трудом справляясь с самой простой задачей. Вместо должного приветствия, я только кивнул, забирая у девушки половину ее пакетов. Тонкая полоска закатного солнца окрашивала светлую кухню в розовые цвета. Как бы тут Момоэ со стеной не слилась. В лучах висели пылинки. Я нахмурился: сколько не драй эту квартиру, а эта гребаная пыль все не пропадает. — Дай посмотреть. — подруга протянула к левой руке свои ладони. Через некоторое время она торжественно ухмыльнулась. — Я же говорила, что мастер свое дело знает! Я всегда восхищаюсь его работами. Момо провела по ручью пальцем, погладила черную пантеру, выглядывающую из бамбукового леса и вздохнула, остановив свой взгляд на рыжем, заходящем солнцем. Рукав татуировки покрывал всю левую конечность, изменяя и скрывая бугристые розовые шрамы. Я поставил чайник, быстро накрыл на стол. — Мастер хорош. — согласился я. — Правда ухаживать за ней та еще муть. Постоянно мазать, укрывать, столько запретов. — Ну, да ладно тебе, зато красиво. — улыбнулась девушка. — Как с работой? — Все хорошо, повезло с компанией. На собеседовании им понравился, сразу перезвонили, вопреки обычному. — я улыбнулся. — И здорово то, что работать можно дома, главное быть на связи, встречаться каждую неделю и готовить все к сроку. — Я рада. — искренне отозвалась Момоэ. — Вот у меня не все так гладко. Постоянно какие-нибудь уроды заходят. Надо перебираться в спортзалы подороже. Ну, ты понимаешь, там клиенты самостоятельнее и образованнее. Мы проговорили еще некоторое время, потом Момо ушла. Точнее собиралась, пока я не окликнул ее, не развернул к себе и не поцеловал. Ее губы были влажными от губной помады, к ее вкусу примешивалась и химия косметики. — Что ты делаешь? — казалось, еще секунда и она ударит меня, но девушка не стала. — Куроко… Тебе тяжело, я знаю, пусть и прошло уже пять лет, но… — Все в порядке, прости. — я вытер рот рукавом. — Просто хотел проверить. Она поняла меня, кивнула и зацокала невысокими каблучками прочь. Как только входная дверь за ней закрылась, я ушел в кабинет, засел за работу. Бремя прошлого, вязкие, тяжелые чувства ни на миг не оставляли меня, наверное поэтому я никогда не чувствовал одиночества. Но фантомная боль в руке и сердце, по ночам выла на луну, скреблась в потемках души. А воспоминания я закинул куда подальше. Стены моего кабинета были увешаны календарями с дедлайнами, записками и напоминалками — ничто больше не задерживалось в моей голове более чем на три дня, приходилось записывать. Дотронувшись до губ, ухмыльнулся. — А я ведь все еще жду тебя, Аомине.