День лжив, коварен и жесток Лишь ночь честна как волчья песня Над бесконечностью дорог!
— В Хазиру! — скомандовала Дюпен-Чен, резким движением вырывая меч из груди едва дернувшегося мужчины. Вся эта кровавая резня происходила около центральной дороги, недалеко от небольшого города. Три тела защитников посла были разорваны на множество конечностей, разбросанных грудами мяса. Середину композиции увенчивала вырванная с позвоночником голова самого молодого посла, смотрящая вырезанными глазами. Лошади охранников, испуганно хрипя, рванулись в сторону города, увязая сухими ногами в грязи. Со стен города было все прекрасно видно. Но погони они не опасались. — Фай — высокий мужчина с крупными чертами небритого лица и добрыми карими глазами позаботился о лошадях в замке. С перерезанными подпругами сразу не справиться, пока разберутся — их будет уже не догнать. Дюпен-Чен вспомнила, что ещё один член их шайки — Том, вряд ли в состоянии ехать верхом, но тут же увидела, как Фай устраивает того перед собой на лошади, поймала одобряющий взгляд и успокоилась. Теперь ей нужно было заботиться только о том, чтобы доехать самой. Вскочить в седло легко и просто не вышло, но вонзившаяся в землю рядом с ней стрела добавила сил, и уже через пару мгновений весь небольшой отряд снялся с места, уносясь к спасительному лесу. …Всадница на чалом жеребце мчалась вперед, из-под копыт коня вылетали искры и ошметки красной глины. Красный плащ в больших черных пятнах бился за спиной как крылья. Пуста была лесная дорога, над головой простерлось, заслоняемое корявыми сучьями бледно-голубое небо, такой же блеклой казалась земля, и лишь сама они, страшные, высохшие, темные тени, были реальны в ослепительно светлом, пустом мире. Ключ, который она отняла у посла и сунула за пазуху, колол под ребра. Ни одной мысли не было сейчас у разбойницы. Все, что она хотела — доказать людям правду. Именно Маринетт должна была быть правительницей всей страны. И девушка собиралась отстоять свое право на престол. Иногда она, задыхаясь, приостанавливала коня, ловила потрескавшимися пересохшими губами ставший менее плотным воздух, но тогда из памяти появлялись образы — взметывались черные локоны её покойной матери-королевы, грозно звучала преступная песенка зеркальщиков, Амелия, дочь нового короля выкрикивала ей в лицо оскорбления своими красивыми губами, похожими на изогнутый лук, выплывало толстое лицо пропойцы стражника, который так нахально выгнал мать с ещё совсем маленькой Маринетт из замка, и щеки толстяка тряслись, как желе. Но лошади беспокойно мнутся на месте, роняют на пыльную землю белую пену. И они снова мчатся по дороге, воздух превращался в густую преграду, но мысли исчезали, словно их уносило ветром назад… Они мчались вперед. На встречу ветру… на встречу величавому замку с красивой историей и ужасному правителю. Конь вбивалась копытами в мягкую землю, откидывая прочь комья. Всадники все также гнали лошадей уже долгое время. Мимо проносились деревья, притихли птичьи голоса в чаще. Внезапно лес остался сзади, и в нос ударил запах сухого сена и пыли. Тёмные тени на землю легли, вытянулись и некрасиво растянулись на золотистом поле пшеницы. Дорога вилась среди высоких колосьев, пыль медленно прилегла к земле. Лошади постепенно сбавили темп, перейдя на легкую рысь. Маринетт вдруг чувствовала, что из ее сердца постепенно уходит горечь и отчаяние, неконтролируемый гнев, заставляющий вновь и вновь вонзать меч в груди врагов. У нее появилась надежда. На что? На то, что она сможет победить в этой неравной борьбе и стать законной правительницей? Все, что у неё было — ключ к центральной башне с королевскими апартаментами, некоторым дверям казарм и небольшой кулон с её фотографией; королева-мать Сабина, рано умерший отец Том и темноволосая большеглазая Мари. Она сама не могла понять, но все-таки надеялась. Что-то изменилось. Она не понимала — что, но это изменение ей нравилось. А вдали, после бескрайнего золотого поля, на высоком холме поднимались серые, каменные стены города. Это был не просто город — это была крепость. Высокие и неприступные стены с зубчатым верхом и круглыми башнями опоясывали холм по кругу у основания. А выше, за стенами, весь холм был застроен домами, утопающими в зелени. Красные и синие крыши, подымающиеся до самой вершины холма. Тонкие шпили его высоких башен блестели в лучах заходящего солнца. Вершину холма венчал высокий замок, на самой большой башне которого белой змеёю развевался флаг с четырехлистным клевером. Четырехлистный клевер издревле был символом королевского рода Дюпеп-Ченов…Навстречу завтрашней измене, Презрев Иудину любовь Мы - вам конец, мы - вам замена - Отечества шальная новь!