Персональное чаепитие

      — Оставьте-ка нас, детишки!       — Как пожелаешь, мама! — откликнулся ей нестройный хор голосов. Зазвенели, задребезжали, застучали по гранитному полу шаги и, вернувшись эхом, растаяли в прозрачном, как лучшая карамель, воздухе, скрипнули в последний раз двери тронного зала, и Большая Мамочка осталась наедине со своим новым трофеем.       — Ну, а теперь мы с тобой пощебечем, милый. — Йонко с деланной осторожностью опустила на стул перед собой неподвижную фигурку.       Брук, всё время до этого момента прикидывающийся мебелью, ощутимо вздрогнул. Тон Мамочки не предвещал ничего хорошего. А уж известие о предательстве Пудинг и ожидающейся засаде на семью Санджи… Нужно было рвать когти, как любил выражаться Усопп, и чем быстрее, тем лучше.        — Юная леди, — он сел ровнее, — рядом с вами я не то что говорить, петь готов!       Мамочка с искренним восторгом прижала свои пухлые руки к необъятной груди. А затем, запрокинув голову, разразилась громоподобным смехом, от которого сотрясался потолок и располагавшиеся под ним, оживлённые силой её фрукта, Зевс и Прометей. Казалось, вместе с ней смеялся весь её замок. Огромный, как утёс, её нос угрожающе трясся в опасной близости от Брука, изо всех сил старавшегося «держать лицо». Правда, он быстро вспомнил, что лица у него больше нет, но сейчас это даже радовало.        — Юная, а-хах! Леди, ма-ма-ма! А-ха-ха! — заливалась она, обнажая в жутком оскале местами золотые зубы. — Вот так удружил, костяшка, вот так насмешил! А песни ты пока прибереги, а то мои солдатики ещё не отошли.       Широким взмахом она стряхнула выступившие слёзы и приказала:        — Ты такой милый, скелетик, что мне даже захотелось выпить с тобой по кружечке чая, ма-ма-ма… Не откажешь ведь юной леди? — с издёвкой спросила она, при этом посмотрела так, что Брук в очередной раз порадовался, что уже умер пятьдесят лет назад.

Повинуясь желанию Йонко, к ним тут же бросились ожившие предметы: живой колченогий стол, размером с верхнюю палубу Сани, живая же подставка для гостя (Мамочка любила наблюдать за своими приобретениями), а также целая гвардия разнообразной, вполне самостоятельно справляющейся с сервировкой самой себя, посуды.

Пока кружащие в замысловатом танце кружки, блюдца, креманки, подносы с разнообразнейшими десертами (тоже живыми) рассредоточивались по столу, Брук размышлял над планом побега. Получалось это, как назло, плохо — отвлекали смотрящие на него со всех поверхностей глаза всех цветов и калибров. «Это тебе не на сцене стоять», — грустно подумал он.

— Итак, вернёмся к насущному. — Смеяться она прекратила так же резко, как и начала. — Ты же понимаешь, Король Душ, что жив ты до сих пор только благодаря тому, что уже давно и безутешно мёртв, ма-ма-ма?

— А вы шутница, юная леди. — Если бы у Брука сохранились веки, они бы нервно задёргались. Оба.

 — Разве похоже, что я шучу, ма-ма? — Голос её был заискивающим, но взгляд был холодным и цепким. А рука как-то нехорошо сжала чашку с чаем.

— Ну что вы, леди? Я лишь отметил ваш каламбур… — Теперь Брук осторожнее подбирал слова.

— Ладно уж, скелетик, дыши пока, ешь, пей. — Мамочка довольно откинулась в своём кресле и, причмокнув, принялась пить чай. Она, видимо, и вправду получала от этого удовольствие — напевала своё «ма-ма-ма», качала в такт рукой, но при этом не спускала глаз с Брука. Она чего-то хотела от него, но он пока не понимал, чего. В итоге решил плыть по течению, пока не подвернётся удобный случай для побега.       Его костлявые пальцы сомкнулись на ручке чашки.       Глаза йонко чуть сощурились…       Он поднёс чашку к черепу.       Мамочка замерла с не донесенной до рта пироженкой…       Сделал глоток.       Женщина на секунду даже дышать перестала, когда чай не покинул пределов скелета…       — Невероятно… — потрясённо выдохнула она, отбрасывая чашку в сторону, та тоненько взвизгнула и скрылась за пределами видимости Брука. Он проследил за ней взглядом, а когда перевёл его обратно, в ужасе отпрянул назад, невольно отправляя свою кружку следом за первой, лицо Большой Мамочки оказалось неожиданно близко. При желании он смог бы сосчитать все поры на её огромном носу.       — Неужели там что-то есть?! — И женщина попыталась ткнуть пальцем в место, где у людей обычно бывает живот, но Брук, уже пришедший в себя, успел увернуться.

— Юная леди! Я бы попросил вас без рук! — Пылая праведным гневом, Соул Кинг уже забыл, кто перед ним, и говорил со всей присущей ему, как истинному артисту, экспрессией:

 — Вы вторгаетесь в моё, что ни на есть, личное пространство! К тому же, я не одет! А вы, юная леди!.. — Тут до Брука дошло, что именно он сказал и что он и вправду не одет, так как вся его одежда сгорела после прямого попадания в него молнии Зевса. И хотя стесняться ему, по сути, уже лет пятьдесят было нечего, но он потребовал хоть какой-нибудь одежды. Мамочка тем временем продолжала прожигать его любопытным взглядом. Так маленькие дети смотрят на новых кукол, уже строя в голове план по разбору игрушки на запчасти. Однако просьбу Брука она выполнила, хоть и весьма своеобразно: ногтем проделала отверстие в тканевой салфетке (размером салфетка была под стать йонко и в полне могла заменить скатерть на обычном столе) и, натянув её Бруку через голову, подвязала под горлом каким-то шнурком. Теперь сам себе музыкант напоминал тень отца Гамлета, причём в не самые лучшие времена. Подобными куклами любила побаловаться Перрона, когда на Триллербарке становилось особенно скучно.

 — Что ж, Соул Кинг, время твоего ареста я продлю… на срок, пока с тобой не разберётся Цезарь, а там уж посмотрим. — Мамочка поднялась со своего кресла, видимо, собираясь оставить свою игрушку в надёжных руках. В этот момент интуиция Брука просто-таки завопила о том, что оставаться наедине с Зевсом и Прометеем не лучший выход…

 — Юная леди! А как же песня?  

— Песня? — Она рассеянно посмотрела на Брука, силясь понять, о чём идёт речь.  

— Именно! Песня специально для свадьбы вашей прекрасной дочери и моего друга! Не хотели бы услышать её первой?

— Ма-ма-ма! Такой известный артист и на свадьбе моей Пудинг! Ах, уболтал, костяшка! — Тут она легко сгребла Брука рукой и, поднеся к самому своему носу, многозначительно пообещала:

— А коли песня мне понравится, мы с тобой выпьем ещё по кружечке чая, ма-ма.

— Как пожелает юная леди, — ответил он, в голове уже проигрывая первые ноты сильнейшей колыбельной.

— Ой, да зови меня просто Шарлотт! А то в последний раз меня звали «юной леди», когда пятьдесят лет назад я договаривалась с оркестром каких-то пиратов сыграть тушь на моей первой свадьбе! Кстати, у одного из них была такая же придурковатая причёска, что и у тебя…       Большая Мамочка ещё долго рассказывала Бруку о своих мужьях, пока они двигались к её покоям, а Брук пытался переварить мысль о том, что пятьдесят лет назад он и его команда играли тушь на свадьбе красавицы-пиратки Шарли и рыбо-человека с акульим хвостом.