***
Две нолдорские лампы — видимо, из того добра, которое восемь лет назад пришлось здесь бросить Ородрету при своем поспешном отступлении — освещали небольшую комнату. Финрода принесли сюда после проигранного им поединка. Без сознания он пробыл достаточно долго — такой вывод напрашивался после изучения обстановки: вряд ли грубо сколоченный топчан стоял тут раньше, и широкую доску, некое подобие стола, надежно привинтили к стене под окном тоже вряд ли загодя. Само окно, узкое и длинное, сейчас закрывал новый плохо пригнанный ставень, из-за которого при сильном ветре исправно тянуло холодом, но Финрод и так прекрасно знал, что оно выходит во внутренний двор. Комната тоже была хорошо знакома — в конце концов, он ведь сам все это строил. Нового хозяина когда-то собственной крепости он с тех пор видел только один раз: тот явился на следующий день после их поединка, и Финрод с хмурой удовлетворенностью отметил его изнуренный осунувшийся вид, хотя сам Финрод выглядел, вероятно, ничуть не лучше. Саурон начал было с допроса. Финрод, естественно, отмалчивался, но, видимо, Саурон ничего другого и не ожидал, поскольку не проявил ни малейшей настойчивости. Вместо этого он с беззаботной укоризной повел речь о том, что его неведомый полонянин неплохо устроился. Вольно же гордо молчать, когда тебе, как явному предводителю, заведомо ничего не угрожает. Очень удобно изображать героя, когда сведения вместе с душами будут вытягивать из всех, кроме тебя. С выбранного тона Саурон не сбился ни разу — впрочем, он сам сказал, что правду слушать тяжело и противно, а вот говорить ее легче легкого — и сразу после этого удалился, даже не посмотрев, какое впечатление произвела его речь. Финрод остался наедине со скверными мыслями. Конечно, все это было очевидной манипуляцией, но любой из способов ответа на нее выходил одинаково проигрышным, и оттого делалось особенно погано. На лодыжках висели массивные браслеты кандалов. Очень быстро это железо начало раздражать кожу — штанины постоянно выбивались из-под него. Но в нынешних обстоятельствах это было сущей мелочью. Так же, как и мерзнущие на каменном полу босые ноги — обувь тоже отобрали. Орки наведывались дважды в день и вели себя, как ни странно, прилично. Хороших манер от них ждать не приходилось, но откровенной грубости они тоже не проявляли. По всей видимости, такие у них были приказы. Они выводили его на оправку и даже разрешали умыться. Эти же орки приносили еду — похоже, ту, которой питались и сами, — либо кашу, либо какую-то похлебку, сваренную из здешней рыбы. Впрочем, Финроду сейчас было не до разносолов. Четверо суток он медленно приходил в себя, понемногу восстанавливаясь, — состязание в песнях действительно выпило почти все его силы. На пятый день произошло нечто новое. Финрод уже хорошо помнил, когда приходят его тюремщики. Теперешние звуки шагов были неурочными. Лязгнул открываемый замок, и в комнату ввалился Саурон. Опираясь одной рукой на дверной косяк, а другой не выпуская еще двери, он на мгновение замер и вдруг разразился хохотом. Прямо-таки давился им, сгибался пополам, хлопал себя по коленкам, так что еле нашел силы отцепиться от косяка и закрыть дверь. Потом он воззрился на узника, будто видел его впервые, тонким срывающимся голосом выдавил из себя: «Фи-и-и-инрод!» и снова зашелся в приступе дикого хохота. Обращение по имени могло означать лишь одно, но Финрод сейчас был слишком сбит с толку, чтобы размышлять, и молча ждал развития событий. Судя по всему, наконец заряд начал иссякать. Хохот перешел в подвывания, потом Саурон перевел дух, смахнул слезинки из уголков глаз. — Забыл уже, когда так смеялся, — фыркнул он напоследок. — Я сперва ушам не поверил. Решил, что это надо мной героически пошутить вздумали. Совсем уж собрался всыпать по первое число. А потом до меня как дошло… — и Саурон опять прыснул со смеху. — Ты бы знал, чего мне стоило сдержаться! И потом, пока проверял, чуть не лопнул! Веселье Саурона было неподдельным и даже несколько заразительным. Он, как казалось, вполне искренне приглашал разделить эту свою потеху. Если бы издевался, было бы легче. — Почему ты сам не мог мне этого сказать?! Зачем ты молчал?! — Неловко было тебя расстраивать. Ты ведь думал, что поймал ценных лазутчиков. — Нет, но в самом деле! — не унимался Саурон. — Если бы ты все рассказал сразу, скольких неприятностей вы бы избежали! Честное слово, если бы я знал, куда и зачем вас несет, — да я бы в жизни не стал вас задерживать! Наоборот, я бы сделал все, чтобы вы добрались без помех — такого балагана в Ангбанде отродясь не видели. Финрод снова попробовал парировать: — Ничего еще не потеряно. Тебе ничто не мешает нас отпустить, и мы пойдем веселить Ангбанд. Только не предупреждай их там заранее, чтобы веселье было полным. — Прекрасная мысль! — просиял Саурон. — Я ее непременно подумаю! Не в службу, а в дружбу — вот дошел бы ты до Ангбанда, а дальше что делать собирался? От этого становилось еще обиднее. Не объяснять же, что и сам прекрасно знал, насколько сумасбродной и безнадежной была вся эта затея, с горем пополам сочиненная в безвыходной ситуации. — Отвяжись от меня, сатана*! — не выдержал он. Саурон огорченно махнул рукой. — Поделиться с тобой хотел, а ты… Эх, и зануда ты, Финрод! Кстати, неплохая работа, — добавил он, глядя на свою ладонь. Переход был неожиданным. Причина его, однако, раскрылась тут же: Саурон выложил на стол кольцо, то самое, которое Финрод когда-то отдал Барахиру и с которым Берен пришел в Нарготронд. — У меня не разбойничий притон, — торжественно возгласил Гортхаур и удалился. Финрод повертел кольцо в пальцах и задумался. Кто-то не выдержал. Что это меняло для него и всех остальных? Ничего. Запирательство не имело значения. В прямом и переносном смысле их песенка была спета там, где Саурон встретил странных пленников, а Финрод предпринял единственно возможную отчаянную попытку освободиться и проиграл. Тогда их дальнейшая судьба определилась окончательно и бесповоротно, и отказ утолять Сауроново любопытство был только символом, отделяющим поражение от полной сдачи на милость победителя. И если Берен или кто-то другой оставил и этот последний рубеж, Финрод его не осуждал. Неизвестно, сколько продержится он сам, когда за него возьмутся всерьез — не здесь, так в Ангбанде. Что он там окажется, можно было не сомневаться: король Нарготронда все-таки достаточно важная персона, чтобы твердо рассчитывать на аудиенцию.***
«Уже? — подумал Финрод, когда вечером следующего дня в коридоре послышались шаги минимум четверых. — На ночь глядя?» Подниматься он не стал — много чести Саурону встречать его стоя. На этот раз Саурон вплыл. Отнюдь не величаво, «томно» было бы самым подходящим определением. Его сопровождали два орка, один тащил табурет, в руках второго был какой-то сверток. Расположив все это на положенных местах, орки, повинуясь третьему жесту начальства, исчезли и прикрыли за собой дверь. Финрод был уверен, что они остались караулить снаружи. Сам он следил за этими эволюциями с умеренным интересом — изображать равнодушие у него получалось плохо. Жестом фокусника Саурон откинул углы салфетки. Две пышные лепешки упали на стол, более не удерживаемые тканью. В центре композиции оказалась баклага, на горлышко которой надеты были два оловянных стакана, украшенных гравировкой — видимо, из личного обихода главного подручного. Саурон взглянул на баклагу с умильностью. Сегодня он вообще лучился своеобразной благорасположенностью ко всему и вся. — Напиться до еле можаху тут и одному не получится, но чтобы вдвоем посидеть, вполне хватит. Наблюдающий за представлением Финрод здесь все же нарушил молчание. — Ты думаешь, что я буду с тобой пить? — А почему нет? — поднял брови Саурон. — Личных счетов между нами не имеется. Или я, сам того не зная, ненароком у тебя невесту увел? Ты бросил мне вызов, я его принял и победил, заметь себе, честно. Ты до такой степени не можешь мне простить, что я оказался сильнее? Машинально Финрод поправил штанину — проклятая опять вылезла из-под железной оковы. Он не собирался ни на что намекать. — Вынужденная предосторожность, — изрек Саурон, от которого это движение, разумеется, не укрылось. — Чего доброго взбрело бы тебе геройствовать, сбежались бы орки, попортили бы тебе портрет — и кому все это было бы надо? В глубине души Финрод вынужден был согласиться: рассчитывать на побег, конечно, не приходилось, но он не ручался, что при некотором раскладе не попробовал бы изобразить такую попытку в надежде встретить более легкую смерть. — Повернись все по-другому, ты бы со мной тоже не целовался, — завершил эту свою мысль Саурон, устраиваясь на табурете. — На войне как на войне. Не мы с тобой ее начинали, чтобы нам теперь считаться. И будешь ты со мной пить или нет, другой она не станет. С этими словами он деланно-небрежно откупорил фляжку. Густое янтарное вино полилось в стаканы. — Отказ от маленькой попойки — это для тебя особенно доблестное деяние? Характер, стойкость и все такое ты уже проявил, можно и к неофициальной части переходить. Да я и не брататься предлагаю, а всего лишь выпить, — Саурон поднял один стакан, легонько стукнув им о другой. — И сверх того, я, может быть, пришел с неким предложением, которое стоит если не принять, то хотя бы выслушать. Не дожидаясь ответа, Гортхаур сделал внушительный глоток и мечтательно закатил глаза. Совершенно ясно было, что Саурон так и продолжит пить и разговаривать независимо от того, составит Финрод ему компанию или будет сидеть дурак дураком. Последнее ощущалось особенно отчетливо — вилки Гортхаур ставил действительно со знанием дела. После его слов безучастность Финрода из достойного поведения превращалась в глупую фанаберию, и продолжая в том же духе, он только зазря стал бы разыгрывать мученика. Возможно, он не умел быть настолько отрешенным, и Саурон этим пользовался. Мысленно ругнувшись, Финрод выбрал меньшее из зол: взял оставшийся стакан и слегка пригубил. И сразу понял несколько вещей: вино было из ягод, вино было выдержанным, вино было крепленым. И оно было превосходным. Превосходным настолько, что даже присутствие Саурона не могло испортить впечатления. — Я знал, что ты оценишь, — прокомментировал тот, отщипывая кусочек лепешки. — Ничего лучше в этой дыре к нему не нашлось. Финрод последовал его примеру. — О чем ты хотел говорить? — спросил он, когда стакан опустел. Саурон скривился: — Фу, как это по́шло! Я делюсь с тобой дивным напитком, а ты уже после первого глотка так и норовишь свернуть в прозу жизни, как будто я вульгарное пиво принес! — и наполнил стаканы снова. Теперь чиниться Финрод не стал. Если уж на то пошло, еду он и вовсе из орочьих рук принимал, не морщился. — Ты затеял все это, только чтобы распить флягу вина? — Почему нет? Такой напиток требует и соответствующей компании. Делиться им с кем попало, натурально, извращение, а пить в одиночку… сам знаешь. Вот и страдал я безмолвно, но терпел, будто чувствовал, что эту мою заначку ждет высокий жребий. Так оно и оказалось! Сейчас Финрода не раздражала Сауронова болтовня, какую бы цель тот ни преследовал. Здравый смысл подсказывал, что удовольствий в жизни осталось не так много, чтобы ими пренебрегать. По всей видимости, вот это, теперешнее, было вовсе одним из последних. — У тебя ведь есть сестра, — полуутвердительно произнес Саурон, когда они пошли на третий круг. — Какое тебе до нее дело? — тут же насторожился Финрод. Несмотря на крепость вина, пьяным он нисколько не был. Как, впрочем, и Саурон. Вино только добавляло чуть-чуть раскованности. — О ком и говорить мужчинам за возлиянием, как не о красивых женщинах? А она, говорят, красивая. Финрод предпочел отделаться коротким «да». — Красивая, — отогнул палец Саурон, — из хорошей семьи, образованная — как же без этого, воспитанная, с хорошим приданым, наверное, — он посмотрел на раскрытую ладонь, — и до сих пор не замужем? — Отстань! — буркнул Финрод и поставил пустой стакан на стол. Саурон встряхнул фляжку и прислушался к бульканью внутри. — В самый раз. Аккурат столько, чтобы хватило обмыть достигнутые договоренности или оплакать договоренности несостоявшиеся. — Наконец-то мы добрались до дела? — осведомился Финрод, глядя, как золотистая жидкость снова полнит стаканы. Саурон опять аккуратно подобрал пробкой каплю с горлышка. — До него. И до тебя заодно. Дурака ты свалял, конечно, сказочного. — Знаю. Но ты все равно не поймешь, — отмахнулся Финрод. — Даже пытаться не буду. Так вот о тебе: имя и происхождение, конечно, хороши, но это и все, чем ты располагаешь. Не обижайся. Обижаться тут было не на что. Финрод понимал, что супостат прав. Морготу давным-давно ясно дали понять, что нолдор не играют в заложников. В военном смысле Финрод стоил не больше любого другого эльфа, ибо не был создан полководцем. И даже в Нарготронде вести о его судьбе станут только свидетельством ожидаемого — все ведь прекрасно сознавали, что этот его поход в сущности был путешествием в один конец. — Ну отправлю я тебя под конвоем в Ангбанд, — продолжал Саурон, — но и там ты сгодишься только на то, чтобы устроить тебе образцовую казнь на всеобщее обозрение. А мне с нее не то что никакого прибытка, наоборот, будет даже обидно. В конце концов, ты оказался достойным противником, приятно вспомнить. Давно я такого удовольствия не получал. — Потому что проиграл не ты, — хмыкнул Финрод. — Само собой. Но, знаешь, был к тому очень близок. Даже не представляешь, насколько. Саурон замолк, как будто перебирая в памяти подробности их недавнего поединка. — Ты повел себя как дурак… — Ты это говорил уже раз пять, — перебил Финрод. — Ну и что? Мне нравится это повторять, не препятствуй моей мелкой слабости. Если разобраться, поймать того, кто сам идет тебе в руки и разве что под замок не просится — это все равно что отнять у ребенка конфету. Примитивно, безнравственно, никакого удовольствия и чувства удовлетворения тоже никакого. Но куда деваться, если вы уже тут? Так вот, знаешь, я согласен всех вас отпустить и прикинуться, будто никогда вас в глаза не видел, в обмен на одну небольшую услугу. — Как ты сказал? Впрочем, Финрод не сомневался, что расслышал правильно. Другое дело, что верить Саурону не собирался ни секунды. — Отпустить, — невозмутимо повторил тот. — От тебя вреда немного, и десять твоих спутников погоды в мире тоже не делают. — Всех? — Да. Кроме смертного, разумеется. Его дела теперь тебя не касаются. — Вот так просто? Живыми, здоровыми… Саурона передернуло, будто вместо Финрода перед ним вдруг оказался жирный черный таракан. — Давай не будем делать из меня лубочного злодея с деревенской ярмарки. У меня все же немножко не тот масштаб, чтобы опускаться до такой мелочности. Или, — Саурон посмотрел на Финрода пристальнее, — это небольшая месть с твоей стороны? Финрод неопределенно покачал головой. — Предложение было слишком неожиданным. — Что есть, то есть, — согласился Саурон. — И что ты хочешь за это? — Чего я хочу? — протянул Саурон, устремив взор в потолок и выглядя совсем уже томным филином. Потом он поставил локти на стол, оперся подбородком на сплетенные пальцы, вперил в собеседника лирический взгляд и неожиданно произнес нараспев: — Сам не понимаю, что со мной такое. Какие-то чувства нахлынули… Ты мне нравишься, Финрод. Поначалу Финрод недоуменно нахмурился. До его ушей доходили какие-то туманные слухи о существовании в искаженном мире подобного рода вещей, но они с трудом укладывались у Финрода в голове. И уж тем более ему никогда не приходилось с этим сталкиваться. — Ты о чем? — переспросил он. Но вместо ответа Саурон продолжал смотреть, неотрывно и мечтательно. Он даже слегка улыбался при этом, и Финрод ощутил, что краснеет. Проклятая особенность опять сказалась некстати. Внутри медленно, но верно закипал гнев. — Это и есть твое предложение? — процедил Финрод. И тут Саурон рассмеялся. Так же естественно и открыто, как давеча. — Какие грязные у тебя мысли! А я еще ем и пью с тобой за одним столом! Ну и нравы у вас! Стыд! И Саурон схватился за голову. Опять Финроду не на кого было злиться, кроме себя самого. Ведь прекрасно знал, с кем имеет дело, а этот морготов прихвостень снова обвел его вокруг пальца, разыграв как несмышленыша. Он постарался взять себя в руки. — Ты лгал, говоря, будто в Ангбанде над нами бы смеялись. После такого горохового шута на нас бы там и внимания никто не обратил. Саурон только шире ухмыльнулся. — Да полно тебе! Как будто я не знаю, какие гадости вы обо мне говорите, где только такого набрались, — добавил он. — Захотел немножко отыграться. По-моему, неплохо получилось. Финрод почел за благо отмалчиваться. Само собой, Саурона это не смущало нисколько. — Можно распускать мерзкие слухи о противнике, но не до того же, чтобы самому в них верить. Но что бы вы обо мне ни врали, вкусы у меня все же скучные обычные, и в этом смысле никакого проку мне в тебе нет. Поэтому, раз уж мной овладели неведомые нежные чувства, я с удовольствием обменяю твое общество на общество леди Артанис. После такого откровенно-недвусмысленного предложения уж точно следовало если не дать супостату в морду, то по крайней мере запустить в него стаканом. Но хотя бы одну из провокаций сегодняшнего вечера надо было игнорировать, хотя бы в виде исключения. И Финрод остался спокойным. — Я не торгую женщинами, — сказал он. — Уже даже не знаю, куда мне деваться от твоих гнусностей, — Саурон осуждающе покачал головой. — Выглядишь таким приличным, а как рот откроешь… Я всего-то хочу познакомиться с твоей сестрой. Что, нельзя? Голос Финрода был полон сарказма. — Но чтобы при этом она приехала сюда? — А что мне остается? Не могу же я к ней поехать. Надо пользоваться случаем, пока ты здесь и я здесь — в Ангбанд не очень-то поприглашаешь. Может быть, мы с ней найдем общий язык. — А если нет? Саурон состроил печальную физиономию. — Тогда она уедет. Не стану же я навязываться — насильно мил не будешь. — И в чем смысл? — Проведу какое-то время, общаясь с прекрасной девой. Отчего-то Финрод был уверен, что сейчас Саурон говорит правду. Для такого обмена невозможно было представить себе иную причину, хоть бы даже и самую коварную. С женщинами не воюют. Разве что с Гортхаура станется… — Отпустив тебя, я уже заслужу в ее глазах толику благодарности, — откликнулся тот, будто читал мысли. В воображении Финроду вдруг представилась жизнь в стенах этой крепости спустя неделю после приезда Артанис: робко жмущиеся по стеночке орки и Гортхаур, каждое утро являющийся за приказаниями. Картинка была столь отчетлива, что выглядела натуральным предвидением. Да, сестрице Артанис с ее крутым нравом такая задача как раз была бы по плечу. Ей-Эру, Саурон давно заслужил подобную казнь. — Даже если бы все действительно обстояло так изящно, как ты об этом говоришь, — произнес Финрод вслух, с трудом оторвавшись от нарисованного фантазией этюда, — то ничего бы не вышло. Артанис не моя собственность. Я ею не распоряжаюсь и приказывать ей тоже не могу. Еще на середине этой реплики Саурон напустил на себя вид оскорбленной невинности. — Но попросить-то можешь! Напиши и объясни. Я даже не буду подглядывать. Кто-нибудь из твоих спутников отвезет это письмо, а дальше на ее усмотрение. Если она приедет, то после трогательной встречи брата и сестры ты отправляешься восвояси, а я мету хвостом перед прекрасной дамой. — А если Артанис не согласится… Саурон развел руками: — Тогда извини, служба. Спустя две недели после того, как мы об этом узнаем, вы все одиннадцать будете в Ангбанде. Или все десять, если посланник решит не возвращаться с ответом. Неожиданно для Саурона, а еще больше для себя самого, Финрод вдруг длинно и обстоятельно выругался. Так, что Гортхаур, внимательно выслушивая все загибы и повороты, даже поперхнулся. — Да ты пьян, Финрод! — Сам такой, — огрызнулся король Нарготронда. — Там еще что-нибудь осталось? Вместо ответа Саурон в высшей степени утвердительно кивнул.***
Последним с Тол-ин-Гаурхот вернулся Берен. Он пришел в Дориат в середине весны. У Берена не было кисти левой руки, но было некое письмо, которое Тингол прочел за закрытыми дверями. Начиналось оно без приветствий: «Ты можешь спокойно отдать дочь за этого смертного — он выполнил то, что обещал, и сильмарилл теперь в его руке. Поскольку я не рассчитываю получить от тебя ответ, я продолжу хранить мощи рядом со своей короной до тех пор, пока меня не достигнут новости о свадьбе. Разумеется, моя подпись тебе неизвестна, но в Эа нет существа настолько смелого, чтобы ложно выдавать себя за Мелькора, Короля мира и повелителя судеб Арды».