***
«Аноним: Кстати, а Босс такой же, как и ты в жизни? Или он все-таки оправдывает свою личность, как в треках, так и вживую? Стас: Оправдывает на все 100».Взято из аска Пимпа.
***
Игорь оправдывает свою личность на все сто. Игорь грубый, даже с близкими людьми. Стас бы сказал, что особенно с близкими. Он умеет смотреть так, что любые слова застревают в горле, так и не выходя наружу. Диана цепляет Лаврова за рукав и тянет на себя, желая привлечь внимание. Они в турах и разъездах уже несколько месяцев, но в свой свободный вечер он притащил ее в этот бар, хотя мог и провести его дома. Отдохнуть от компании Конченкова хотя бы пару часов, прежде чем снова окунуться в концертную жизнь. Но он сидит напротив за широким столом с лакированной поверхностью, лениво отмахиваясь от своей девушки, и внимательно слушает то, что, абсолютно не по-мужски хихикая, несет Стас, опьяневший от третьего сауэр виски. Слушает внимательно и чуть улыбается, умудряясь одновременно хмуриться на причитания Манаховой. Игорь всегда улыбается вот так. Как будто наполовину, чуть-чуть вбок, приподнимая лишь один уголок рта. Зато смеется, когда не для шоу, искренне, открывая рот и чуть ли не сгибаясь пополам, счастливо жмуря глаза, как вальяжный кот, пригревшийся на подоконнике в лучах весеннего солнца. Вальяжный. Лучшее слово для описания Лаврова. Вальяжно закидывает ноги на столик, вальяжно откидывается на золотой диван, вальяжно поправляет темные очки безымянным пальцем, вальяжно выдыхает дурманящий пар с въедливым ароматом персика. Он оправдывает свой образ на все сто. И сейчас, сидя на скрипящем диванчике в хуевом баре в вечер четверга. Тоже вальяжно, умудряясь вытянуть свои длинные ноги так, что его лодыжки чуть касаются икр Стаса. И парень ржет, прикрывая нижнюю часть лица тыльной стороной ладони, как всегда на высоком вдохе, немного истерически, но пиздец-как-счастливо. Диана недовольно что-то выговаривает, тоже истерично, и дергает за рукав сильнее. Игорь, отворачиваясь от Стаса к ней, в секунду меняет выражение лица. Игорь умеет смотреть исподлобья так, что хочется удавиться. Его глаза слишком светло-серые, чтобы показаться теплыми, хотя Стас знает, что его взгляд может быть невъебенно-обжигающе-горячим. Сверху вниз, даже через темные стекла очков, сквозь насмешливо опущенные ресницы. Только на Стаса. Девушка под его взглядом затыкается, поджимает обидчиво полные губы, вымазанные в чем-то матово-фиолетовом, и отворачивается, откидывая с плеча локон темных блестящих волос. Стасу, на удивление, похуй на разыгрывающуюся перед ним семейную драму. Хотя, это скорее скотч с лимонным соком, сахарным сиропом и несколькими каплями яичного белка, взбитый в шейкере, дает ему этот, такой желанный, похуизм. Конченков не умеет в похуизм, но очень старается. У Игоря, как и всегда, похуизм получается на раз-два. Стас даже немного завидует тому, с каким равнодушием мужчина предлагает девушке валить, если ее что-то не устраивает. Та молчит, опустив взгляд в пол. Игорь снова поворачивается к нему, чуть передвигая ноги под столом и носком кроссовка цепляясь за лодыжку Стаса, придвигая его стопу ближе. Площадь поверхности соприкосновения возрастает вместе с температурой в зале бара. Или это просто скотч, оседающий привкусом «торфяного дымка» на языке. Стас топит довольную улыбку в большом глотке из олд-фэшена, лед неприятно стучит о зубы, но не охлаждает. Глаза Лаврова в мягком желтом свете бара выглядят темными и влажными, они смотрят друг другу прямо в зрачки и, не сговариваясь, игнорируют девушку, схватившую свой телефон со столика и подорвавшуюся на выход. Конченков не такой, совсем. Он не умеет в похуизм, не умеет игнорировать недовольство окружающих, он готов хоть каждую бабулю через дорогу переводить, если бы не было Лаврова рядом, который утягивает его за свой щит безразличия и прет напролом. И мимо недовольства, и мимо бабулек, и, частенько, мимо съемочной группы, жмущейся вдоль стенок и охуевающей от грубости Большого Русского Босса. И Игоря Лаврова. Игорь грубый, даже с близкими людьми. Стас бы даже сказал, особенно с близкими. Он отправляет девушку в одиночестве на такси домой, в свой единственный свободный вечер. Он недовольно почти рычит на продюсеров и операторов, когда ему что-то не нравится. Он, не задумываясь, в шутку посылает нахуй, когда-то давно решив для себя, что, если люди не понимают таких шуток, то и хуй с ними, пускай катятся. Его пальцы, доведенным до автоматизма движением, складываются в кулак с вытянутым по струночке средним пальцем, как ответ для любого доебавшегося. С его подачи к Фадееву липнет обидное «петух» и «пидор», но тот только закатывает глаза и улыбается, съебывая из их съемной хаты к очередной телке, лишь напоследок просит не сломать диван и хлопает дверью за секунду до того, как в него прилетит первое, что попалось Игорю под руку. Игорь грубый, особенно с близкими. А Стас, несомненно, близкий. Стас только отмахивается, когда Игорь, даже не замечая этого, не дает ему сказать что-то невероятно тупое в микрофон. И хорошо. Пусть лучше все дальше верят в молчаливого Пемпа. Стас утыкается лицом в плед, когда Игорь раздраженно пинает его ногу, бурча «как ты нахуй это делаешь, блять?», и заворачивается в мягкую ткань плотнее, хитро глядя на мужчину. Тот улыбается в бороду уголком губ и смотрит на него из-за стекол очков. И да, это просто в толстовке и под пледом сидеть жарко, Игорь и его взгляды тут не при чем. Игорь грубо хватает его за загривок, вжимая лицом в хлипкую стену гримерки и набирая скорость. Входит глубоко, размашистыми толчками, рычит, впиваясь зубами в хрупкое плечо. Накрывает его всем телом, звонко шлепает ладонью по уже покрасневшей ягодице, шипит сквозь зубы «моя сучка» и специально спускает внутрь, чтобы через пару минут снова проникнуть в горячее нутро пальцами, довольно урча, удовлетворив свои собственнические инстинкты, и, наконец, прижимается к синякам на его шее короткими порывистыми поцелуями. Игорь грубый, особенно с близкими. Стас, несомненно, особенно близок Игорю. Может, поэтому у него темнеет в глазах от грубости Лаврова и подгибаются коленки, как у влюбленной школьницы. Игорь наглый. Игорь собственник. Игорь, откровенно говоря, мудак полнейший. Виски сауэр какой-то не «сауэр». Возможно, у бармена руки из жопы, и он от души ебанул сиропа на глаз. Возможно, коктейль такой и должен быть. Возможно, в груди сладко тянет от улыбки Лаврова, а не от приторности пойла. Игорь умеет нежно целовать его запястья по утрам, на том самом диване, который Дима просил не ломать. Игорь всегда аккуратно поправляет сползшие очки на его переносице, когда Стас слишком увлекается написанием сценария. Игорь прижимается своими ногами к его, переплетая их под столом и мягко, с легкой усмешкой, смотрит темными, в полумраке бара, глазами. — Я хотел бы взять тебя за руку, — буднично выдает он, пригубив из своего рокса с чистым бурбоном, — Но мы, типа, все еще в России… И от такого Игоря кроет так же сильно, как от шлепков по заднице и поцелуев-укусов. Стас подозревает, что его просто кроет от Игоря, — любого, — даже в этой искусственной шубе и с пластиковой короной на голове, несущего бред про Майями и армию шлюх. Потому что Игорь оправдывает образ Большого Русского Босса на все сто.