Обещанный рай

Ранним осенним утром, по узкой просёлочной дороге, ведущей к деревне Крассель, вихрем пролетела вороная лошадь-киборг, бесцеремонно смешивая копытами грязь со свежевыпавшей листвой. Всадник, что был мрачнее безлунной ночи, не жалея своих сил, сжимал поводья и пришпоривал скакуна. Вслед удаляющемуся прекрасному видению с грустью хмурилось небо, серым пейзажем отражающееся в потревоженных брызгами лужах. Каменные стены, отделяющие деревушку от внешнего и опасного мира, заметно почернели из-за почти непрекращающегося ливня. Едва завидев незнакомца, приближающегося к воротам, караульный на вышке нервно дернул за веревку, привязанную за язык колокола, и бросился вниз, где из сторожки уже выбежали два стражника. Один из них тут же открыл смотровое окошко и с трепетом ожидал нежеланного гостя, который, в свою очередь, довольно быстро оказался возле ворот. — Никого пускать не велено. Приказ шерифа, — неуверенно объявил караульный, взглянув на товарищей, кучно столпившихся позади него и с интересом разглядывающих лицо незнакомца. — Меня вызвали в эту деревню, — спокойно и хладнокровно ответствовал юноша в черном пальто и широкополой шляпе, остановившийся по ту сторону тридцатитонных железных створ. — Сказали тебе — не велено. Проваливай! — почти вскрикнув, произнес стражник, облаченный в длинный дождевик с капюшоном. — Я должен поговорить с вашим шерифом, — уверенность в голосе путешественника невольно вселила в мужчин необъяснимый страх и трепет, и они, украдкой обменявшись недовольными взглядами, разбрелись в разные стороны. Караульный медленно вскарабкался обратно на вышку, а стоявший все это время по левую руку от ораторствующего стражника мужчина направился к коновязи и резво оседлал тощую серую лошадь. — Эвон приведет шерифа, и уж он пусть сам решает, что с тобой делать, — раздражённо высказался мужчина, чуть переиграв свою необъяснимую неприязнь, и с силой захлопнул окошко. Молодой человек остался стоять неподвижно под холодным осенним дождем, не выказывая никаких возражений против текущего положения вещей. Поля шляпы скрывали его темные глаза, лошадь застыла, склонив голову, а мелкие капли ласкали ножны необычного клинка и широкую, укрытую пальто, спину путешественника. Спустя какое-то время окошко на воротах распахнулось вновь и оттуда показалось лицо мужчины средних лет с весьма густыми черными усами. Вид его сдвинутых бровей и опущенных уголков глаз красноречиво описывал всю тревожность и необычность ситуации, сложившейся на вверенной ему территории. — Впустите его, кретины! — громко и зычно скомандовал шериф, — я четко помню, как предупреждал вас, что мы ждем весьма необычного гостя. Вам что, память отшибло? Скрипнули огромные петли, и тяжелые створы подались внутрь. Но, не справившись с нагрузкой, старые, уже изрядно разъеденные ржавчиной механизмы забарахлили, и ворота безвольно застыли на месте, открыв проем всего в два фута. — Откройте же их, черт возьми! — вновь голосисто скомандовал шериф. Все трое без промедления бросились к створкам и, пытаясь найти более устойчивое положение на раскисшей от дождя дороге, со всей силы потянули железные пласты на себя. Механизмы жутко взревели, лица мужчин побагровели от натуги, но ворота не сдвинулись ни на дюйм. С отвращением сплюнув, шериф закатал рукава своего пиджака и бросился на подмогу горе-стражникам. Руки их скользили по мокрому и гладкому металлу, ноги по щиколотку утопали в грязи, но результатов не было. Юноша, что прежде молча и терпеливо наблюдал за происходящим, беззвучно спрыгнул с лошади и подошел к воротам с обратной стороны. Щели меж створами вполне хватало, чтобы он мог попасть внутрь, но молодой человек приехал сюда на лошади и не собирался оставлять ее снаружи. Встав прямо перед заклинившей грудой железа, он уперся руками в обе створы и с усилием подался вперед, сгибая левую ногу в колене. Раздался шумный визг механизмов, и створки ворот медленно, но уверенно разошлись в стороны, сминая комья земли и жухлой осенней травы. Ступая шаг за шагом, словно скользкая грязь под ногами вовсе не причиняла ему неудобств, молодой человек остановился лишь тогда, когда ворота открылись на достаточную ширину, чтобы лошадь могла пройти свободно. Молча повернувшись спиной к остолбеневшим и изрядно побелевшим мужчинам, всадник в черном оседлал своего коня и неторопливо въехал на территорию поселения. Представительного вида высокий шериф выступил ему навстречу и, преградив путь загадочному юноше, без лишних условностей молвил: — Меня зовут Джордж Флин. Следуй за мной. Он резво вскочил на спину своего белого скакуна и тут же пустил его в галоп. Молодой человек последовал его примеру, и оба всадника рванули вперед на предельной скорости, оставив за собой лишь брызги грязи и дождя, а также троих опешивших стражников, которые поочередно вопросительно поглядывали то друг на друга, то на открытые ворота. Спустя пять минут езды в таком темпе, оба наездника добрались до трёхэтажного здания с дорическими колоннами, лепным фасадом и широким крыльцом, торжественный облик которого нелепо и несуразно дополняли решетки на полукруглых окнах. Спешившись, шериф сразу же заспешил внутрь. На следовавшего за ним Охотника он даже не оглянулся, словно удивительный юноша вовсе и не интересовал его, а сам он прибыл лишь по собственной прихоти. Тем не менее, оба они молча вошли в здание. Пройдя по длинным широким коридорам, минуя охрану и небольшой холл они, наконец, остановились перед большой дубовой дверью в самом дальнем переходе второго этажа. — Пойдем, — произнес шериф и мощным толчком левой руки распахнул перед ними дверь, — заходи, располагайся. Выпить хочешь? После такого дождя не помешает пропустить стаканчик-другой хорошего виски, как думаешь? До нитки промокший представитель закона потянулся к громоздкому графину с круглой крышкой, что стоял на самом краю дубового стола. — Я хотел бы перейти сразу к делу. Зачем меня вызвали? — сухо спросил юноша, чья шляпа все еще была сдвинута вниз и закрывала верхнюю половину лица. Плеснув в широкий прозрачный стакан светло-коричневой жидкости, шериф поднес его к губам и со смаком отхлебнул немного, глубоко и с упоением вздохнул, а затем излишне коротко пояснил: — Вампир. — Я — Охотник на вампиров, — столь же кратко парировал юноша. — Развалины, что находятся у западной границы деревни — кажется, в них вновь вдохнули жизнь. Вот ведь парадокс! Пока они были пусты — жизни в них было больше, чем когда-либо, а сейчас, не иначе как это место приветило смерть. Пробудился древний Аристократ — Герцог Василеску. Есть одна жертва — девятнадцатилетняя дочь местного судьи... Это дело для меня имеет личный характер, — Флин встал и зашагал по комнате, явно нервничая, — моя дочь страшно мучится, ведь укушенная девушка — Камилла… Они лучшие подруги с младых ногтей. Не представляю, что будет, если она… Сильвия учится в Столице, и приехала повидать нас с супругой и Камиллу двумя неделями ранее, а теперь… мое дитя не может спать, кусок ей в горло не лезет, так скосила ее эта трагедия… — Когда все случилось? — прервал его юноша. — Семь ночей назад. С тех пор Аристократ приходил еще раз, и девушка окончательно потеряла рассудок, — сообщил мужчина, отхлебнул еще немного из своего бокала и от сожаления поджал нижнюю губу. — Я хотел бы незамедлительно оценить состояние девушки, если это возможно. Вздохнув, шериф поставил стакан на стол и уставился на собеседника: — Возможно, конечно же. Черт возьми, для этого тебя сюда и вызвали. Но сначала давай-ка обсудим твой гонорар и прочие бюрократические моменты. Я слышал, что ты — дампир. Так ли это? — без тени смущения, спросил шериф, придвигаясь к столу и опираясь на него обеими руками. — Так и есть. — Что ж, тогда тебе не составит труда прикончить эту мразь, — вопреки всем ожиданиям ответил Флин. Он выложил на стол увесистый кожаный мешок с деньгами и раскрытой ладонью слегка подтолкнул его в сторону Охотника. — Здесь ровно столько, сколько было оговорено. Я плачу вперед. — Я возьму только аванс — не более тридцати процентов от всей суммы, — твердо ответил молодой человек, лишь мельком взглянув на мошну с золотом. — Ты удивляешь меня. Никак и подумать не мог, что ты суеверный. — Поймав вопрошающий взгляд молодого человека, шериф добавил: — Да, представь себе, я слышал о такой охотничьей примете — не брать вперед всю сумму, иначе дело не выгорит. — Что ж, тогда мы поняли друг друга, — подвел черту Охотник и встал с кресла, — проводите меня к жертве. Высыпав из мешочка несколько золотых монет в раскрытую ладонь молодого человека, мужчина повернулся к выходу и бросил короткое: «Не отставай», и во вновь воцарившейся темноте помещения лишь тихо прошуршал широкий плащ Охотника. *** — Да, забыл сказать, что именно Габриэль Косков — твой настоящий наниматель, я вызвал тебя сюда по его просьбе, — словно сообщив нечто вовсе незначительное, Флин направил коня прямо к приветливо раскрытым воротам огромного особняка в самом центре деревни. Ди молча последовал за ним. Оставив лошадей, спутники прошествовали внутрь, где пожилой мужчина в черном костюме велел им дожидаться хозяина дома в его личном кабинете. Расположившись на мягком диване, шериф Флин, скорее от скуки, нежели из праздного любопытства, принялся озираться по сторонам. Ди же выбрал себе самый темный угол и, прислонившись спиной к стене, застыл, как гранитное изваяние. В омуте неловкого молчания они провели около десяти минут, после чего дверь кабинета отворилась, и к ним присоединился седой мужчина в роскошном бордовом халате. — Джентльмены, рад, что вы смогли приехать, я абсолютно растерян из-за сложившейся ситуации, и, признаться впервые не знаю, что мне делать. Моя девочка, моя Камилла… — слезы, проступившие на глазах у этого человека, плохо вязались с его уверенной походкой, статной осанкой и мужественным волевым подбородком. Он создавал впечатление человека удивительно мудрого и сильного, но его срывающийся на крик дрожащий голос насторожил даже шерифа. — Габриэль, мы уладим этот вопрос. Нельзя терять присутствие духа, ведь твоя малышка чувствует твою неуверенность, и ее это расстраивает. Возьми себя в руки! — попытался приободрить его Флин. — Чувствует?! Расстраивает?! Джордж, какого дьявола?! Моя малышка мучится от каждого моего прикосновения, но трогая свои раны на затылке, закатывает глаза и… Отец не должен видеть… как его дочь достигает сексуального катарсиса в ожидании проклятого вампира! В комнате воцарилось безмолвие. Никто не мог подобрать слов. Но тишина все же была нарушена тихим и мягким голосом Охотника, притаившегося в углу. Страх и боль владельца дома, сострадание и отчаяние шерифа Флина — все эти эмоции совершенно не коснулись великолепного молодого человека в черном, обратившегося к ним со словами: — Я хотел бы осмотреть девушку. Габриэль поднял свои красные от слез глаза, шериф же просто тяжело вздохнул. — Представь нас, Джордж, не будь чертовой задницей! Я понимаю, что ситуация требует срочного вмешательства, но я должен хотя бы знать, какое имя носит мой гость! Шериф замешкался, словно и не ждал, что подобный вопрос когда-нибудь обременит его, но только он собирался раскрыть рот, как услышал тихий голос своего временного спутника: — Называйте меня Ди. — Идет, — хлопнув в ладоши, сообщил хозяин дома и направился к выходу, — за мной, джентльмены, время — беспощадная тварь, за которой нам не угнаться. Две минуты спустя мужчины уже стояли перед дверью в комнату юной леди, а ее отец, будучи не в силах совладать с эмоциями, застыл, ухватившись за тонкую позолоченную ручку, и завороженно уставился в пол. Руки его вдруг задергались, веки плотно сомкнулись, будто пытаясь сдержать поток слез, а по телу прошла заметная дрожь. — Я… я не могу… не могу видеть ее такой… Моя бедная жена, Флорена… если бы она дожила до этих дней… — Габриэль, тебе не обязательно заходить. Просто отойди от двери, и мы все сделаем сами, — голос шерифа был полон скорби и сожаления, но он, увы, ничего не мог поделать с настигшим эту семью несчастьем. — Этот Охотник сделает свое дело, и мы продолжим жить, как прежде, но, для начала, впусти нас внутрь, Габриэль… Рука седовласого мужчины безвольно соскользнула с дверной ручки, и он вдруг резким, нервным движением закрыл ладонью нос и рот, пытаясь заглушить рыдания. Ди открыл дверь и бесцеремонно вторгся в неприступный сумрак, окутавший комнату. Тьма, словно туманом скрывавшая все вокруг от любопытных взглядов, таила в себе ужасную семейную трагедию… Охотник уверенно направился к кровати юной леди и замер рядом, разглядывая мирно спящую белокурую красавицу. Алые уста ее были слегка приоткрыты, а кожа выглядела такой бледной, что казалось, девушка и вовсе не жива уже. Внимательно рассмотрев раны на шее девушки, Ди стремительно повернулся к своим спутникам и объявил: — На ночь я останусь в ее комнате. Хозяин дома не посмел возразить, лишь кивнул, устремляя взгляд в пустоту. Шериф было шагнул в комнату, но тут же замер, промямлил что-то невнятное и, нервно одернув куртку и поправив шляпу, незамедлительно ретировался. Дверь закрылась снаружи, и наступила тишина. Порывы ветра омывали окно сильным ливнем, и без того темное помещение погрузилось в еще более густой морок. Отчасти из-за полного отсутствия солнца, но в большей мере ввиду присутствия в комнате Ди, загадочный юноша будто сам собой излучал темную энергию. Он расположился на миниатюрной белой софе возле окна и, прикрыв глаза, погрузился в собственные мысли. Спустя три четверти часа в коридоре раздались легкие, словно крадущиеся шаги, явно приближающиеся к комнате. Охотник лежал на софе, надвинув шляпу на глаза, и совершенно точно не планировал менять свое положение. Позолоченная дверная ручка повернулась, потом дернулась, но дверь не поддалась. Однако непрошеный гость однозначно не собирался уходить: ручка продолжала слегка вздрагивать, пока дверь не распахнулась. На пороге появилась прекрасная юная дева с длинными темными волосами. Нарушительница, робко и настороженно озираясь по сторонам, быстро вошла в комнату и тихо, стараясь не выдать своего присутствия, закрыла за собой дверь. Остановившись в одном шаге от кровати, девушка упала на колени и горько зарыдала, ухватившись своей смуглой ручкой за бледное и холодное запястье. — Тебе лучше уйти, — раздался голос Охотника, все так же лежавшего на софе подле окна. Девушка вскочила от неожиданности, плотно зажав рот рукой. Она хотела закричать, и здравый смысл даже подсказывал ей это сделать, но промолчала, застыв, словно статуя. Не столько она боялась обнаружить себя, сколько не желала потревожить ту, чья душа нежилась в мире грез. — Кто… кто вы такой? — пытаясь отдышаться, спросила юная нарушительница. — Меня зовут Ди. Я Охотник на вампиров, — спокойно сообщил молодой человек. — Здесь небезопасно. — Небезопасно? Мистер, нет, вы не понимаете! Это моя подруга, я не уйду! Нет! Решительно ни за что! — нервно, словно ее уже вышвыривают вон, возмутилась девчонка. Ее порозовевшие щеки и красные от слез глаза придали прозвучавшей браваде некоторую убедительность. — Кто ты? Удивленно уставившись на облаченного в черное юношу неземной красоты, девушка ответила: — Сильвия Флин. Камилла моя подруга, и я никуда не уйду, — её решительность поражала. Но дрожь в голосе явно обнажила притаившийся страх. — Когда явится Аристократ, моей задачей будет сразиться с ним и любой ценой защитить Камиллу. Но, если ты останешься здесь, мне придется защищать и тебя. А значит, твоя подруга может оказаться в смертельной опасности, пока я буду спасать твою жизнь, — аргумент Охотника был весьма весомым и неоспоримым. Склонив голову, Сильвия кивнула: — Я уйду, но… мистер Ди. Спасите ее, я прошу вас. Она все, что у меня есть, пожалуйста… — Я сделаю все, что в моих силах, — ответил молодой человек. И, словно превратившись в безропотную тень, Сильвия покорно покинула комнату. Единственное, что напоминало теперь о внезапном вторжении — легкий запах духов из Столицы, окутавший темную усыпальницу юной красавицы. Дождь не унимался. Тучи лишь продолжали сгущаться, словно собираясь пролить на эту деревеньку все слезы наводненного чудовищными созданиями Фронтира. День неуклонно сдавал позиции, в очередной раз проигрывая ночи в этом бесконечном сражении. Ветер стих, и теперь лишь гул капель, с грохотом разбивающихся о черепичную крышу, заполнял непроглядную тьму вокруг Охотника. С наступлением ночи дыхание мирно дремлющей девушки участилось и стало более поверхностным, сладкие стоны доносились из ее приоткрытых губ. Жертва изнывала в блаженном ожидании своего осквернителя. Чем громче становились стоны девушки, тем сильнее Ди охватывала жажда, сводя с ума, не давая сосредоточиться. Выхода не оставалось — нужно было принять капсулу с высушенной плазмой крови, в противном случае, голод мог стоить ему жизни. Молодой человек молча встал и направился в личную уборную девушки, дверь в которую находилась возле софы. Изнуренный невыносимой жаждой, Охотник принял решение действовать быстро, оттого не взял с собой даже свечу. Дрожащей рукой он извлек из внутреннего кармана пальто небольшую бутылочку, вытряхнул на раскрытую ладонь две таблетки и положил их на язык. Темнота ничуть не мешала Ди, он прекрасно ориентировался в пространстве и видел все столь же ясно, как и безоблачным днем. Резким движением руки он открыл воду и подставил под струю правую руку. Жадно испив ледяной жидкости, юноша застыл, приводя разум и тело в исходное состояние. Именно тогда ручка двери, ведущей в спальню, вновь дернулась, на сей раз с большей силой и упорством. В комнату вошла Сильвия. Охотник без промедления бросился в комнату. — Вот же упертая девчонка, — раздался хриплый голос, но услышал его только Ди, — что будешь делать? Входя в апартаменты, погрязшие в непроглядной тьме, девушка осмотрелась и убедилась, что там больше никого не было. Она решила, что Охотник поджидает вампира где-то в другом месте. Дочь шерифа зажгла небольшой светильник у кровати Камиллы, но даже тогда не заметила Ди. Стоя в самом дальнем углу, юноша, с головы до ног облаченный в черное, сливался с густой тьмой, и лучи тусклого света лампы не касались его. Сильвия села на край кровати и провела своей нежной рукой по бледной щеке своей подруги. Камилла продолжала стонать, тело ее извивалось, словно в агонии. — Кажется, она приходит в себя! Ди, это странно, — комментарий левой руки прозвучал к месту. Происходящее действительно вызывало много вопросов. Но Ди стоял, словно окаменев. Молодой человек не желал вмешиваться, либо попросту не мог. Камилла открыла глаза, пылающие кровавым жаром, и обратила свой похотливый взор к напуганной до смерти темноволосой девушке. — Ты пришла! Любовь моя, я знала… — протянув свою обескровленную ледяную руку, бледная бестия коснулась волос своей полуночной гостьи. Сильвия ухватила Камиллу за запястье и с силой прижала его к своей щеке. Дочь судьи привстала и придвинулась ближе к той, что пробудила ее от долгого сна. Губы девушек встретились, страсть, охватившая их, похоже, повергла в ступор даже бывалого Охотника. — Ничего себе! Такого я никак не ожидал, — вновь раздался хриплый голос. Благо, девушки не могли его услышать. — Я так долго ждала, так долго! — шептала юная и невинная Сильвия. — Осталось немного, любовь моя, — сильной рукой обхватив талию подруги, Камилла притянула тело девушки вплотную к себе и одним движением перекинула ее на другую сторону кровати. — Ди, черт тебя дери! Ты что, будешь стоять тут столбом? Да что с тобой?! — все восклицания бессменного спутника Охотника достигали адресата, но реакции, по совершенно неведомым причинам, так и не следовало. Изрядно забеспокоившись, верный делу и «хозяину» симбионт, сам решил вступить в игру. Рука Охотника слегка приподнялась и вытянулась вперед — в направлении кровати, где сейчас разворачивалась поистине прелюпобытнейшее действо. — Черт, я так и знал, колдовство. Проклятая лампа. А я уж думал, что ты просто загляделся на лобызающихся девиц. Вот только ладонь не сжалась, и речей его никто не прервал, что настораживало. — Когда она включила лампу, тебя одурманил свет, действующий лишь на тех, в чьих жилах течет истинная кровь необращенного Аристократа. Ди, боюсь, я бессилен. Губы прекрасного молодого человека, так некстати застывшего в дверях комнаты, слегка шевельнулись, но он не вымолвил ни слова, лишь слегка обнажив белые ровные зубы на манер оскала. Тем временем, пока дампир тщетно сражался со своим естеством, две юные девы сплелись телами на огромном ложе, застеленном мягчайшим шелком, и поцелуи их был столь же сладострастны, сколь и отвратительны. Бледные и тонкие пальцы Камиллы небрежно скользили по тонкому стану теплокровной раскрасневшейся красавицы-подруги, легкое платье которой теперь лежало на полу. Алые губы оскверненной поцелуем Аристократа девушки нежно ласкали соблазняюще круглую, налитую грудь её любовницы, оставляя влажные, поблескивавшие в свете лампы, следы на бледной гладкой коже и упругих, торчащих сосках. Сладкие стоны теперь вырывались из уст невинной до сего дня Сильвии, крепко впивающейся ногтями в холодную спину возлюбленной. Молодой человек, волей случая окаменевший так, что лишен был сил даже глаз отвести от происходящего, словно смирившись со своей участью, наблюдал. В его бездонных, но по-прежнему ледяных и ясных глазах отражалась лишь тревога, ведь он чувствовал, что где-то там, совсем неподалеку, притаился Эрот, наблюдавший за своей Психеей. Невозможность воспрепятствовать его нечестивым намерениям и дать достойный доблестного Охотника отпор, омрачала думы юноши. К тому же, была велика вероятность, что такое положение вещей не позволило бы ему выйти сухим из воды. Стоны девушек становились все громче, хотя нежная Сильвия старалась заглушать свои искренние любовные восторги. Камилла же, прежде взбалмошная и открытая девушка, и ныне не утратила сих качеств, и посему абсолютно без стыда сейчас опустилась ниже талии девушки и принялась своим, на удивление горячим язычком, ласкать столь сокровенные места, что Охотник едва не покрылся стыдливым румянцем против своей же собственной воли. Влажные, бесстыдные звуки, доносившиеся до его ушей, перекрывались сладкими, глубокими вздохами все еще живой красавицы. Тело её будто бы свело судорогой, широко разведённые колени мелко вздрагивали; пальцы рук, побелев от усилий, сжимали скомканную простынь, а гладкие бедра то и дело приподымались вверх. Кто знает, сколько еще продолжалась бы эта вакханалия, если бы оконная рама сей час не распахнулась, но не под властью сильного, порывистого ветра, что буйствовал этим днем, а волей совершенно мистического существа — Герцога Василеску. Девушки прервали свой нечестивый обряд и с пылким сладострастием уставились на вновь прибывшего. На удивление непринужденно, с подоконника спрыгнул печально известный Герцог, чей темно-изумрудный плащ развевался от дуновений легкого ветерка, врывавшегося через открытое окно. Его длинные светлые волосы, прямыми прядями струящиеся по широким плечам, блестели в предательском свете абажура. Вот и он, такой сильный и страшный противник, столь неуклюже угодил в те же сети, оказавшись в плену тусклого света. Когда Камилла, наконец, взяла в толк, что же не так, она тут же метнулась к прикроватной тумбе и резко смахнула светильник на пол. Разбившись, тот освободил от своих чар не только древнейшего из рода Василеску, но и дампира, застывшего у дальней стены, и столь яро пытающегося освободиться уже добрых десять минут. Однако от долгого воздействия, или по каким-то и вовсе не ведомым причинам, Ди, скинув с себя узы неизвестной ему магии, потерял сознание, ничком рухнув на пол. И что происходило в ближайшие часы, вплоть до рассвета, осталось для Охотника тайной. *** Очнувшись на полу, в том же нелепом положении, Ди поднялся и переместился на софу. В голове стоял совершенно непередаваемый звон, словно только минуту назад ему о голову, как о борт сходящего на воду корабля, разбили бутылку шампанского. В комнате было жутко холодно, виною тому, вероятно, стало открытое настежь окно, благодаря которому комнату теперь наполняли первые лучи солнца. Герцога и след простыл, собственно, как и девушек. От кровати, на которой огромным пятном растеклась красная клякса, доносился отчетливый запах свежей крови, а с улицы — привычный для этого времени года крик воронья. — Вот уж новость! Проспал девятый вал сражения! Что же теперь ты скажешь отцам этих бедняжек?! Мысли путались в голове прелестного юноши, словно с дичайшего похмелья, и понимал он только одно — он провалил дело. Девушек, равно как и Герцога, теперь было не сыскать. Верно, Камилла пошла на этот шаг осознанно, ведь их с Сильвией любовь возбранялась и в столь консервативном обществе, как это, могла быть принята с рьяной неприязнью. Оттого так пылко дочь шерифа жаждала проникнуть в покои своей возлюбленной, и пробудилась Камилла. Таков был план. Девушки, вероятно, полагали, что без Охотника не обойдется. Не имея твердой уверенности, что тот поспеет ко времени, юные заговорщицы все же решили обезопасить свой план от провала и воспользовались древним заклинанием, известным немногим, кое Сильвия привезла из Столицы. Все было решено и продумано. Лишь одно обстоятельство едва не разрушило все надежды и мечты — Камиллу укусили второй раз, лишив ее рассудка, а Сильвия так и не успела пробраться к ней вовремя, чтобы напроситься в жертвы Аристократа. Теперь все встало на свои места. Лишь так их любовь могла длиться вечно, не будучи поруганной окружающими. Дверь в комнату распахнулась, громко стукнув о стену. В помещение вошли двое, один из которых, окинув взором комнату, сразу понял, что произошло, и, рухнув на колени, взвыл, как дикий зверь. Второй же — шериф Флин — какое-то время не мог поверить своим глазам, но спустя несколько секунд нервно, навзрыд воскликнул: — Сильвия?! — Они не были случайными жертвами, — начал Охотник, — они хотели уйти вслед за ним. Речь его прервал истошный крик блюстителя закона, в гневе пытающегося достать из кобуры револьвер, но запястье его было поймано рукой Габриэля, с неподдельной тоской и пониманием взглянувшего на него. — Мы ведь знали, Джордж, мы сами виноваты, — на удивление смиренным тоном проговорил хозяин дома, — этого и следовало ожидать. Мы — старые идиоты! — Но их ведь еще можно нагнать? Ведь еще можно обратить все вспять?! — словно говоря сам с собой, выкрикивал шериф в пустоту. — Нет, — прервал эту сцену холодный голос дампира, — невозможно спасти того, кто не желает быть спасенным. Этого не могу я, не смогут и другие. — Вынес свой суровый приговор Ди. А тем временем где-то в подвалах огромного замка, в мертвой, совершенно неестественной тишине и абсолютно родной теперь темноте, сладко спали две девушки, столь же бледные, как и хозяин их нынешнего пристанища. Непонятые миром людей, они нашли свое спасение среди таких же отвергнутых, ныне преданных забвению существ. Сейчас же их спаситель до ночи погрузится в глубокую и безмятежную дрему, а позже, когда на мир опустится сумрак, новоиспеченные дети ночи отправятся в долгий, возможно, бесконечный путь, скитаясь и разыскивая убежище, где ненавидящие взгляды людей их уже не настигнут. Тем же часом из деревни Крассель выдвинулся великолепный молодой человек, прежде пытавшийся спасти одну из этих юных дев, не понимая, в какую игру ввязался, не осознавая, что в данной пьесе ему была отведена самая малозначительная роль. Оттого, вынув из кармана и россыпью обронив на софу несколько золотых, что давеча были выданы ему задатком, он покинул дом безутешного отца и поехал прочь, бесславно растратив целые сутки. Он, несмотря на своё безучастное к чужому горю выражение лица, отчетливо понимал, что сегодня ночью по его вине прервались две жизни. Прервались в мире людей, чтобы продолжиться в мире ночи. И это тревожило его куда больше. Пустив лошадь в галоп, Охотник несся через бескрайние поля, покрытые желтой травой и загнивающей листвой. Проезжая мимо древнего замка Герцога Василеску, лишь мельком взглянув на него, Ди коснулся края своей широкополой шляпы, словно желая удачи его новым обитателям.