Cто двадцать ударов

Исчезнул. Словно растворился где-то во мгле, спрятав остатки своей сущности где-то за стёклами угольно-черных очков. Остатки пустого «привет» до сих пор звучать у Миши в ушах, заставляя его задыхаться. Теплое бедро Дженсена обжигает кожу сквозь джинсовую ткань, огнем прожигает в ней дырку, оставляя боль. Ядовито-синяя куртка, такая же отравленная как и он сам. Миша выдыхает, ощущая тяжесть мужского тела, и поворачивает голову к окну, наблюдая за плывущими за ним домами. Почему сейчас в автобусе так много людей? Почему они вообще едут здесь, рядом, так сдавленно, так запретно? Так близко в первый раз за семь месяцев. Когда все закончилось так и не начавшись. Та ночь. Такая пьяная, насквозь пропахшая сигаретным дымом, потом и сдавленными стонами. И теперь сейчас, снова, здесь, так внезапно, так близко к друг другу, так тесно и так больно. Дженсен недовольно выдыхает, когда водитель тормозит, и он снова вжимается в тело Миши. — Да, да. Давайте ещё ближе, мне же мало, — бурчит он так тихо, что это слышит только Коллинз. — Дай Бог мне силы это всё пережить. Автобус открывается и салон заходит входит ещё несколько человек, приклеивая Дженсена к Мише настолько близко, насколько это вообще можно. У Коллинза перехватывает дыхание от такой близости. Он втискивает ногу между бедер Дженсена и торсом прижимается к его животу. Эклз вновь недовольно стонет, но не делает ни малейшей попытки поменяться с кем-то местами. От Дженсена пахнет сигаретным дымом, алкоголем и лишь немного свежестью, которой он пах когда-то так давно, что даже невозможно вспомнить. Он пьет, постоянно пьет, заливая внутренние собственные раны и комплексы обжигающей желудок жидкостью. За очками прячет в хлам убитые глаза, скрывая разбитые осколки души. Скрывая себя прежнего. Автобус резко тормозит, вдавливая Дженсена в Мишу ещё сильнее. Миша жмурится, отворачивает голову назад, чтобы не смотреть, не слышать, не чувствовать. Дженсен недовольно стонет и вновь что-то бурчит себе под нос. «Неужели всё, да? Ему теперь настолько неприятна моя компания». Коллинз закрывает глаза, вспоминая, как страстно Дженсен целовал его, прикусывал губы, теплыми ладонями касался его живота, касался его везде… «Ему противно сейчас, не так?» На остановке несколько человек выходит, но Дженсен не отстраняется ни на секунду, словно ожидая, чтобы в него зашло как можно больше людей. «Да что же ты творишь, Эклз? Отойди, умоляю». Все кончено, Дженс. Все давным давно кончено. Изменился. Поменялся. Стал похожим не на человека, а на механическую куклу, которая каждый день утоляет жажду в литрах дешевого виски. Кажется, его жизнь продолжается только из-за действия алкоголя. В автобус заходит девушка и Дженсен, ослепительно улыбаясь, снимает наушник и говорит: — Привет, Крис. — Привет, Дженсен. Не хочешь пройти немного дальше? Там есть немного места. — Нет. Мне скоро выходить. Если зайду дальше, то возможности выйти практически не будет. «Черт тебя побери, Дженсен. Я задыхаюсь когда ты рядом. Прошу тебя». Дыхание Эклза обжигает кожу, такое едкое, что оставляет следы на шее. Благодаря разницы в росте Мише удается спрятаться ему под руку, чтобы не смотреть, чтобы даже не позволить себе чего-то лишнего. Не навыдумывать того, чего на самом деле вовсе и нет. Мише не узнает, что вовсе это всё не ложь. Миша не узнает, что это всё специально. Миша не узнает, что Дженсен не хотел отходить, потому что желал ощутить Мишу хоть на несколько минут рядом. Миша не узнает, что через несколько остановок Дженсен вылетит из автобуса, прикрывая рюкзаком стояк. Миша не узнает, что через 10 минут Дженсен закроется в кабинке туалета и начнет надрачивать, вспоминая его тело, его запах. Миша не узнает, что пульс у Дженсена сто двадцать ударов в минуту. Миша не узнает, что Дженсен стонал не от неудовольствия, а от того, насколько он соскучился по этой близости. Миша не узнает, что Дженсен ненавидит себя за то, что просрал столько данных Коллинзом шансов. Миша не узнает, что алкоголь это единственное что держит его на этом свете. Миша просто не узнает!