Сбежавший

Закат решительно разлил на берега свои лучи, багровым отблеском в течении растворяясь, Но согревал слабее пламени свечи, мятежный дух уняв и ночи покоряясь. Стоял надо рвом, промокший и озябший, печальный взор свой в дали устремив, Мальчишка из дворца сбежавший, себя от уз отца освободив. Коль скоро выпадет роса, промозглой ночью будет стужа, И монстров взвоют голоса, почуют — где-то рядом ужин. — Я видел, Марджери, он голоден и бледен, я знал, что там ему несдобровать, — Вещал охотник старой ведьме: — ему хотя бы здесь заночевать. — О, Грегори, так много лет прошло, но уж с ребенком-то мы точно разберемся. Веди его сюда, раз уж на то пошло. А к остальному мы еще вернемся. В охотничью избу зашел мальчишка. Такой красивый, юный, бледный в полутьме, А отроду ему не больше было лет, чем той малышке, что спит давно у дома на холме. — Ты не здоров, малец? Есть хочешь? — скрипя в сердцах, хозяйка начала. — Ну что стоишь и землю топчешь? Иди, садись возле стола. В ответ ребенок лишь слегка кивнул, он прежде вовсе голода не знал. Присел, из кружки отхлебнул, и почему-то снова резко встал. Он видел многое, он слышал смерть. Та каждой ночью к его кроватке прислонялась, Смотрела пристально, склонив чело, моргала редко, любовалась. Его в перипетии бытия втянуло сразу, от рожденья, Он точно знал, когда придет закат, он станет камнем преткновения. И он бежал, бежал, что было мочи, спасался от тугих оков, В конце концов, почти что к ночи, наткнулся на людей и кров. — Позвольте мне остаться ненадолго. Я мало ем, неприхотлив. Работать буду я в уплату долга, и лягу у сарая — не брезглив. — О чем толкуешь ты, сынок? Ну, кто ж ребенка со двора прогонит в ночь?! У Марджери уже готов пирог, ты нам напоминаешь нашу дочь… Как звать тебя? — Не знаю. Не желаю вспоминать. — С трудом могу представить, ты откуда? — Оттуда, где страдала моя мать. Из царства мерзости и блуда. Смолчал мужчина, слов не подобрав, невольно потянувшись к табакерке. Он знал все изначально — оказался прав, схватившись за карман своей венгерки. — И где же это, мне позволь узнать? — Тень любопытства вырвалась наружу. — Там обретает сон глубокий Знать. Там все мертвы, включая тех, кто служит. В подвалах замка дремлет Бог, в нем силу обретают неживые, Повсюду трупы пляшут, не жалея ног, повсюду зеркала, но все кривые. — Мой мальчик, верно, болен ты. То место, что описываешь ты, похоже… И даже в краткий миг дворцовой суеты… Не проглядел бы даже я, они, не сомневаюсь… тоже. — Хотите знать, как я бежал? Моей задачей было лишь увидеть луч рассвета. Звучит то странно, но я долго ждал. Ведь стражники мои боятся света. Они придут за мной, мой путь далек… — Решений спешных с вечера не принимай, Надеюсь, понимаешь мой намек. Давай, малец, поешь и засыпай. А завтра утром, с утренней росой, когда нас озарит великим и могучим… Мы разберемся с темной полосой, и ремеслу охотника тебя обучим. *** И с рассветом холодным, туманным, на тропу, что идет средь лесов, Вышли двое под бой барабанный, деревенских простых корпусов. — До деревни достаточно близко, мы уложимся в пару часов, Что ж ты держишь так голову низко? На тебе больше нет оков. Не скучаешь ли часом по дому? Не желаешь вернуться назад? — Как же можно скучать по такому? Не вернусь я обратно в тот ад. Возвращаться в родные пенаты я отчаянно против теперь, Так сжимали тугие канаты, словно я обезумевший зверь. Я как демон, не видящий света, в подземельях обрел свое я, Все вопросы мои без ответа, разлетались под гам воронья. Предавая анафеме царство, что возвёл наш немертвый король, Я отчаянно жажду лекарства, чтоб унять свою страшную боль. Разыскать его можно повсюду, вопреки разыграв свою роль… — Он поднял свои темные очи, чернильные, черные, точно смоль. — Эй, зачем на меня ты так смотришь! — Ты отправишь меня в мир людей? Ты скажи, ты убить меня хочешь? — Ничего не придумал глупей? Я хотел бы узнать твое имя. Как могу я тебя называть? — Как и ту, что была любима. Как и ту, что боишься назвать. Назови меня именем дочери. — Это странно, ну сам посуди… — Ее звали Диана, не так ли? Называй меня просто Ди. Ничего не изрекши в ответ, все крамольные мысли смолчав, словно давший безмолвью обет, испугавшийся зайца удав, постучал в вороненую дверь, усомнившись в своем естестве, словно загнанный в клетку зверь, он остался теперь в меньшинстве. — О, Грегори, старый мой друг! Чем обязан такому визиту? Переделать пару кольчуг, предоставить кому-то защиту? — По делам я к тебе, Иоанн. Ты ведь лучший для этих земель. Я не болен сейчас и не пьян. Этот парень надул цитадель. Указав на мальчишку рукой, пояснив все товарищу вкратце, Вечер он описал роковой: — Я хочу научить его драться. Молча в дом запустив гостей, удалившись на пару минут, Отыскал он клинок поострей — боевой и простой атрибут. — Для моих не годится охот, все я думал снести в ломбард, Но пока не дошел, на вот — это рыцарский меч «бастард». На протянутых двух руках, малышу тот клинок вручив: — Позаботься о тех врагах, кто душой своей нечестив. Мальчик дар этот доблестно принял, и под вечер, вернувшись назад, Все заметили в свете камина, как глаза его ярко горят. Годы шли и мастер уставший, плоды пожиная побед, Как сына его воспитавший, охотника выпустил в свет. Не забыв нерушимый завет, он покинул родительский дом, И предстал перед миром теней — творение перед творцом. *** Деревню сожгли дотла, погибли и мал, и велик, От жертвенного костра, не спасся даже старик. Но лишь через много лет, наведавшись в те края, Под дождь золотых комет, замешкавшись у ручья, Подъехал к лачуге сын, желающий видеть отца, Но дом его был пустым, хозяева у творца. Могилы их не сыскав, руками к земле припал, В душе себя наказав, он искренне прошептал: «Во всем виноват я один, В каждой резне и войне, Причина я ваших седин, а в смерти виновен вдвойне. В том, что не светит ярко, и ныне луна мрачна, Холодно или жарко — всецело моя вина. Я нежеланный сын, вечно гонимый принц, Теперь навсегда один, в пределах этих границ. Сотру цитадель творца, разрушу проклятый дом, И я уничтожу отца, в свете луны или днем. Имя мне «дикий зверь», его я хочу оправдать. Не отомстив теперь счастья мне не видать. Что же, отец, беги, уж подана колесница. Чтобы убить тебя, вернется твоя десница».