параллельные

      маккой знал спока, сколько себя помнил; их дружба была в состоянии вечного спора и несхожести взглядов - чувственного, пылкого леонарда и рассудительного, серьезного спока, но все это казалось настолько правильным и естественным, что они оба не могли и жизни представить друг без друга.       после школы маккой отправился учиться на врача, но навсегда в большом городе не остался; среди огромных серых улиц и безликих домов этот парень с голубыми глазами и солнцем в улыбке чувствовался совсем чужим, и, как только учеба закончилась, леонард вернулся в родной пригород, где его ждал спок, все ещё каждый день собирающийся в школу, правда теперь уже в качестве учителя.       маккой терпеть не мог свой дом. он был наполнен шумом и живым дыханием, а теперь остался один леонард, и тепло все вытянуло в открытую форточку, и дом пугает своей тишиной и размерами и дико глядит темными окнами-глазницами.       а вот жилище спока холодным и жутким он не считал; ведь там всегда горел огонь в камине, и пахло книгами, и коридоры не казались пустыми, а до потолка заполненными споком, и леонард проводил все время у друга, нередко засиживаясь до темноты, оставаясь на ночь.       недели сменялись неделями, а года годами, маккой продолжал работать в клинике, а спок в школе. вечером их всегда ждал малиновый чай на тесной кухне, а с недавних пор ещё и этот улыбчивый помощник судьи, кирк, берущий у спока толстые книжки про морские путешествия.       это был 1765 год, и революция пришла в их края, постучалась в двери, задышала трупно в затылок, и впервые за много лет дом маккоя наполнился шумом, но злым липким криком, а воздух повис натянутый, звеня.       старый доктор и сельский учитель собрали вещи, и, накинув на себя военные мундиры (спок красный малиновый чайный, а леонард свой, синеглазый), разошлись в разные стороны.       и не видеть друг друга, как оказалось, тошно, и дышать друг без друга душно, и через юного кирка, полюбившегося обоим, оставшегося среди книг спока, было решено передавать письма.       прошло время, и карты легли удачно, и так же удачно меж двух войск легли родные леса и ручей, знакомые споку и леонарду с детства.       воспоминания и близость друг друга натолкнули их на рискованную мысль о встрече, кто знал, чем она обернется; но дело сделано: записка косым, врачебным, но все равно аккуратным почерком отправлена, а место обусловлено.       рискуя быть обнаруженным в любой момент, маккой бесшумно продвигался меж деревьев, не замечая ничего вокруг и не запоминая дороги, пропуская нужный поворот, от волнения подергивал отросшую за время службы бороду, проговаривая про себя все, что скажет споку; как скучает по нему, по тихому стуку ложки о краешек чашки, по темному взгляду из-под вздернутых бровей, по быстрым прикосновениям к вечно холодным кончикам пальцев, по спорам, которые на самом деле не имеют значения, как одиноко и тяжело дышать в сырых окопах без верного друга рядом, как одиноко и тяжело дышать-       спок быстро пробирался по лесу, прыжками сбивая дыхание, и мысли о встрече - единственные, что посещали его в тот момент. они встретятся и убегут, убегут по кочкам мха в лесу, не оставляя следов, и уплывут, не разбудив рыб на дне, улетят в черное небо и спрячутся среди звезд, и больше ничто их не разлучит.       спок не заметил, когда из-за деревьев уверенно шагнул худой силуэт во вражеском синем мундире и почти черной бородой, не заметил, как руки сами вскинули на плечо винтовку, не заметил выстрела, разрезающего тающую тишину леса; он и доктор прятались в звездах, что им делать среди крон деревьев.       спок выплыл из своих мыслей, покосившись на незнакомого солдата, осторожно подошел к уже тихому телу с развороченной выстрелом шеей, и не смог вдохнуть, узнав распахнутые голубые глаза.