Старшая ступенька Легейона

Лишь тот достоин жизни и свободы, Кто каждый день за них идёт на бой.

      Для одних разведчиков, вернуться живым после вылазки — награда. Для других — худший кошмар. Они остались живы, а их друзья, может, даже их любовь, погибли. Эрвин Смит не относился ни к тем, ни к другим. Он — командор. Этим сказано всё о нём, и его жизни. Эрвину Смиту нельзя смотреть назад, он смотри вперёд. Эрвину Смиту нельзя плакать над теми, кого он едва знал — он размякнет, а потом не сможет вести народ к победе. Эрвина Смиту просто нельзя чувствовать боль. Над ним — небо. Путь к счастливому будущему человечества. Под ним — гора трупов, а он на её вершине. На вершине тех, кто отдал свою жизнь, за свободу людей.        Смит не показывал свои настоящие эмоции перед кадетами. Они не должны видеть, что ему может быть больно. И ночами, в компании людей, которым он доверял, Эрвин Смит оплакивал погибших. *Сейчас* — Ты не виноват. — Уверен? Старшины легейона — не полицейские. Они не так часто выпивают, в отличии от военных, хотя, при их работе, выпивать должны как раз солдаты Легейона. По окну барабанил дождь, а в кабинете Эрвина сидели все те, кому он доверял. На диване развалилась Ханджи, облокотившаяся о плечо её верного поклонника — Моблита. На кресле в самом углу комнаты, уютно устроилась Молли, с горячим чаем, и котом на руках. У книжного стеллажа стоял Хансу, опираясь о этот самый стеллаж. В креслах у окна сидели Ривай и Эллен, рядом с ними — Нанаба и Майк. А за столом восседал сам Эрвин. У каждого в руках бокал или рюмка. У кого-то вино, у тех, кто пьёт покрепче — виски. — Ты точно не виновен. — ещё раз повторил Захариус. Он был не самым разговорчивым, и утешительных речей от него можно было не ждать. Единицы случаев, когда майор Майк, пересилив себя, толкал речи о невиновности человека. Но смысл был толкать речь для Смита, если ему уже не в первой сидеть за столом, в окружении близких людей, и в молчании прощаться с погибшими? — К черту это. Никто не мог предугадать, сколько людей мы потеряем. Хватит себя винить, Эрвин. Они отдали жизни за человечество. Они сами выбрали этот путь. — молчавший до этого Аккерман, вдруг нахмурился, и залпом осушил рюмку. Леви всегда пил виски. — Двести восемьдесят. — словно в тумане произнёс Смит. На него было жалко смотреть. Так было каждый раз, после вылазок. Мешки под глазами, пересохшие губы, растрепанный. Таким его видели только друзья. Майк наконец оторвался от лицезрения погребального костра за окном, и отошёл к Нанабе, которая молча смотрела в бокал.  — Ты о чем, Эрвин? — Двести восемьдесят. — повторил командор, поднимая глаза на Майка. Только в такие вечера, в голубых как небо глазах Эрвина, можно было увидеть всю боль, отчаяние, и страх. — Двести восемьдесят солдат. Это число тех, кто погиб. В комнате воцарилось гробовое молчание. Страшные цифры. Двести восемьдесят жизней унесла эта экспедиция. Двести восемьдесят человек не вернутся домой никогда. Послышался тихий всхлип. Его можно было и не услышать, если не прислушиваться. Нанаба и Молли были самыми младшими старшинами. Им все это давалось намного больнее и тяжелее, чем остальным. Девушки старались держаться друг друга, ходить вместе, тренироваться. Даже комнаты были по соседству. Плакали они тоже вместе.       Встав с кресла, помощница Захариуса переместилась в тот самый угол, где пыталась слиться со стеной младшая Бернер. Вместе переживать такое, намного легче. — У меня из отряда погиб Кейджи.– Ханджи Зое никогда не плакала. Она старалась поддерживать остальных, помогать им пережить потери. Но у неё в отряде все были живы, и она не знала ту боль. Сегодня, Ханджи Зое, поняла, что значит потерять близкого человека. Зарывшись носом в шею Моблита, самая сильная женщина разведки, плакала. Бернер не возражал. Он всегда принимал Зое такой, какой она была. Грустной или весёлой, злой или задумчивой, любой. Моблит всегда поддерживал и защищал её. По другому он не хотел. По другому он не умел. — Нужно будет оповестить родню. — подала голос Эллен. Командор Эллен Смит. Та, ради которой Эрвин часами не выходил из лазарета, если её ранили. Та, кого Смит оберегал больше всего. Последний член его родной семьи, одна из последних его надежд. Если с ней что-то случится, трудно будет успокоить командора разведки. Мужчина оберегал сестру, пусть и позволил стать командором на ряду с собой. Он верил ей, она была той, кому Смит доверял больше всех. Той, для кого он жил раньше. Тяжело вздохнув, Эрвин кивнул. Это сложно. Это больно. — Я этим займусь. — Давай-ка, лучше я. — фыркнув, Аккерман подошёл к столу, и заглянул в глаза блондина. — В таком состоянии, ты далеко не уедешь. Я и Майк, оповестим родных. У нас лучше всего получится. — Как скажешь. — тяжело вздохнув, Эрвин выдавил что-то вроде грустной усмешки, и посмотрел на бутылки с алкоголем, которые стояли на столе. — Налить кому-нибудь ещё? — Уже поздно.— заметил Хансу, привычным жестом поправляя очки на носу. — Нам уже уходить надо. День и так тяжёлый, сейчас нужна передышка. — Кто хочет, может идти. — спокойно кивнул Эрвин, тут же подливая себе виски. Первой встала Нанаба. Тяжело вздыхая, девушка попрощалась, а затем удалилась так быстро, как только могла. Следом за ней, помещение покинул и Майк. Ему этого не хотелось, он бы посидел ещё, но выбирая между другом, который успешно запивал свои проблемы, и напуганной девушкой, которая без Захариуса не сможет уснуть, как и раньше после вылазок одна не засыпала, Майк выбирал вторую. Потому, кивнув на прощание, майор удалился за убежавшей подчиненной. Давно уже больше, чем просто подчиненной. Спустя пять минут, поднялся и Моблит. Ханджи признаков жизни не подавала, только бока поднимались и опускались, в такт дыханию. — Спокойной ночи, если она такой может быть. — парень осторожно подхватил женщину, и ногой толкнув дверь, понёс своего капитана спать. Давно уже больше, чем просто капитана. — Вы остаётесь? — с неким удивлением, а так же растерянностью, Эрвин взглянул на тех, кто остался в помещении. —Эллен, Хансу, может, спать пойдёте? — Прогоняешь? — учёный усмехнулся, но оттолкулся от стеллажах, и подошёл к креслу, где все ещё смотрела в чай младшая Бернер. — Молли, идёшь? — А?.. — погрузившаяся в свои мысли разведчица, даже не сразу поняла, что от неё хотят. — Да… Да, конечно. Сильно качаясь, девушка поднялась с кресла, и попрощавшись, вышла, а следом за ней, и сам Хансу.       И только Эллен, Ривай, и Эрвин, опять не спали. И только они смотрели на погребальный костер в окно. Старшины никогда не ходили к нему, если не теряли кого-то из других высокопоставленных. Но они всегда наблюдали за тем, как прощались кадеты, со своими мертвыми товарищами.