Побег и выстрел

      Мы были в безопасности в четырех стенах нашего класса. Хоть и сказать, что нам «было там уютно» язык не поворачивался, но мы не жаловались. Само помещение оставляло желать лучшего: изрисованные парты, намыленная доска, на которой невозможно было писать, трещины в стенах, тщательно забеленные во время ремонта, но все еще заметные — но всяко лучше, чем теперь. Я даже не хочу говорить, каким он стал сейчас. Одно скажу точно: то, что произошло, изменило класс до неузнаваемости. И я сейчас не только о классной комнате.       …Они ворвались внезапно, как и подобало террористам. Звуки выстрелов и даже взрывов на первом этаже, а также оглушительный звук сирены вверг нас в панику. Все побежали вон из класса. Миссис Хендерсон даже не успела посчитать ребят. Когда Они появились в коридоре, и перекрыли нам путь, она погибла первой. Мы услышали выстрел, от которого зазвенело в ушах, а вместе с ним — нарастающие крики детей. Мы видели, как она падает. Мы видели и помним до сих пор тот красный след на стене.       Холод прошил все тело, словно автоматная очередь. Все увиденное и услышанное проникло в глубины сознания и не забудется никогда…       Им не нужна была наша учительница, так же, как не нужен никто из учителей. И поэтому Они всех убили. Им нужны были мы — вот почему нас не тронули. Мы стали заложниками. Товарами для торга с властями. Приманкой.       На наше везение, все случилось по наиболее приятному сценарию. Прилетели спецслужбы и нас спасли. Но никто не смог забыть пережитой трагедии.       Жаль Итана. С ним не должно было случиться такого. Во всем виноват я.       Я не смог успокоить его, я не знал, как действовать в подобной ситуации; никто из нас не знал. И паника погубила его. Пока Они вели нас всех в одну комнату, мы шли с Итаном рядом в середине колонны. Я был более-менее спокоен, но Итан сильно паниковал, и это было видно: у него тряслись руки, и он шептал мне дрожащим голосом, что хочет сбежать. Я отвечал ему: «Не делай этого! Они убьют тебя!». Но на него это подействовало с обратным эффектом. Когда мы проходили мимо поворота в коридор, который оканчивался окном (оно было открыто), Итан сорвался и рванул к нему. В несколько скачкообразных шагов он преодолел несколько метров и раздался выстрел. На спине у него выступило кровавое пятно. Итан вскинул руками. Я не мог смотреть на это, и поэтому закрыл глаза. В последующие секунды я слышал только крики страха и истошные рыдания…       Жаль Фран. После теракта мы были у нее в гостях. Хорошо, что врачи нас впустили. Жаль лишь, что разговор с ней так и не задался. Она только и делала, что непрерывно звала на помощь. Она звала маму, папу, тетю Молли. Мы пытались ее успокоить, но безуспешно, пока в палату на крики не пришла медсестра. Она собиралась сделать девочке укол, но Фран еще громче завизжала, сорвала с медсестры маску и просила ее уйти. Девочка помнила, что Они тоже были в масках, только черных, и закрывающих все лицо, но оставляющих на виду только глаза. Я помню, как Фран пыталась смотреть им в глаза. Не настойчиво — она не пыталась их запомнить, просто проявила интерес. Но Они были безжалостны: девочка поплатилась.       Жаль Рандэла. В тот день он тоже мог не выжить. У него бронхиальная астма, и во время захвата школы он забыл взять с собой ингалятор. Он оставил его в сумке, которые Они не разрешили взять. Мы все беспокоились за него. А вдруг начнется приступ удушья? Ведь он погибнет. Питер не растерялся и решил сам спасти Рандэла. Он осмелился подойти к одному из Них, и объяснил, что у Рандела астма и нет с собой ингалятора. И Они согласились отпустить больного. Мальчик вышел из школы один. Полицейские, оцепившие здание, встретили его. Перед тем, как отдать мальчика родителям, его проверили металлоискателем. А затем обеспокоенные родители Рандела обняли его. Внезапно у мальчика случился приступ вследствие шока. Его увезли на «скорой». Мы видели все это через окно. Мы знали: спасение близко.       Никто не вышел сухим из воды. Никто не вернулся к своим семьям прежним ребенком. Все это научило меня ценить жизнь. Она куда дороже любой денежной суммы. И ее ценность — в ней самой. Нет ничего более драгоценного.       Сейчас я уже считаю себя взрослым, когда начинаю переосмысливать все, что случилось, и то, как изменились наши судьбы, как поменялись мы сами. Вспоминая это, мои уже бывшие одноклассники говорят, что страдание — это несчастье. И ведь действительно: ни Итан, ни Фран, ни Рандэл, никто другой — ни один из нас не заслужил такого. Но хочу я сказать одно: если бы меня спросили, хочу ли я пережить все это вновь, то я бы ответил: «Да, ради Бога!». Когда жизнь сходит с привычной дорожки, нам думается, что это конец. Но быть может, это начало чего-то нового и хорошего. Не знаю, каким бы я был, если б не этот теракт. Однозначно не лучше, чем я сейчас…